Князь Александр Невский и его эпоха
Шрифт:
Некоторые историки признали датировку и толкование шведских военных действий, выдвинутые Галленом, другие, в том числе Мауно Йокили и И.П. Шаскольский, [96] придерживаются прежней, традиционной точки зрения. Отмечу, что, по мнению шведского историка литературы Гизеллы Нордстранд, крестовый поход в Финляндию может быть датирован ранее 1248 г., т. е. в период, предшествующий смерти короля Эрика [97] .
Вслед за Галленом мы склонны считать, что упомянутый крестовый поход может рассматриваться как результат папской буллы 1237 г. [98] Он был предпринят вскоре после призыва папы Григория IX. В этой связи шведская военная экспедиция на Неву в 1240 г. — звено шведской экспансии на Восток, что особенно активно проявится в начале XIV в. и будет преследовать цель установления контроля над водными путями в регионе Ладожского озера, рек Невы и Волхова.
96
Jokipii M. Hameen ristiretki // Suomen kirkkonhistoriallisen Seuran vuosikirja. Helsinki, 1965. N 52–53. S. 12–43; Шаскольский И.П. Борьба Руси… С. 19 и сл.
97
Nordstrand G. En kritisk lasning av Erikskronikans forsta korstagsepisod// Historisk tidskrift for Finland. Stockholm, 1900. N 1. S. 9–31.
98
Папа Григорий IX
Перевод Александра Иосифовича Зайцева (Санкт-Петербургский университет): «Поскольку, как это следует из содержания присланных нам ваших писем, народ, который называется тавасты, который в свое время великим трудом и рвением вашим и ваших предшественников был обращен в католическую веру, сейчас под воздействием рядом живущих врагов креста, вернувшись к неверию прошлого заблуждения, вместе с некоторыми варварами при содействии дьявола полностью разрушает новый посев Церкви Божьей в Тавастии… мы предписываем вам, брат наш, настоящим апостолическим посланием, чтобы вы спасительными предписаниями побудили католических мужей, сколько их живет в упомянутом Королевстве (т. е. в Швеции. — А.И. Зайцев) и на соседних островах, чтобы они, взяв на себя знак креста, против этих отступников и варваров мужественно и мощно выступили (дословно: «напали на них». — А.И. Зайцев)».
Прим. ред. Исключительно важный текст, объясняющий побудительные причины шведской агрессии. Благодарим профессора А.И. Зайцева за помощь в уточнении текста источника (в статье Д. Линда он был приведен с пропусками) и за его перевод.
Ю.К. Бегунов
Русские источники о Невской битве. Несколько замечаний по поводу доклада Джона Линда
Несколько замечаний по поводу доклада Джона Линда 29 июня 1990 г., во время международной конференции, посвященной Александру Невскому, возникла дискуссия в связи с докладом Д. Линда [99] . В.Л. Янин и Ю.К. Бегунов выступили с возражениями в связи с его негативной оценкой достоверности русских источников о Невской битве, а именно: 1) рассказа под 1240 г. НIЛ старшего извода (Синодальный список), сохранившегося в единственной новгородской рукописи 30-х годов XIV в. (рукопись ГИМ, Синодальное собрание № 786; 2) Жития Александра Невского, написанного в 1282–1283 гг. во Владимире, в Рождественском монастыре, неизвестным иноком, младшим современником князя Александра [100] .
99
См. в настоящем сборнике.
100
Оба интересующих нас текста см. в настоящем сборнике.
Обращалось внимание на то, что Д. Линд, вопреки известным и никем не опровергнутым фактам истории новгородского летописания XI–XV вв., свидетельствующим о независимости текста НIЛ старшего извода от Жития Александра Невского, [101] утверждает обратное без приведения добротных текстологических аргументов.
Ошибочными выглядят высказывания Д. Линда о связи Лаврентьевской летописи с новгородским летописанием. Вопреки мнению датского исследователя, Жизнеописание Александра Невского не было включено в протограф Лаврентьевской летописи после смерти князя в 1263 г., так как оно отсутствовало в основном источнике Лаврентьевской летописи — общерусском Летописце 1305 г., переписанном Лаврентием, мнихом Рождественского монастыря во Владимире, в 1377 г.; в свою летопись Лаврентий вставил Житие Александра Невского из монастырского сборника [102] . Вторая, или Летописная редакция Жития, как это было показано в наших статьях, сложилась под пером новгородского книжника в летописном своде 1430-х годов (в протографе Комиссионного списка НIЛ) на основе двух источников: старшего Архиепископского свода, подобно НIЛ по Синодальному списку и Жития Александра Невского 1-й редакции.
