Книга утраченных сказаний. Том I
Шрифт:
(vi) Боги Смерти и судьбы эльфов и людей (с. ~76–77~)
Данная часть сказания содержит наиболее поразительные и трудные для объяснения детали. Мандос и его супруга Ниэнна появляются в самом начале сказания — в рассказе о приходе валар в мир (с. 66 ), где они названы «Фантур Смерти, Вэфантур Мандос» и «Фуи Ниэнна», «госпожа смерти». В интересующем нас абзаце сказано, что Вэфантур назвал свое жилище Вэ по своему собственному имени, в то время как впоследствии (Сильмариллион, с. 28) его самого называли именем его чертогов; но в ранней работе разграничиваются местность (Мандос) и чертоги (Вэ или Фуи), находящиеся в этой местности. Здесь Мандос еще не «Глашатай Судеб Валар», который «объявляет свои приговоры и пророчества лишь по слову Манвэ» — что позднее мыслилось как одна из наиболее примечательных особенностей данного валы; и поскольку здесь Ниэнна — жена Мандоса, то Вайрэ Ткачиха, его супруга
Наиболее важной в абзаце о Мандосе представляется определенность в вопросе о посмертных судьбах эльфов: они ожидают в чертогах Мандоса, пока Вэфантур не освободит их, чтобы возродиться детьми в своем народе. Эта идея уже возникала в сказании Музыка Айнур (с. 59 ), и данная концепция эльфийского «бессмертия» оставалась неизменной много лет; мысль же о том, что эльфы могут умереть только от оружия или от скорби, сохранилась без изменений — она появилась уже в Музыке Айнур (там же): «Что же до эльдар, то они живут до самого Великого Конца, если не будут убиты или не исчахнут от горя», и этот абзац, весьма мало изменившийся, мы встречаем в Сильмариллионе (с. 42).
В рассказе о Фуи Ниэнне мы, однако, сталкиваемся с идеями, находящимися в глубоком противоречии с основной мыслью позднейшей мифологии (в этом абзаце ощущается также некий уклон в иную мифологическую концепцию — в причудливых образах слез, созданных из соленых испарений, и черных облаков, которые ткет Ниэнна, посылая с ними в мир «отчаяние, слезы без надежды, скорбь, слепое горе»). Здесь мы также узнаем, что Ниэнна судит людей в своих чертогах, названных по ее собственному имени Фуи; и что некоторых она оставляет в местности Мандос (где находятся ее чертоги), в то время как большая их часть отправляется на черной ладье Морниэ, которая всего лишь перевозит мертвецов на юг, на побережье Арвалина, где они бродят в сумерках до самого конца мира. Но других она отправляет прочь, и Мэлько забирает их в Ангаманди, где их ждут «злые дни» (в каком смысле эти люди мертвы или смертны?); и (что самое удивительное) малое число людей уходит жить к богам в Валинор. Это очень непохоже на Дар Илуватара, благодаря которому люди не привязаны к миру, но покидают его, уходя неизвестно куда; [37] это и есть самая настоящая Смерть (ибо смерть эльфов есть лишь «подобие смерти» — см. Сильмариллион, с. 42): окончательный и неизбежный уход.
37
Ср. Сильмариллион, с. 104: «Иные говорят, что они [люди] тоже уходят в чертоги Мандоса; но их место ожидания не то, что у эльфов, и из сотворенных Илуватаром лишь Мандос — не считая Манвэ — знает, куда уходят они, проведя назначенное для воспоминаний время в тех покойных чертогах у Внешнего Моря». Там же, с. 186: «Ибо по ее просьбе дух Бэрэна медлил в чертогах Мандоса, не желая покинуть мир, покуда не придет Лутиэн для последнего прощания на туманные берега Внешнего Моря, откуда умершие люди отправляются, чтобы никогда не вернуться».
