Книжный на левом берегу Сены
Шрифт:
Так уж случилось, что первым посетителем в это жаркое летнее утро оказался не кто иной, как Эрнест, чисто выбритый и ясноглазый. От него пахло солнечным светом, туалетным мылом и водяным паром над тротуарами, политыми дворниками несколько часов назад.
— И вас с днем Блума, — ответил Эрнест, наклонившись почесать Тедди за ушами. — А я сегодня уже написал почти целый рассказ.
— Ну надо же, какой вы плодовитый.
— Будешь тут плодовитым, когда на носу поездка в Испанию.
— Ах да, Памплона. Бои быков. Леди Макдафф? — Сильвия хихикнула. На самом деле даму звали леди Дафф Твисден, но, сколько бы раз ни услышала Сильвия это имя, оно ассоциировалось у нее с «Макбетом», вот и сейчас она не смогла удержаться от шутки. Тедди побежал на поиски Лаки, который постоянно обитал в лавке, тогда как пес каждый вечер отправлялся с Сильвией домой и укладывался спать на их с Адриенной постели. В часы работы магазина пес и кот вполне мирно ладили, а Лаки
— Они самые, — подтвердил Эрнест, присевший на корточки, чтобы лучше разглядеть книги на полке с буквой W.
— На вечеринку сегодня придете? — поинтересовалась Сильвия, имея в виду первый — и, как она надеялась, в будущем ежегодный — праздник по случаю дня Блума, который должен был состояться тем вечером в новых хоромах Джойса на площади Робийяк возле Эйфелевой башни.
Вскоре после неохотного возвращения Норы из Ирландии он нашел им чудесное просторное жилье с огромными окнами и восхитительным фасадом времен Прекрасной эпохи. Джойс признался Сильвии:
— Я должен был предпринять что-то, чтобы на сей раз она наверняка осталась. Придать нашим жизням больше респектабельности. Довольно бесконечных переездов с места на место.
От этих его слов Сильвия и сама неожиданно почувствовала огромное облегчение.
Два предыдущих года, казалось, прошли под знаком Одеонии. Сильвия выпустила третье издание «Улисса», вместе с Адриенной взялась вместе переводить поэзию, а недавно они сели за французскую версию «Пруфрока» Элиота для нового литературного журнала «Навир д’аржан», который собралась издавать в «Ля мезон» Адриенна. И они обнаружили новое чудесное место для отдыха в Ле Дезере, где упивались солнцем, долгими прогулками, полевыми цветами и возможностью перевести дух от безжалостного ритма жизни Парижа, куда перебиралось все больше и больше американцев. Будь то молодые полные амбиций писатели или новоиспеченные семьи, желавшие начать все с чистого листа, они, едва сойдя на берег, непременно заходили в «Шекспира и компанию», принося с собой дух радостного возбуждения, тревог и дешевого обеда в поезде. Сильвии так надоело без конца повторять одно и то же, что она составила трехстраничный путеводитель для новоприбывших, куда включила все рекомендации по части ресторанов, отелей, церквей и театров, и американские гости ее лавки впопыхах и с благодарностью переписывали из него советы сведущей парижанки. Издательство Боба «Контакт эдишнс» взяло хороший старт, опубликовав в 1923 году первую книгу Эрнеста «Три рассказа и десять стихотворений», встреченную публикой на ура. А Джойсы тем временем обустраивали новое жилье с невиданным для них пылом и старанием — с обоями, персидскими коврами и тяжелыми пафосными портьерами. Все это влетало в такую копеечку, что Гарриет Уивер в одном из писем, рассказывая Сильвии об английском издании «Улисса» и других делах Джойса, не могла не заметить: «Мне казалось, Париж не слишком дорогой город для жизни, что и делает его привлекательным для начинающих деятелей искусства, — но как это может быть правдой, если судить по недавним тратам Джойса на жилье!»
Вот и Эрнест заговорил сейчас о том же, через стол подталкивая Сильвии последний томик стихов Уильямса.
— Не думаете ли вы, что Джойс слишком уж задирает нос со своим Седьмым округом?[113] С этим его видом на Эйфелеву башню и всем прочим?
— Все равно нам до него рукой подать, — заметила Сильвия, закуривая сигарету. — И все его друзья рядом, в Пятом и Шестом округах. Будем ходить к нему в гости, как в другую страну.
Засмеявшись, Эрнест ответил:
— Кто еще мог бы похвастаться таким другом, какого Джойс нашел в вашем, Сильвия, лице.
— Надеюсь, многие мои друзья сказали бы обо мне то же.
— А мы и говорим. По секрету сказать, Хэдли задумала испечь к вечеринке ваш любимый шоколадный торт в знак нашей признательности вам.
— А вот это в самом деле повод для праздника.
— Скажите, Скотт уже познакомился с Джойсом?
— Насколько я знаю, нет, а что?
— Да так, просто любопытно.
