Книги крови III—IV: Исповедь савана

Хмырь тоже ввязался в потасовку. Он собрался обыскать отрепья Поупа, которого Рыжий держал за горло и прижимал к стене туннеля. Старик изо всех сил сопротивлялся — его руки мелькали, как крылья мельницы, глаза наливались бешенством «Не рыпайся, — мысленно посоветовал ему Карни, — тебе же хуже». Но старик, похоже, был в панике. Его негромкие протестующие крики больше походили на звериные, нежели на человеческие.

— Кто-нибудь, подержите ему руки, — велел Хмырь, уклоняясь от молотящих обидчиков кулаков Поупа.

Брендан ухватил старика за запястья и вздернул его руки над головой, чтобы облегчить обыск. Даже теперь, без малейшего шанса вырваться, Поуп продолжал извиваться. Ему удалось сильно пнуть Рыжего по лодыжке, за что он немедленно получил затрещину. Из носа у него хлынула кровь, потекла вниз, в открытый рот. Карни знал: она течет оттуда, где очень много красок. Ему не раз доводилось видеть человеческие внутренности; яркие, влажно поблескивающие мотки кишок, желтый жир, пурпурные легкие — это великолепие заключено в сером мешке тела Поупа. Карни и сам не понимал, почему вдруг ему пришла такая мысль. Ему стало не по себе, и он попытался опять переключиться на разглядывание мошкары. Но Поуп снова привлек внимание страдальческим криком — Хмырь рванул одну из его многочисленных жилеток, чтобы добраться до нижних слоев.

— Сволочи! — завопил Поуп, не заботясь о том, что брань неминуемо влечет за собой новые побои. — Уберите свои поганые руки, или я отправлю вас на тот свет! Всех до единого!

Кулак Рыжего заглушил угрозы, и рот бродяги снова наполнился кровью. Поуп плюнул ею в своего мучителя.

— Не искушайте меня, — продолжал он, перейдя на невнятный шепот. — Предупреждаю…

— От тебя воняет, как от дохлой псины, — бросил Брендан. — Может, ты и есть дохлая псина?

Поуп не удостоил его ответом. Взгляд старика был устремлен на Хмыря — тот методично обшаривал карманы ветхого пальто и жилетки, а выуженные вещицы бросал в пыль на полу туннеля.

— Карни, — рявкнул Рыжий. — Давай, поройся в его барахле! Посмотри, есть там что-нибудь стоящее или нет.

Карни оглядел кучку пластмассовых безделушек и засаленных ленточек вперемешку с истрепанными листками бумаги (не поэт ли он?) и пробками от бутылок.

— Да тут одна дребедень, — сказал он.

— Все равно посмотри, — велел Рыжий. — Может, в эту макулатуру завернуты деньги. — Карни не шелохнулся. — Посмотри, я сказал.

Карни неохотно присел на корточки и принялся ковыряться в хламе, который Хмырь продолжал кидать на землю. Хватило одного взгляда, чтобы понять: здесь нет ничего ценного. Однако кое-какие вещицы — затертые фотографии, почти нечитаемые записки каракулями — могли пролить свет на то, кем был Поуп, прежде чем пьянство и подступающее слабоумие уничтожили его разум. Но, несмотря на свое любопытство, Карни не хотел совать нос в секреты Поупа. Ведь это все, что осталось у старика.

— Ничего особенного, — объявил Карни после беглого осмотра.

Однако Хмырь еще не закончил обыск. Чем глубже он зарывался, тем больше слоев грязной одежды открывалось его жадным рукам. Карманов у Поупа оказалось не меньше, чем у фокусника.

Карни поднял глаза от сиротливой кучки вещей и, к собственному смущению, обнаружил, что взгляд Поупа прикован к нему. Старик, обессилевший и избитый, уже не возмущался. Вид у него был жалкий. Карни показал ему раскрытые ладони в знак того, что ничего не взял. Поуп еле заметно кивнул в ответ.

— Есть! — торжествующе завопил Хмырь. — Вот она, родимая!

Он вытащил из одного кармана бутылку водки. Поуп либо слишком ослабел и не заметил, что его лишили заначки, либо слишком выдохся, чтобы протестовать: он не издал ни звука, когда заветная бутылка перекочевала к противникам.

— Все? — поинтересовался Брендан. Он захихикал, и этот пронзительный смешок выдавал нараставшее возбуждение. — Может, у этого хрена в загашнике еще что-нибудь припрятано? — предположил он, отпустив руки Поупа, и оттеснил Хмыря в сторону.