Но есть возможность пролить некий, хотя и слабый, свет на посмертное существование людей, которые скитаются во мраке Арвалина, «устраивая себе жилища, как могут» и «в терпении ожидая наступления Великого Конца». Я должен сослаться на то, как изменялись названия этой местности, о чем см. на с. 79 . Из ранних списков слов (или словарей) обоих языков (см. Приложение ) становится ясно, что значение топонимов Харвалин и Арвалин (и, вероятно, Хаббанан) — «(находящийся) возле Валинора/валар». Из словаря языка гномов следует, что слово Эруман означает «(находящийся) за обиталищами манир» (т. е., к югу от Таниквэтиль, где жили подчиненные Манвэ духи воздуха), из него также выясняется, что слово манир связано со словами гномского языка манос, значение которого — «дух, ушедший к валар или в Эрумани», и мани — «благой, святой», Смысл этих этимологических связей остается малопонятным.
Так же существует весьма раннее стихотворение об этой местности. Оно, согласно примечаниям отца, написано в Броктон Камп (Стаффордшир) в декабре 1915 г. или в Этапле в нюне 1916 г. Оно озаглавлено Хаббанан под звездами [Habbanan beneath the Stars], В одном из трех его текстов (между
которыми нет расхождений) заглавие дано по-древнеанглийски: ?a gebletsode felda under ?am steorrum [ «блаженные поля под звездами»), в двух текстах Хаббанан в заглавии было изменено на Эруман, в третьем Эруман стояло с самого начала. Стихотворению предпослано краткое прозаическое вступление.Хаббанан под звездами
Хаббанан — край, где приближаешься к местам, что не принадлежат людям. Там воздух душист, а небо вельми глубоко, ибо просторна Земля.
В подзвездном крае Хаббанан, Где все кончаются пути, Там эхо песни дальних стран И слабый отзвук струн летит К тем, кто собрался вкруг огня, Один лишь глас поет, звеня, И все покрыла ночь…Решающее доказательство мы находим в раннем списке квэнийских слов. Первые статьи этого списка восходят (как я полагаю, см. Приложение ) к 1915 году, и в одной из этих статей, о корне мана, дано слово манимо, которым называют душу, находящуюся в манимуинэ — «Чистилище».
И стихотворение, и словарная статья предоставляют редкую возможность пролить свет на мифологическую концепцию в ее ранней фазе: здесь идеи, взятые из христианской теологии, выражены прямо. В замешательство приводит и осознание того факта, что эти мотивы присутствуют и в самом сказании — в рассказе о посмертной судьбе людей после суда в черных чертогах Фуи Ниэнны. Некоторые, «а их больше всего», отправляются на ладье смерти в (Хаббанан) Эруман, где они скитаются во мраке и терпеливо ожидают Великого Конца; некоторых хватает Мэлько и мучает их в Ангаманди — «Железных Преисподнях»; немногие отправляются жить к богам, в Валинор. С учетом сказанного в стихотворении и в ранних «словарях» это не может быть ничем иным, кроме как отражением Чистилища, Ада и Небес.
Все это становится еще более необычным, если мы обратимся к заключительному абзацу сказания Музыка Айнур (с. 59 ), где Илуватар говорит: «Людям я дам новый, больший дар», дар «творить и направлять свою жизнь за пределы изначальной Музыки Айнур, которая для всего прочего в мире есть неумолимый рок», и где говорится, что «у дара, однако, есть и другая сторона: Сыны Человеческие приходят в мир, чтобы лишь недолго пожить в нем и уйти, хотя и не исчезают при этом окончательно и бесповоротно…» Приняв окончательный вид, в Сильмариллионе (с. 41–42), этот абзац не очень сильно изменился. Правда, в ранней его версии отсутствуют предложения:
«Но поистине умирают сыны людей и покидают мир; посему зовутся они Гостями, или же Странниками. Смерть — судьба их, дар Илуватара, коему с течением Времени позавидуют и Стихии».
Тем не менее очевидно, что этот центральный образ — Дар Илуватара — уже присутствует.
Но этот вопрос я должен оставить, ибо он — загадка, которую я не могу решить. Самым простым объяснением противоречия между двумя этими сказаниями было бы предположение, что Музыка Айнур написана позже Пришествия Валар и Создания Валинора, однако, как я уже указывал (на с. 61 ), все свидетельствует об обратном.