Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Они вместе вышли из трактира, сын следовал за отцом. Другие мужчины Юденштадта держались позади, на почтительном расстоянии. Пока они шли к Карлову мосту, Йосель мог увидеть все, что разрушил. Сломанные телеги, разбросанные товары, пролитое молоко, разбитые окна… Люди отворачивались от него, торопливо прятались в переулки, забирались под столы, в шкафы. Йосель опустил голову. Ему было стыдно. Казалось, вид этих разрушений вытягивает из него силы, и он еле добрел до ворот Юденштадта. Какой смысл в его силе двенадцати мужчин? Он всего-навсего голем. Он никогда не смог бы жениться на Рохели, завести домашнее хозяйство,

стать настоящим евреем. Теперь он осознал это. И Йосель указал в сторону Староновой синагоги.

Рабби Ливо остановился.

Йосель утвердительно кивнул. Да, время пришло.

– Давай спросим Бога, Йосель. Давай помолимся.

С великой скорбью старик и голем направились к синагоге по Червеной улице. Они прошли под порталом южного вестибюля, украшенного виноградной лозой с тяжелыми гроздьями…

– Йосель, сынок! – воскликнула Перл, сбегая по лестнице из женской части синагоги.

– Подожди, Перл, – остановил ее рабби. – Пойми, мы больше не можем ничего сделать. Пусть он уйдет. Рохель и Зеев мертвы. Прага в развалинах. Все потеряно.

– Нет, Йегуда, они живы. Рохель и Зеев… Они оба живы.

Йосель остановился как вкопанный. Как это понимать?

– Да-да, ты спас их, Йосель! Они живы. Карел только что вернулся и сам рассказал мне. Горожане разбежались, боясь, что ты их убьешь, а стражники испугались не меньше и оставили посты. Так что Освальд безо всяких помех вывез телегу за городские ворота, и никто их не остановил. Да-да, Рохель и Зеев непременно поправятся, а пока что они вместе с Киракосом и Сергеем присоединились к купеческому каравану до Франкфурта, а оттуда до Амстердама. Это правда. Ты спас их, Йосель.

– Вот уж и вправду славные новости, Перл.

– Но есть еще кое-что, Йегуда… – Перл, совсем как восторженная девчонка, хлопнула в ладоши. – Все горожане вернулись по домам, заперли двери, закрыли ставни на окнах, ибо ожидают расправы. Они обещают оставить нас в покое. Они говорят: голем не позволит, чтобы с головы еврея упал хоть один волосок!

– Очень хорошо, Перл.

– Да, Йегуда, очень хорошо. Так что теперь мы хоть какое-то время поживем в мире.

Йегуда ничего не сказал. У них был еще один повод для тревоги. Император. Кроме того, жизненный опыт подсказывал рабби, что мир хрупок, а добрая воля – всего лишь внезапный каприз. И все же его видение, его краткий взгляд на Рай если не изменил всего на свете, то по крайней мере изменил его. Рабби Ливо обрел надежду.

Йосель поднял глаза к небу и увидел журавлиный клин. Скоро наступит осень, листва станет желтой и бурой. Он никогда не видел осень, очень хотел бы ее увидеть, но ему уже не суждено. Зато ее увидит Рохель. Йосель представил себе как она, в своей незабвенной синей юбке, вглядывается в небо. Затем он нагнулся, поднял свою мать и так внимательно на нее посмотрел, словно хотел забрать с собой вечную память о ней.

– Иди, Перл, – нежно сказал раввин. – Оставь нас.

Затем он повернулся к Йоселю:

– Йосель, я не могу.

Голем кивнул, словно говоря: «Да, но ты должен».

Ибо зачем ему жить? Да и как он теперь сможет жить? Кто знает, когда его снова охватит безумие? И им с Рохель никогда больше не быть вместе. По сути, у Йоселя нет будущего. Ни человеческого, ни какого-либо другого.

– Я не могу, Йосель. Ты еврей и мужчина.

Голем лишь

улыбнулся. Это была похвала.

– Ты можешь уйти…

Однако рабби Ливо не мог сказать уверенно, что за этим последует. В глазах Йоселя появилась мольба.

«Сделай то, что должно».

Раввин опустил голову, глубоко вздохнул и с едва заметным кивком согласился.

Они вошли в синагогу. Перед ними оказалась бима – кафедра, с возвышения которой читают Тору, занавесь, скрывающая хранилище священных свитков, справа – кресло раввина. Свечи не горели, и было темно, а тишина казалась особенно торжественной.

По лестнице отец и сын поднялись на чердак, где хранились книги, слишком старые и потрепанные, чтобы ими пользоваться. Йосель сразу понял, что здесь побывала Рохель. Повсюду чувствовался ее запах – аромат грибов на лесной опушке и ландышей, крошечных белых цветочков, похожих на колокольчики, которые она любила больше всего. Повинуясь раввину, Йосель лег на пол. Он не стал закрывать глаза, а на его лице светилась улыбка. Ибо перед его глазами снова стояла Рохель – такая, какой он увидел ее в первый день своей жизни. Напевая за работой, она позволяет солнечному свету, точно растаявшему маслу, стекать по ее голове и шее…

Обряд начался. Раввин семь раз обошел вокруг голема посолонь, затем семь раз в обратную сторону – как делал это, когда создавал Йоселя. Он поклонился северу, югу, западу и востоку, потом встал в ногах у голема, нараспев произнес слова молитвы об упокоении.

«Возвеличено и священно будь имя Его в мире, которому быть созданным заново, где Он оживит мертвых и пробудит их к жизни вечной…»

«Кадиш,[51]

[1] В том фрагменте Торы, где говорится о сотворении человека (Верещит, гл 2, ст. 7), сказано: «И сделал Творец человека из праха земли и вдул в его ноздри нишмат хаим, душу (нешама – душа, дыхание) жизни, и стал человек душою живой (нэфеш хая)». Нешама – это высшая душа, в отличие от нэфеш жизненная сила всего живого, сотворенного из «земли» (материи, плоти и крови).

[2] Цфат (Сафед) – один из четырех священных городов евреев, родина тайного учения Каббалы. Расположен на вершине одной из гор Верхней Галилеи, на севере Израиля. Славу город приобрел в XVI–XVII веках, когда сюда переселилась целая плеяда известнейших раввинов-мистиков, бежавших от преследования инквизиции из Испании и Португалии. Город имеет форму перевернутой чаши, улицы идут сверху вниз.

[3] Навес на четырех шестах, под которым происходит церемония бракосочетания. Молодожены стоят под ней, как бы находясь в своей отдельной от других оболочке – в знак гармонии между ними, однако открыта со всех четырех сторон, символизируя их связь с общиной. Иногда хуппа устраивается под открытым небом.

[4] Кружочки или квадратики теста, фаршированные различными начинками.

[5] Пирожки или клецки с начинкой из картофеля, мяса или каши.

[6] Род запеканки или пудинга.

[7] Перегородка, отделяющая женскую часть синагоги от мужской. Считается, что женская красота отвлекает мужчин от молитвы, в то время как женщины по своей природе более сосредоточены.

[8] Род брачного контракта. В ктубе провозглашается намерение жениха кормить и одевать жену и заботиться о ней. Обычно ктуба пишется на арамейском языке, родственном ивриту. Иногда читается краткий перевод.

Поделиться с друзьями: