Книга рая. Путь. Морфология непостижимого и недосягаемого

14. Космос и орнамент

В середине XII века Михаил Солунский напишет свой экфрасис Святой Софии, где развернутые Павлом мотивы будут представлены уже в виде лаконичных формул, отражающих аналогию храма и космоса:

Так громада этого храма «утвердила главу в небе», хоть корни и пустила в земле. <…> Возможно, она подражает и небу: она приняла в себя образы стихий, и ей недостает лишь немногого, чтобы сделаться всем миром. Ведь благородные опоры кровли, словно прекрасно слаженная ограда, расставлены по четырем сторонам и заканчиваются не прежде, чем примут ее на себя. А в промежутке между ними – высокие колонны: одни идут по прямой линии, а другие, словно в хороводе, поворачивают друг за другом в круг 232 .

232

Виноградов А. Ю., Захарова А. В. Описание Святой Софии Константинопольской Михаила Солунского (4): Перевод и комментарии // Актуальные проблемы теории и истории искусства. Вып. 6. СПб.: НП-Принт, 2016. С. 794.

Тут опять возникают образы стихий, четыре стороны света и хоровод колонн, ассоциируемых со светилами. Экфрасис устанавливает прямую связь описываемого здания с космосом.

В каком-то смысле описание этой процессии в здании, которое имитирует космос или полноту мира, и самим своим развертыванием как бы следует за творением, подражает ему и воспроизводит. Экфрасис Святой Софии разворачивает творение во времени, и с этим связана вся стихия движения, играющая в нем такую важную роль. Между тем, считалось, что Бог (несмотря на «шесть дней творения») сотворил мир вне времени и творение его было мгновенным. Но влияние античной философии, прежде всего Платонова «Тимея», внесло существенные поправки в понимание творения ранними отцами церкви. Амвросий Медиоланский в своем комментарии на «Шестоднев» (то есть на Шесть дней творения, которые греки называли hexamera) 233 пишет, что Бог

233

Анализ связи между представлениями о творении в Писании и традицией античной философии, о которой я тут умолчу, может быть найден в: Robbins F. E. The Hexaemeral Literature. A Study of the Greek and Latin Commentaries on Genesis. Chicago: University of Chicago Press, 1912; Grant E. Science and Religion 400 BC–1500 AD: From Aristotle to Copernicus. Westport, CT: Greenwood Press, 2004. Р. 114–135.

сотворил, и в творении не было промежутка, который был бы заметен людям, ибо Несравненный Деятель так кратко и быстро совершил Свой труд и в одно мгновенье деяния Свои закончил так, что и исполнение Его решения пришло прежде чувственного времени 234 .

Что же создал Бог до времени? Он создал нечто (землю), «невидимое» и «неустроенное». Василий Великий в своем «Шестодневе», послужившем образцом для Амвросия и всех последующих комментариев к творению, высказал мысль, что земля в момент творения была незавершенной («не имела еще полного образования» 235 ). В первые два дня творения Бог создал невидимый мир, еще не обросший материей и не вступивший в течение времени. Амвросий пишет о первоначально созданных земле и небе как невидимых, так как они еще не обрели в первый момент творения никакой материальной индивидуации. Они еще не вошли в мир изменений и времени:

234

Святитель Амвросий Медиоланский. Шестоднев (III, 8). https://vk.com/wall-71667026_304.

235

Василий Великий. Беседы на Шестоднев (II, 1) // Святитель Василий Великий, архиепископ Кесарии Каппадокийской. Творения: В 2 т. Т. 1. Догматико-полемические творения. Экзегетические сочинения. Беседы. М.: Сибирская благозвонница, 2012. С. 227.

Небо и земля – также признак вещей невидимых, признак некоего предмета, который вида не имеет, как проповедано об этом: небеса возвещают славу Божию, и дела рук Его возвещает твердь (Псал. 18: 1). Также и в другие слова Он вложил тот же смысл: потому что невидимое Его… через рассматривание творений видимо (Рим. 1: 20) 236 .

Первоначальный акт творения, согласно Василию Великому, заключался в создании невидимых умозрительных сущностей:

Еще ранее бытия мира было некоторое состояние, приличное премирным Силам, превысшее времени, вечное, присно продолжающееся. В нем-то Творец и Зиждитель всяческих совершил создания – мысленный свет, приличный блаженству любящих Господа, разумные и невидимые природы и все украшение умосозерцаемых тварей, превосходящих наше разумение, так что нельзя изобрести для них и наименований. Они-то наполняют собою сущность невидимого мира, как научает нас Павел… 237

236

Василий Великий. Беседы на Шестоднев (IV, 16).

237

Василий Великий. Беседы на Шестоднев (I, 5). С. 219.

