Книга утраченных сказаний. Том I

Тинфанг Трель

Тихий посвист, легкий свист, Флейты звук высок и чист. То играет Тинфанг Трель. Кто танцует, одинок, Вьются тени легких ног В серых сумерках лесных В свете первых звезд ночных? Он зовется Тинфанг Трель. Видишь первую звезду? Как огонь ее раздут В пламень дымно-голубой. Он играет не для нас, Он играет не для вас, О, не для нас с тобой. Все мелодии его Для него, ни для кого, Ведь это Тинфанг Трель.

(Перевод А. Дубининой)

В первом варианте Тинфанг назван «лепраун» (leprawn), а по раннему словарю языка гномов он — «фэй».

Второе стихотворение озаглавлено Вдаль по древним холмам, прочь из этих земель [Over Old Hills and Far Away]. Оно существует в пяти вариантах, название самого первого из которых переведено на древнеанглийский — Geond fyrne beorgas and heonan feor. Примечание отца гласит, что оно было написано в Броктон Камп в Стаффордшире между декабрем 1915-го и февралем 1916-го и переделано в Оксфорде в 1927 году. Последний вариант, приведенный здесь, отличается от ранних не только отдельными словами, но и целыми строками. В конце я даю несколько наиболее интересных отличий.

Вдаль по древним холмам, прочь из этих земель

Ранней ночью июньской была тишина, Были звезды бледны, далека луна^[прим.1], И деревья поникли в томительных снах, Пока тени, проснувшись, оживали в корнях. Я тихонько поднялся и стал пред окном, Оставляя постель, непримятую сном; Что-то там трепетало, прекрасно и странно, Как цветка аромат или пряди тумана Над озерною гладью^[прим.2] в эльфийской земле^[прим.3], Кружит белым мерцаньем в струящейся мгле, Звездный свет или ветер доносят его Высоко к переплету окна моего. Или это был звук? И дивил он меня, Ибо он приближался, так ясно звеня, Будто издалека, с каждым шагом слышней, Чист, как звездная искра среди камышей, И неверен и смутен — то есть, то нет — Как росинки полночной мигающий свет. Я на зов поспешил, распрощавшись со сном, По скрипучим ступеням, сквозь дремлющий дом, Вот вздохнула дверь, выпуская в ночь, От порога — лужайкой, и прочь, прочь! Это был Тинфанг Трель в своем танце ночном, Тот, чья флейта звала за вечерним окном; Развевалась, сверкая, как иней в мороз, Паутина его древних белых волос, И вокруг него звезды мерцали, кружась, И под флейту их свет разгорался и гас^[прим.4] Синеватыми искрами на серебре^[прим.5] — Как мерцают всегда вслед его игре. Но лишь призраком звука нарушив покой, Белой гальки я тихо коснулся стопой, Как прыжок его ног вспыхнул в вихре песка, Ветерком белых пальцев сверкнула рука. Так в мгновение ока подпрыгнул он ввысь В бледном блеске волос, что как крылья неслись; Свою длинную флейту, что пела в руке, Перекинул за плечи висеть на шнурке. И своим узким тельцем, изящней тени, Он скользнул в тростники, и сомкнулись они, Лишь серебряным смехом вода отдалась, И высокую ноту он выдул, смеясь, И порхнуло в тени платье цвета теней. О! Изогнуты вверх, клюва птицы длинней, Загибались носки мягких туфель его, Он как ветер ночной танцевал над травой. Он ушел, и долина нага и пуста, Здесь стою я один, и вокруг темнота. Но внезапно из сумрака дальних лугов, Но опять издали, из сырых тростников, От замшелых полян, от вечерних болот Льются несколько быстрых трепещущих нот. Я ручей перепрыгнул, по лугу скорей, Ибо то Тинфанг Трель был с игрою своей, И я должен за посвистом флейты спешить Сквозь траву, через корни и сквозь камыши, По туманным полям, по ночным тростникам, Что еще вторят древнего эльфа шагам, И кивают и шепчут под быстрой стопой; Вдаль по древним холмам, над дремотной рекой, Прочь из этих земель, далеко к той стране, Где эльфийские арфы^[прим.6] поют в тишине.

(Перевод А. Дубининой)

Из ранних вариантов:

1. «Был тихим вечер однажды в июне,

На меня звезды столь рано взглянули…»

Ср. с прозаическим текстом, с. 94 : «Нолдоли говорят, что когда играет Тинфанг Трель, звезды торопятся вспыхнуть».

2. «над озерной гладью» вместо «над озером фэери».

