Книга таинств Деливеренс Дейн
Шрифт:
Наконец в огонь полетела плимутская горечавка — почти нигде не встречающийся нежный розовый цветок. Конни нашла его, почти погибающего, на глинистом берегу небольшой лужи, именуемой прудом Джо Брауна — всего в нескольких минутах ходьбы от Милк-стрит. Подвядшие, но не засохшие цветки слегка поникли, когда она взяла их в руки. Как только они оказались в пламени, оно извергло из себя белый шар, который, пыхнув, взорвался. Конни на секунду застыла от удивления и заставила себя повернуться к манускрипту.
«Брось бутыль в огонь, а сама читай «Отче наш» и следом самое сильное Заклинание», — говорилось в книге.
— Ладно, — сказала она вслух, чтобы развеять страх. Только он никуда не делся.
— Ладно, — еще раз сказала она, дрожащей
— Отче наш, — начала Конни. — Иже еси на небеси. Да святится имя Твое. — Читая молитву, она стала приближаться к очагу с бутылью в руке. — Да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. — Языки пламени взвились кверху, обдавая жаром кирпичные стенки, а комната стала наполняться дымом. — Хлеб наш насущный даждь нам днесь, — продолжала она, зажмурившись от жара. — И остави нам долги наши, — она выбрала более старую формулировку, — яко же и мы оставляем должникам нашим. И не введи нас во искушение! — говорила она уже громче. Никогда раньше она не вслушивалась в слова, а теперь, когда в камине неистовствовало белое пламя, ей казалось, что нужно перекричать его шипение и треск. Она держала бутыль на вытянутой руке над огнем, обжигая пальцы, так что на коже стали вздуваться волдыри. — Но избави нас от лукавого! Яко твое есть царствие! И сила! — Пламя поднялось и жадно лизнуло дно бутыли. — И слава! Ныне и присно и во веки веков! Аминь!
Она разжала пальцы. Завертевшись, бутылка стала медленно опускаться вниз, вниз, вниз и, наконец, упала, подняв сноп искр, а пламя со свирепым ревом сомкнулось над ней. Теперь надо произнести заклинание. Не зная, куда деть руки, Конни молитвенно сложила их на груди и наклонила голову. Волдыри на коже были мягкими на ощупь.
— Agla, — начала она. Пламя вспыхнуло ярче, и из горящих поленьев поползла вверх струйка белого дыма. — Pater! Dominus! — С каждым словом дым становился гуще, он наполнял собой дымоход и выплескивался на потолок, обволакивая балки и подбираясь к открытым окнам. — Tetragrammaton! Adonai! Отец Небесный, умоляю тя, яви Мне Злодея!
Как только последние слова слетели с ее губ, белый дым стал таким плотным, что напоминал хвостатое чудовище, которое, выскочив из камина и скользнув по потолку, вылетело в окно. В это мгновение пламя, громко выдохнув, сникло. Конни открыла глаза: в комнате было тихо и спокойно, дым исчез, а в камине приветливо потрескивали дрова.
Она оглядела комнату, все еще не разжимая рук. Уютно горел камин, где в углях пристроилась закоптившаяся от дыма бутылка. На столе по-прежнему лежали книга и неиспользованные травы. Интересно, а не почудилось ли ей все это — дым, шум, прыгающее пламя?
— И это все? — спросила она у пустой комнаты. Арло нигде не было видно. Она заглянула под стол: там из клубка шерсти на нее испуганно смотрели два глаза. — Можешь выходить, — прошептала она, маня его к себе. — Уже все.
Он не шелохнулся. Конни, хмурясь, выпрямилась. Что-то не так. Дом, казалось, напрягся в ожидании. Она не знала, что делать дальше.
Пока она с широко раскрытыми глазами стояла у стола, опершись на него ладонями, вдалеке раздался грохот, как будто по деревянному мосту ехал тяжелый грузовик. Грохот приближался. За те мгновения, пока она, обогнув стол, подошла к окну, звук разросся и заполнил все вокруг. Под ногами дрожал пол, сосновые половицы гнулись и шатались. Конни упала на колени. Теперь уже сотрясались и стены дома, в шкафу дребезжала посуда, а висящие кашпо с клеомами резко и неровно раскачивались. Конни заползла под стол, пол вздымался и вибрировал. На кухне, свалившись с полки, вдребезги разлетелся кувшин. Она обняла Арло, и в этот момент раздался последний «бум!», и все стихло. Конни высунула голову из-под стола и раскрыла рот от изумления.