Последний не стал возражать — он заполучил бутылку и больше ни на что не претендовал Хмырь отбил горлышко, чтобы не подхватить какую-нибудь заразу, и принялся пить, сидя на корточках в грязи. Теперь, когда Брендан взял инициативу в свои руки, Рыжий отпустил Поупа. Игра ему явно наскучила. Брендан, напротив, только начал входить во вкус.

Рыжий подошел к Карни и носком ботинка переворошил скудные пожитки Поупа.

— По нулям, — констатировал он бесстрастно.

— Угу, — поддакнул Карни в надежде, что недовольство Рыжего положит конец глумлению над стариком.

Но Рыжий уже бросил кость Брендану и не собирался отбирать ее. Карни доводилось видеть разбушевавшегося Брендана, и у него не было никакого желания смотреть на это снова. Впрочем, эхо, отражавшееся от стен туннеля, достаточно красноречиво свидетельствовало о происходящем: удары сыпались один за другим вперемежку с нечленораздельной бранью. Судя по прошлому опыту, ничто не могло остановить Брендана, прежде чем он изольет до конца свою ярость. Любой, у кого хватало глупости мешать ему, лишь попадал под горячую руку.

Рыжий не спеша подошел к дальнему выходу из туннеля, закурил и стал с холодным интересом наблюдать за расправой. Карни оглянулся на Хмыря. Тот сидел уже не на корточках, а на земле, бутылка водки стояла между его вытянутых ног. Он с отсутствующим видом ухмылялся, глухой к мольбам, что потоком лились с разбитых губ Поупа.

Карни затошнило. Не столько из интереса, сколько для того, чтобы не видеть избиения, он вернулся к кучке хлама из карманов Поупа. Он разворошил ее и вытащил одну фотографию, желая рассмотреть ее поближе. На снимке был запечатлен ребенок, но понять, похож ли он на Поупа, не представлялось возможным: лицо старика уже изменилось до неузнаваемости. Один его глаз закрывался, окруженный наливающимся синяком Карни бросил карточку обратно, к остальным вещицам. Вдруг взгляд его наткнулся на перепутанный, в узлах, обрывок шнура, которого он в прошлый раз не заметил. Карни снова посмотрел на Поупа. Подбитый глаз бродяги совершенно заплыл, а второй, похоже, ничего не видел. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, Карни наклонился и потянул к себе веревку, кольцом свернувшуюся среди хлама, точно змея в гнезде. Его притягивал вид узлов — они всегда зачаровывали его. Он не разбирался в теоретических науках (математика оставалась для него темным лесом, равно как и премудрости родного языка), но более осязаемые загадки привлекали его. Наткнувшись на узел, картинку-пазл или расписание поездов, он выпадал из реальности на несколько часов. Этот интерес уходил корнями в его детские годы, отмеченные печатью одиночества. Когда у тебя нет ни отца, ни братьев или сестер, с которыми можно поиграть, чем занять себя, как не головоломкой?

Карни крутил шнур так и сяк, разглядывая три узла, завязанные посередине на расстоянии дюйма друг от друга Они были большие и асимметричные и, похоже, не имели никакого смысла кроме разве что сведения с ума чудаков вроде него. Чем еще объяснить эту хитрую конструкцию, как не намерением создать почти неразрешимую головоломку? Он пробежал по узлам пальцами, безотчетно ища слабину, но они были сделаны так великолепно, что между переплетенными концами не прошла бы и иголка, даже самая тонкая. Это был слишком соблазнительный вызов, чтобы его проигнорировать. Карни снова вскинул глаза на Поупа. Брендан, похоже, успел притомиться; он отшвырнул старика к стене туннеля. Тело мешком осело наземь и осталось лежать, где упало. От него исходил явственно различимый дух сточной канавы.

— Эх, хорошо, — провозгласил Брендан, словно только что вышел из бодрящего душа. Его разгоряченное лицо блестело от пота, он улыбался во весь рот. — Дайка мне водочки, Хмырь.

— Все, больше нету, — заплетающимся языком ответил тот, в доказательство своих слов переворачивая бутылку. — Там и был-то от силы глоток.

— Врешь, — сказал Брендан, не переставая ухмыляться.

— Ну а если и вру? — отозвался Хмырь и отшвырнул пустую бутылку в сторону. Послышался звон разбитого стекла. — Помоги мне встать, — попросил он Брендана.