Брат Василия Великого Григорий Нисский, подключившийся к дискуссии о Шестодневе, высказал предположение, что первоначально Бог сотворил то, из чего составляется вещество:

легкость, тяжесть, плотность, скважность, мягкость, твердость, влажность, сухость, холодность, теплоту, цветность, образ, очертание, протяжение. Все сии свойства сами по себе – понятия и голые умопредставления. Ибо ни одно из них само по себе не есть вещество, но, сходясь между собою, делаются они веществом 238 .

238

Григорий Нисский. О Шестодневе. Слово защитительное брату Петру // Григорий Нисский. Творения, ч. 1. М.: Тип. В. Готы, 1861. С. 11.

Таким образом открывается второй этап творения, сходный с тем, что Платон связывал с хорой. Умозрительные свойства определяют свойства элементов (стихий), а те начинают, согласно заложенной в них неотвратимой логике свойств, постепенно производить материальные тела, занимающие предопределенные для них места в порядке мироздания. Все «происходит необходимо по самой последовательности естества в некоем порядке и стройности» 239 . Таким образом Григорий описывает два этапа творения. Первоначально Бог создает умозрительные сущности, которые потом уже «сами» в порядке заложенной в них необходимости начинают развиваться и множиться, производя все сложное многообразие космоса, заполняя его и делая «достаточным». Григорий прямо пишет о первичном творении как о производстве «возможного», то есть чистой потенции:

239

Там же. С. 17.

К таковому же разумению, утверждаем мы, содействуют поставленные в средине речения; ибо написано: «…земля же была безвидна и пуста» (Быт. 1: 2): а из сего явствует, что все уже было в возможности при первом устремлении Божием к творению, как бы от вложенной некоей силы, осеменяющей бытие вселенной, но в действительности не было еще каждой в отдельности вещи 240 .

Потенция движения к некоему пределу, которым обозначается финальное состояние вещей, заложена, по мнению Григория, в божественном слове:

240

Там же. С. 20–21.

…надлежит верить, что в каждое из существ вложено некое премудрое и художническое слово, хотя оно и недоступно нашему взору. <…> созерцаемая в твари премудрость есть слово, впрочем не членораздельное 241 .

Григорий описывает, каким образом происходит упорядочивание мира из нерасчленимой умозрительности первотворения. Он, например, описывает, как потенциальность, заложенная божественным словом, в итоге ведет к дифференциации мира. Он среди прочего описывает, как огонь после первичного творения был «рассеянным» и «потемненным»:

241

Там же. С. 15. Эта нечленораздельность божественного слова для человека связана с его коренным отличием от человеческого слова, которое референтно и «по своей природе в большей степени согласуется с вещью, о которой сказывается слово, чем с говорящим, хотя оно и находится в говорящем как в субъекте» (О природе слова, [рождаемого] интеллектом // Интеллектуальные традиции Античности и Средних веков (исследования и переводы) / Сост. и общ. ред. М. С. Петровой. М.: Кругъ, 2010. С. 136). Другое дело – первородное божественное слово, которое само производит объект высказывание в том самом интеллекте, который его порождает: «…слово есть результат акта интеллекта, в котором формируются и объект, и само говорение» (Там же. С. 139).

Но поскольку в нем есть некая всепроницающая и удободвижная сила, то вместе с тем, как естеству существ дано было Богом повеление привести в бытие мир, и огонь проторгся из всякого тяжелого естества и вдруг озарил все светом 242 .

Огонь вырвался из нечленораздельности и устремился из нее вовне, но, достигнув крайних пределов творения, больше не мог устремляться прочь, и движение его стало закругляться, и он стал описывать круги (похожие на движение chor?s’a – кругового танца), которые обозначили границы творения – «крайний предел чувственного естества» 243 . И этот крайний предел (горизонт) впервые выделяется из умозрительности и наделяется «чувственной сущностью», а в Писании называется «твердью»:

242

Григорий Нисский. О Шестодневе. С. 14.

243

Там же. С. 19.

…все, что принадлежит к чувственному, хотя по естественной тонкости избегает нашего наблюдения, называется твердью. Посему, что было объято огнем во время его кругового обращения (объят же предел вещественной сущности), то, будучи однажды описано каким-то собственным своим пределом, по вещественной природе справедливо наречено твердью в сравнении с тем, что ниже 244 .

Фома Аквинский, в целом следуя логике Григория, различает разные ипостаси неба, соответствующие разным этапам творения:

244

Там же. С. 23–24. Под «твердью» имеется в виду телесная ипостась неба.

Можно сказать также, что то небо, которое было, согласно Писанию, сотворено в начале, и то, которое было создано на второй день, различны. И это [может быть понято] по-разному. Ибо, согласно Августину, небо, которое по Писанию было создано в первый день, есть неоформленная духовная природа, а небо, о котором сказано, что оно было создано во второй день, есть телесное небо 245 .

Фома четко различает стадии первичного дотелесного творения, а затем «деяние различения», к которому относится появление первой телесности, позволяющей видение.

245

Святой Фома Аквинский. Сумма теологии. Часть первая, вопросы 65–119 (часть I, вопрос 68, раздел 1). М.: С. А. Савин, 2007. С. 40.