На пороге, поправляя свой клубный галстук, стоял Мэннинг Чилтон.
Конни попятилась,
потом, услышав его смешок, вылезла из-под стола.— Боже, девочка моя! — воскликнул он, шагнув внутрь. — А я думал, вы преувеличиваете. И в самом деле, жалкая лачуга.
Конни охватил ужас, но внутренний голос напомнил ей про выжженный на двери круг. Будь на своей земле, звучал в ушах наказ Грейс. Никто не заботится о твоей безопасности больше, чем я. Конни выпрямилась, в смятении.
— Что… — заикаясь, выдавила она, — что вы здесь делаете?
Она быстро пробежала глазами заклинание. В конце значилось: «Яви мне злодея». Но тут она поняла, что не дошла до последней строки. «Когда Водица Закипит, Колдун явится к огню, — обещал рецепт. — Булавками и хитростью заставь его освободить Жертву от его Дьявольских козней. Читай, как приготовить напиток Смерти, дабы узнать о других способах». Далее приводился длинный список латинских названий трав для верного избавления. В самом низу страницы, бледными, почти незаметными чернилами было выведено: «См. дальше».
Конни вскинула глаза на своего руководителя, который приближался к ней с тонкой улыбкой на губах.
— Я все собирался к вам заглянуть. У вас ведь кое-что есть для меня, не правда ли?
Чилтон говорил бодро, но слегка удивленно, словно давно выдвинутая им теория только что подтвердилась.
— Как… — хрипло начала она и сглотнула, во рту пересохло. — Как вы сюда попали?
Он рассмеялся, подходя еще ближе.
— Разумеется, на машине.
Конни успела прочитать несколько исторических описаний заклинания ведьминой бутыли, но все расходились во мнении насчет того, что же должно произойти. Она думала, что заклинание вытянет болезнь — «злодея» — из Сэма и, возможно, загонит ее в раскаленную на огне бутыль. Но, выходит, текст можно прочитать иначе. Оказалось, что заклинание «вытягивает» к огню того, кто виноват в болезни. Чилтон, вероятно, думал, что зашел к ней по собственной воле, однако Конни понемногу осознавала, что его появление явилось результатом ее действий. Она с ужасом смотрела на профессора.
Он наклонился рассмотреть один из стульев, который Конни отодвинула к стене.
— Восемнадцатый век. Прекрасно, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. Провел длинным пальцем по узорчатой спинке. — Инкрустация, — заключил Чилтон. Выпрямившись, он посмотрел на Конни. — По правде говоря, я был у себя в кабинете, работал над амальгамами и вдруг решил, что не мешало бы заехать к вам. — Он снова улыбнулся, но уже без всякого веселья. — Надеюсь, ртуть не выкипит. Представляете, как я объясню на следующем собрании исторического факультета химический пожар у себя в кабинете?
— Я… — начала Конни, но мысли бежали впереди языка.
Почему заклинание ведьминой бутыли вызвало именно его?
Она смотрела, как ее руководитель неспешно и невозмутимо осматривает бабушкину столовую.
— Так это и есть то самое гнездышко, о котором вы так беспокоились.
Конни отбросила напрашивавшийся вывод как невозможный. Чилтон — выдающийся, заслуженный ученый. Он пишет книги, читает лекции. Он курит трубку, в конце концов! Ему важна истина, как он сам говорил, и репутация. Он честолюбив и предан своему делу. Но он не отравитель.
Голос рассудка, который Конни вначале заглушила, теперь орал во всю мочь. Алхимия! Амальгамы! Чилтону не терпелось завладеть книгой, чтобы продолжить алхимические опыты. Он пытался подогреть интерес Конни похвалой и обещанием профессионального успеха, а потом еще и следил за ней, когда она искала книгу в библиотеке Гарварда.
Логическая цепочка начала выстраиваться, и у Конни широко распахнулись глаза. Чилтону самому нужна эта книга. Он надавил на Конни, чтобы она ее для него нашла. А если он знал, что это за книга, то лучшего стимула и не придумать.