3. «в эльфийской земле» вставлено в последнюю версию текста вместо «в земле фэери».

4. «Загорались они, засиять торопясь…»

Ср. примечание (2).

5. «Синие звезды ярко сияют,

Пока на флейте Трель им играет».

Ср. с прозаическим текстом, с. 95 : «или он заиграет под полной луной, и ярко сверкают синие звезды».

6. «эльфийские арфы» вставлено в последнюю версию текста вместо «арфы фэери».

?

Первая часть Оков Мэлько приобрела совершенно иную форму в позднейших версиях, где во время пребывания валар на острове Алмарэн под светом Двух Светилен (Сильмариллион, с. 35) «семена, посеянные Йаванной, начали быстро прорастать и распускаться, и появилось множество растений, больших и малых: мхи и травы, великие папоротники и деревья с вершинами, венчанными облаками», «пришли звери, что обитали на травянистых равнинах, в реках и озерах, поселились в тенистых лесах». Такова была Весна Арды, но после прихода Мэлькора и возведения Утумно «зелень блекла и гнила, реки забило водорослями и илом, появились болота, вонючие и ядовитые, где множились мухи; леса же стали темны и опасны, и страх поселился в них; звери обратились в чудищ, клыкастых и рогатых, обагрив землю кровью». Затем произошло низвержение Светилен, и «так окончилась Весна Арды» (с. 37). После создания Валинора и появления Двух Древ «Средиземье лежало в сумерках под звездами» (с. 39), и лишь Йаванна и Оромэ из всех валар приходили туда время от времени: «Йаванна бродила в темноте, печалясь, ибо рост и надежды Весны Арды погибли. И она погрузила в сон многое из того, что появилось Весной, дабы оно не старело, но ожидало времени грядущего пробуждения» (с. 47). «Но уже были древнейшие из живых: в морях — огромные водоросли, на суше — высокие тенистые дерева; и в долинах меж укрытых мраком холмов жили темные создания, древние и могучие».

В раннем повествовании, однако, не упоминается о начале роста во времена Светилен (см. с. 69 ), а первые деревья и травы появляются от заклинаний Йаванны во мраке, последовавшем за падением Светилен. Более того, в последнем предложении говорится о семенах, посеянных в «мирных сумерках», пока Мэлько был скован, и эти семена ожидали «только света… чтобы прорасти». Таким образом, по раннему повествованию, Йаванна сеет во мраке, предвидя, как представляется, рост и цветение в дни солнечного света, в то время как во всех последующих версиях богиня скорее погружает в сон то, что пробудилось под светом Светилен в дни Весны Арды. Ио и в раннем повествовании, и в Сильмариллионе содержится мысль, что Йаванна предвидит, что в конце концов свет придет и в Великие Земли — в Средиземье.

Концепция текучего света, струящегося в воздухе над Землей, также весьма примечательна, и, кажется, первоначально века сумерек к востоку от моря были освещены остатками этого света («Редко теперь выпадал мерцающий дождь, и везде царила темнота, озаряемая лишь слабыми проблесками света», с. 98 ) и звездами Варды, хотя «боги собрали почти весь свет, что прежде струился в воздухе» (там же).

«Великое неистовство» (с. 100 ) может мыслиться как предшественник Битвы Стихий в позднейшей мифологии (Сильмариллион, с. 51). Ио если в раннем повествовании деяния Мэлько являются причиной прихода валар, то Битва Стихий, в которой меняется облик Средиземья, следует за появлением валар. В Сильмариллионе валар подвигнуты на штурм Утумно тем обстоятельством, что Оромэ обнаружил недавно пробудившихся эльфов.

По богатству деталей и «примитивности» общей атмосферы рассказ Мэриль-и-Туринкви о пленении Мэлько мало напоминает позднее повествование, которому равно чужды и стиль переговоров в Утумне, и вероломные уловки валар с целью поймать Мэлько в ловушку. Но некоторые детали сохранились: скованная Аулэ цепь Ангайнор (хотя и не из чудесного тилькала с его именем чрезвычайно нехарактерной деривации), борьба Тулкаса и Мэлько, заключение последнего в Мандос «на три века», и мысль о том, что его твердыня не была разрушена до основания. Также выясняется, что мягкий и доверчивый характер Манвэ обозначился рано, а ссылка на то, что Мандос редко говорит, предвосхищает тот факт, что в Сильмариллионе Мандос выносит свои приговоры лишь по слову Манвэ (см. с. 90). Происхождение соловьев из владений Лориэна в Валиноре также уже присутствует.