Кнут и пламя

"Возьми себя в руки, – наконец, сказала она себе, в очередной раз чудом избежав столкновения с какой-то женщиной. – Распустила сопли! Ты леди Оберлинг или кто?" Вот только правда заключалась в том, что леди Оберлинг она больше не была. Семь лет она была женой Аяза, и за эти семь лет, казалось, совершенно привыкла жить по местным обычаям, привыкла молчать, когда разговаривают мужчины, привыкла крикливо торговаться на рынке за пучок укропа, привыкла готовить, мыть посуду, стирать его одежду и няньчить детей. А ведь когда-то она помогала самому хану в его работе и мечтала открыть свою кофейню. Разве не сама она потерялась в Аязе? Разве есть его вина, что она стала лишь его тенью? Если он и увлекся молодой хорошенькой девочкой, то не от того ли, что жена стала ему скучна?

Виктория пришла домой и огляделась. В кухонной раковине громоздились горы посуды, из которых уже кое-где выглядывала плесень. На полу у плиты липкое черное пятно – пару дней назад она пролила тесто и не убрала. Потолок закоптился, на занавесках отпечатки детских ручек, деревянный заяц с шарнирными лапами отчего-то валяется на ларе с овощами. В уборную даже заглядывать не стоит: там накопилась гора стирки. Пока детей нет – стоило бы, наконец, помыть полы и окна, но девушка наливала себе холодного ягодного взвара и устало опускалась на стул.

Ей вдруг представилась леди Милослава, неодобрительно качающая головой – этим летом они с отцом не приехали. У близнецов выпускные экзамены на право работать в ловчей службе. Если бы она увидела, что здесь происходит, то точно пришла бы в ужас.

– Какого беса? – внезапно спросила вслух Виктория. – Кому всё это нужно? Ради чего я заставляю себя делать то, что мне вообще не нравится?

– Наконец-то догадалась! – раздался скрипучий голос из дверей. – Сколько раз я говорила тебе нанять служанку? Ладно бы ты нищая была – а денег у тебя столько, что вовек не потратить.

Старая Айша была единственным человеком, которому позволялось заходить в дом без стука. Виктория любила ее как частицу родного дома. Айша качала ее на коленях в детстве, а потом качала обоих ее детей. Родни у старой степнячки не было, жила она одна и зарабатывала на жизнь тем, что гадала желающим на картах, рунах или птичьих косточках.

– Рассказывай, что случилось, – скомандовала Айша, тяжело опускаясь на стул.

– У Аяза другая женщина, – прямо ответила Виктория, не в силах придумать какую-то ложь. – Я назвала его уродом, и он... а он...

Слезы, наконец, хлынули ручьем.

– А он решил проверить, по прежнему ли нравится женщинам? – даже не пыталась ее утешить старуха. – Да брось. Он ведь не мог подумать... хотя... Он был таким красивым мальчиком. Самым красивым из всех сыновей Наймирэ. Остальные-то в отца пошли. Ему тринадцать было, а на него даже девушки постарше заглядывались. Ты знаешь, как его соблазняли эти курицы? – Айша весело закудахтала. – А он и рад был. Мало что красавец, так еще и первый сын Тамана! Ты не представляешь, какой тут вой стоял, когда он тебя привез! А уж когда все поняли, что ты его Шабаки, немало девичьих сердец разбилось.

Виктория стиснула зубы. Слушать о похождениях мужа было неприятно.

– А ведь недавно Ильхана... ты знаешь Ильхану? Она хотела быть его второй женой, все бегала за ним как собачонка... Ильхана ему в лицо сказала, что мужчину с такими шрамами едва бы вытерпела в постели. Дескать, теперь-то у нее муж красивый.

– А Аяз что сказал? – прищурилась Виктория, действительно, припоминая, что одну из болтливых соседок так и звали.

Сейчас ей хотелось взять глупую бабу за волосы и пару раз приложить об стену. Ну погоди, забежишь ты поболтать вечерком, Ильхана. Даже страшно, что Виктория с тобой сделает.

– Аяз только посмеялся, сказал что-то вроде "главное, что я своей жене нравлюсь".

Девушка выдохнула и прикрыла глаза. Теперь ей казалось, что она понимает мужа.

– Значит, так, Айша, – спокойно сказала она. – Мне сейчас нужна пара служанок, которые тут приберут всё. И готовить я сегодня ничего не буду. Хочу, когда вернётся Аяз, встретить его красивой и отдохнувшей.

– Это правильно, – обрадовалась Айша. – Одно только посоветую: расцарапай той девке лицо. Она твоему мужу не жена и не наложница, поэтому ты в своем праве.

Присланные старой степнячкой служанки быстро и дружно привели в порядок дом, а грязные вещи забрали с собой, пообещав вернуть их завтра. Сама же Виктория тщательно вымылась, накрасила глаза, расчесала волосы так, что они сияли всполохами огня и буйной гривой спадали почти до пояса, и надела самый откровенный из своих нарядов.

тук в дверь стал для нее неожиданностью. Она легко сбежала вниз по лестнице, распахнула дверь и замерла. У входа стояла та самая красотка, которую тискал ее муж.

– Виктория-тан, – поклонилась девушка. – Позволите ли вы мне войти?

– Нет, не позволю, – холодно ответила женщина. – Чего тебе надо?

– Я только хотела спросить, – девушка улыбалась робко и наивно. – Вы ведь будете не против, если Аяз-тан возьмет меня второй женой? Я буду вам помогать и за детьми смотреть, и во всем вас слушаться, правда!

– А Аяз вообще знает, что ты сюда пошла? – спросила Вики, поражаясь подобной наглости.

– Конечно, нет! – сжала руки девушка. – Он боится вас расстроить. Думает, что вы другая, не примете вторую жену. Но ведь вы его любите, и я его люблю, а у него сил хватит на нас обеих! Неужели мы с вами не уживемся?

– Боюсь, что нет, – ласково ответила Виктория, улыбаясь. – Пошла вон отсюда, гадина!

От негодования она даже забыла все бранные слова.

– Но Аяз обещал... – вытянулось у девушки лицо. – Он позволил мне остаться... И потом... а если у меня будет ребенок? Ай!

Девушка шустро отскочила от вспыхнувшей под ее ногами земли, испуганно заверещала и бросилась прочь от этой страшной женщины, плюющейся огнем.

Виктория вернулась в дом, сползла по стене на пол и истерически расхохоталась.

– --

Аяз примчался домой засветло – вообще это было необычно для него. Он ожидал увидеть детей, играющих во дворе, но дома было непривычно тихо. В какой-то миг он даже подумал, что Виктория всё же ушла от него, и в груди успело похолодеть, но на кухне раздался грохот и ругательства, и он перевел дыхание.

Он нашел жену, яростно рубящую маленьким топориком мясо, она фыркала на будущий ужин и что-то злобно бормотала по-галлийски.

Он подошел, обнял ее со спины, уткнулся носом в шею и прошептал: