Княгиня Евдокия 5

— Надо знакомиться с бытом, чтобы что-то придумать, а я здесь сижу, — пожаловалась боярышня.

Она попыталась вспомнить чем знамениты в будущем венгры, румыны и молдаване. Вроде бы их фишкой было вино, паприка и… лечо. Евдокия скуксилась, понимая, что с вином без неё разберутся, а сладкий (болгарский) перец появится после открытия Америки. Но раз обещала что-то придумать, то надо исполнять. Она поднялась и скомандовала:

— Идем на кухню, посмотрим, что там есть. Потом по чёрному двору пройдёмся, поглядим, что за голубей там выращивают.

— Дрянь птица, — поморщился Илья. — Есть нечего, а считается, что целую штуку съел. У меня от такой кормежки живот ворчит!

— Без подробностей, — замахала на него руками боярышня.

— Да я чего, — смутился воин и остановил пробегающего мимо слугу. — Проводи нас до кухни, — велел он.

Слуга озабоченно огляделся, засуетился.

— Сокальца, ням-ням, — повторил Илья на старославянском, сообразив, что его не понимают.

Слуга переспросил:

— Ества?

— Да, есмы зрить варити, — морща лоб, выдал Илья.

Слуга понятливо закивал и жестами показал, что надо спуститься вниз.

Евдокия с интересом посмотрела на воина. Сама она через пень-колоду понимала старославянский, хотя многие слова были ещё в ходу неизмененными или сменили только окончание. Но вообще-то в Москве давно сложился свой говор, который приезжие называли московским, а когда Евдокия начала выпускать новостные листы, то отличий стало больше.

— Се’мо! — показал слуга на кроткий коридор, выводящий к кухне, и поклонившись, побежал по своим делам.

Евдокия оглядела огромное помещение, по которому плыл чадный дым, и думала, как бы так сделать, чтобы провести смотр продуктов, но Илья её вновь выручил.

— Боярышне треба особое блюдо, — сказал он подошедшему человеку.

— Какое? Мы сделаем, — озабоченно смотря на вошедших в поварню гостей, повар успел дать подзатыльник пробегающему мимо мальчишке с ведром очистков.

— Особое, — со значением протянул Илья и Евдокия чуть не сгорела со стыда, поняв, что могут о ней подумать.

Дамы тут чего только не заказывали для поддержания своей красоты у поваров, и это не ломтики огурцов с ложечкой меда и овсянкой.

— Она посмотрит продукты и скажет, что ей нужно, — важно провозгласил Илья и подвинул повара.

Тот склонился, пряча недовольство, и жестом подозвал к себе женщину. Та, испуганно таращась на воина и знатную госпожу, подскочила и принялась отвешивать поклоны каждому. Раздраженный повар дёрнул её к себе и прямо ей в ухо принялся нашептывать указания. После чего вытолкнул женщину под нос Ильи, а сам раскланялся и поспешил вернуться к работе.

— Покажи, какая тут есть печь, какие продукты, — предложила Евдокия, но оказалось, что женщина её не понимает, и за дело взялся Илья. Он объяснил, что спрашивает боярышня и даже как-то успокоил её. Во всяком случае, она принялась быстро-быстро рассказывать что-то о печи, о еде и прочем.

Илья же только коротко передал, что здешние гордятся своей печью, которую им недавно сложили на месте старого очага. Но как бы ни была хороша печь, она мала и повара продолжают пользоваться большим очагом, где можно целиком зажарить быка.

Евдокии печь была знакома, поэтому она на неё глянула со стороны и перешла к столам, где нарезали овощи, разделывали мясо, месили тесто. Работали все вперемешку. Точнее, все делились на группы, которые возглавляли отдельные повара. Но на доске, где резали мясо, тут же шинковали овощи или зелень. Очистки убирали, но если маленькие помощники не успевали подойти, то все скидывали на пол, и дети убирали их уже оттуда… как умели, без тщательности. Поэтому на кухне было грязно, но сказать, что повара не следили за чистотой, нельзя.

Увиденное не добавило Евдокии аппетита, да и Илья, глядя на всё это, брезгливо кривил губы. Дома у кухарки даже очистки чистые были и их кидали животным, не опасаясь, что те потом немощными будут.

Евдокия быстро глянула, как моют посуду и попросила показать ей, где хранят продукты. Женщина посмотрела на неё с недоумением, но послушно проводила и даже сама развязывала мешки, показывая содержимое. Евдокия ни к чему не подходила, чтобы не пошли слухи, что она что-то испортила. Пахло в хранилище дурно и явно пора было перебрать мешки, чтобы устранить гниющий продукт.

— А специи?

— Овамо, — женщина сходила за ключом, чтобы отпереть крохотную комнатку.

В нос Дуни ударили резкие запахи, но это был концентрированный аромат трав.

— Горька, хрен, пьръ… — перечисляла она, беря щепотью и суя под нос боярышне.

Евдокия нюхала, понятливо кивала. Все ей было знакомо без пояснений: горчица, хрен, перец, зира, мускатный орех, гвоздика, куркума... Часть хранилась на полочке, а вот сушеный шалфей, тмин, мята, укроп, миндаль и прочее лежали в мешках на полу. К своему удивлению, Евдокия увидела мешочки с сушеным базиликом, тростниковым сахаром и зелёные зерна кофе.

— А это? — спросила она у женщины, тыча в сторону базилика, сахара и кофе.

— Лечец… — пояснила та.

— Для лечения, — пояснил Илья, но Дуня без него поняла. Другие сокровища молдавского господаря её больше не интересовали. Ей хотелось получить семена базилика для своей теплицы и попробовать кофе.

— Евдокия Вячеславна, никак, увидела что полезное? — обрадовался воин.

— Да… нет… не знаю, — протянула она и засмеялась. — Надо подумать.

Поблагодарив монеткой кухонную помощницу, гости удалились. Евдокия пыталась вспомнить, как обрабатывают кофе, чтобы можно было сварить его. Она читала, что вкус зависит от обжарки, но до этого зерно вроде бы держали в тёплой воде, чтобы оно чуть забродило. А может не обязательно держать в воде для ферментации. Она направилась к даме, которую приставили к гостям, и спросила, можно ли взять кофе для себя.

— Бери сколько хочешь! Лекарь думал, что горечь поможет чистить нутро и на ночь поил отваром стариков, но они пожаловались на бессонницу. Теперь лежит эта дрянь. Её даже мыши не едят!*

Евдокия поблагодарила за разрешение и вернулась к кладовке за кофе. Ей отсыпали немного, а она попросила поискать семена базилика на дне мешка с сушеной травой. Не отказали, наскребли немного.

Довольная добычей боярышня поспешила на кухню, где половину кофейных зерен поставила в воду возле печи до завтрашнего дня, а оставшееся обжарила. На неё смотрели, посмеиваясь, и корчили рожи за спиной, поскольку слышали, как мерзок вкус этих зёрен. Не обращая внимания на гримасничанье, Евдокия потребовала горшочек с плотной крышкой и ссыпала туда обжаренные зерна.