Как же, как же. Хемингуэй и Фицджеральд познакомились прошлой весной в каком-то модном баре на Монпарнасе, скорее всего в «Динго»[114], и, как потом рассказывали те, кто при этом присутствовал, писатели тут же сцепились в спорах обо всем на свете: о книгах, о барах, о городах Среднего Запада. Что не удивительно. Хотя Фицджеральд был всего тремя годами старше Эрнеста, в его активе имелось уже три опубликованных романа — к тому же благосклонно принятых, — чего тот никак не мог пережить. Сильвия и сама видела, что он старательно не замечает всё новые и новые стопки романов Фицджеральда на ее полках — «По эту сторону рая», «Прекрасные и проклятые», а теперь еще и «Великий Гэтсби»; их
стремительно раскупали, тогда как его собственный тоненький сборник рассказов и стихов пользовался приличным спросом, но не более.Мало того, всего несколько месяцев назад Эрнест, на свою беду, пропустил письмо от Макса Перкинса, редактора Фицджеральда в издательстве «Скрибнерс», — оно ожидало в пачке корреспонденции, которую Сильвия держала для него в «Шекспире и компании», пока он с женой и их сынишкой Бэмби отдыхал в Австрии, где уже успел подписать контракт с менее крупным издательством «Бони и Ливрайт». Конечно, оно честь по чести издаст Эрнеста, в этом Сильвия не сомневалась, однако от нее не укрылось, как потемнел он лицом при виде письма от Перкинса, как в досаде скомкал конверт, громогласно осыпая себя проклятиями:
— А все мое чертово нетерпение. Права была Хэдли, права, как всегда.
— Во всяком случае, я слышала, они с Зельдой собираются на Южное побережье, — заметила Сильвия, ничуть не заботясь, что новость еще больше укрепит ее друга в не слишком доброжелательном мнении о Фицджеральдах как о людях избалованных и поверхностных. Не сказать, чтобы Эрнест полностью ошибался на их счет, однако Сильвия все равно считала Скотта с Зельдой парой жизнерадостной и интересной в общении, а вот отдельно от нее Скотт был очаровательно неловок и стеснителен: впервые явившись в лавку, он не менее десяти минут собирался с духом, чтобы представиться Сильвии, а когда наконец решился, сказал, глядя на нее широко распахнутыми глазами, как у мальчишки: «Поверить не могу, что знакомлюсь со знаменитой Сильвией Бич».
— Кто бы сомневался, — пробурчал Эрнест.
Им на голову обрушились мощные фортепианные аккорды из квартиры сверху, которую снимал Джордж Антейл. В последнее время дел в лавке стало совсем невпроворот, и Сильвия забросила свою идею с чайной, а вместо этого сдала пустовавшее помещение этажом выше американскому композитору, благодаря чему ее ежемесячный доход вырос, не требуя от нее лишних хлопот и времени.
— Опять за свое взялся, а? — со смесью изумления и недовольства воскликнул Эрнест.
— Е-же-днев-но! — пропела Сильвия, стараясь перекричать музыку. — Не исключаю, что когда-нибудь «Шекспира и компанию» будут больше помнить как раз за то, что здесь квартировал композитор «Механического балета».
В Париже прошли предварительные исполнения его симфонии, и у молодого и привлекательного Антейла уже завелась своя свита поклонников, а самым ярым из них оказался Джеймс Джойс, чьи глаза по-прежнему доставляли ему бесконечные мучения, но уши, по счастью, нареканий не вызывали и всегда были готовы наполниться музыкой.
— Господь Всемогущий, надеюсь, что нет, — сказал Эрнест. Потом, точно ему казалось, что льющаяся мелодия смягчит его слова, он сообщил Сильвии: — Думаю, в этом году Хэдли не очень-то хочется ехать в Памплону.
— Жаль это слышать… Но она же может передумать, когда там окажется? Я знаю, как нравились ей ваши предыдущие поездки туда.
— Надеюсь, да.
В последний год Сильвия замечала натянутость в отношениях Эрнеста и Хэдли, особенно после их горнолыжного отпуска в Австрии; искренняя сердечность их прежних отношений, их привычка все время держаться за руки, дарить друг другу небрежные поцелуи, днем в щечку, а к ночи в губы, сменились чопорной церемонностью ради соблюдения приличий. Кто-то из них теперь всегда держал на руках или на коленке маленького Бэмби, точно прикрываясь от другого нежным улыбчивым щитом. Сильвия уже и не помнила, когда эти двое в последний раз дружно покатывались со смеху у нее в лавке. От мысли, что их отношения рушатся, ей стало грустно.
Как ни обожала Сильвия свой Стратфорд-на-Одеоне, на брак его атмосфера не оказывала такого же благотворного действия, как на искусство. В их кругу редко встречались крепкие, как у Джойсов, союзы, хотя и такие время от времени могли пошатнуться. Правы, наверное, были Джойсы, когда поселились в Седьмом округе, подальше от богемных вечеринок вроде той, куда неделю назад сводил их с Адриенной неугомонный Боб и где многие гости разгуливали в чем мать родила, нося на себе вместо одежды лишь краску, и даже не трудились найти укромный уголок для своих сексуальных утех, когда их обуревало желание. Сильвию до сих пор тошнило от воспоминания, как глазела Адриенна на двух женщин, прикрывшихся подобием потрепанной простыни, которая ритмично ходила ходуном, пока дамы под ней предавались любви. Саму Сильвию удовлетворяла их с Адриенной интимная жизнь и то, как ее подруга добавляла их близости глубину и смелость, но ее все время смущало, что это Адриенна привносит в их секс разнообразие и новизну. Случалось, что придуманный ею эксперимент заканчивался приступами смеха, но происходило все лишь между ними двумя, вдали от посторонних глаз. Видя, какое впечатление производил на подругу эксгибиционизм вечеринки, Сильвия вдруг испугалась, не одолевает ли ту сексуальный голод такого сорта, удовлетворить какой она, Сильвия, не в состоянии. Ей снова вспомнилось давнее предостережение Киприан об аппетитах Адриенны, которое она высказала, еще когда была жива Сюзанна.