101
Шахматов А.А. 1) Общерусские летописные своды XIV и XV веков // ЖМНП. 1900. Ч. 238, № 11. С. 52–80; 2) Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв. М.; Л., 1938. С. 128–132; Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. Л., 1947. С. 440–443; НПЛ. С. 5–7; Бегунов Ю.К. 1) Житие Александра Невского в составе Новгородской 1-й и Софийской 1-й летописей // Новгородский исторический сборник. Новгород, 1959. Вып. 9. С. 229–238; 2) Die Vita des Fursten Aleksandr Nevskij in der Novgoroder Literatur des 15. Jahrhunderts // ZS. 1971. Bd 16. S. 88–109; 3) Utwory literackie о Aleksandrze Newskim w skladzie latopisow ruskich // SO. 1969. Rocz. 18. N 3. S. 293–308; Подвигиh a Н. Л. К вопросу о месте составления Синодального списка НIЛ // Вестник МГУ. Серия 9: История. М., 1965. № 1. С. 67–75; Янин В.Л. К вопросу о роли Синодального списка НIЛ в русском летописании XV века // Летописи и хроники. 1980. М., 1981. С. 153–181.
102
Бегунов Ю.К. Когда Житие Александра Невского вошло в состав Лаврентьевской летописи? // WS. 1971. Bd 16. S. 111–120. Кстати сказать, весьма странным выглядит рассуждение Д. Линда, что «Лаврентьевская летопись опускает точно те части текста, которые связаны с Синодальной рукописью НIЛ, кроме датировки». О какой датировке здесь идет речь? Текст Лаврентьевской летописи, как известно, не зависит от новгородского летописания и не имеет никакого отношения к Синодальному списку, поэтому монах Лаврентий не мог ничего из этого списка опускать. Зато Тверской свод Летописца 1305 г. зависит от владимиро-ростовского летописания XII–XIII вв., которое не включало в свой состав Жития Александра Невского. Подробнее см.: Лурье Я.С. Общерусские летописи XIV–XV вв. Л., 1976. С. 17–36.
Вряд ли целесообразно предложение Д. Линда «проводить полный текстологический анализ текстов Второй редакции Жития». Такой анализ уже нами проделан, и его результаты были опубликованы в польском славистическом журнале еще в 1969 г. [103] Точно так же совершенно невозможно сегодня игнорировать работы А.Н. Насонова и Г.-Ю. Грабмюллера [104] . Они досконально изучили историю живого псковского летописания начиная с предполагаемого протографа всех псковских летописей, восходящего к 50–60-м годам XV в. и опирающегося на новгородско-московский свод 1448 г. (главный источник СIЛ). Ими была показана вторичность тех текстов, которыми оперирует как первоначальными Д. Линд в своей статье. Речь идет о псковском известии о Невской битве в НIЛ и ПIIIЛ, которое не зависит от текста Жития и восходит к новгородскому своду типа НIЛ старшего извода. Таким образом, Д. Линд не имеет опоры в источниках для противопоставления псковских известий новгородским летописным известиям как более интересных или аутентичных.
103
Biegunow Ju. Utwory literackie… S. 293–308.
104
Насонов
А.Н. Из истории псковского летописания // ИЗ. 1946. Т. 18. С. 255–294; Псковские летописи. М.; Л., 1941. Вып. Г, М.; Л., 1955. Вып. 2; Grabmuller H.-Ju. Die Pskover Chroniken: Untersuchungen zur russischen Regionalchronistik im 13.–15. Jahrhunderten. Wiesbaden, 1975.Согласно всем имеющимся древнерусским источникам, у нас нет никаких фактических данных для сближения текстов о Невском сражении НIЛ старшего извода и Жития Александра Невского. Между тем Д. Линд утверждает, что «текст Синодальной рукописи имеет много общего с Житием». «Половина всех текстов в Синодальной рукописи идентична текстам НIЛ младшего извода» по весьма простой причине: протограф НIЛ старшего извода был прямым источником НIЛ младшего извода. Поэтому нельзя оперировать текстами НIЛ младшего извода как аутентичными для XIII и XIV вв., потому что они испытали влияние и других источников, а не только одного старшего Архиепископского летописания (это, кстати сказать, убедительно показано А.А. Шахматовым [105] и Д.С. Лихачевым [106] ). И наконец, «с хронологической точки зрения» мнение Д. Линда также оказывается неверным, так как часть Синодальной рукописи под 1240 г. написана рукой третьего писца не во второй четверти XIV в., а во второй половине XIII в. Этот почерк принадлежит вполне конкретному книжнику — пономарю Тимофею из церкви святого Якова, что на Добрыне улице в Людином конце Новгорода Великого [107] . Именно об этом и сообщил В.Л. Янин присутствовавшим на дискуссии в Ленинграде ученым, что убедило всех в том, что в живом новгородском летописании Софийского владычного двора и новгородских церквей XIII в. не было ни малейших следов текста Жития Александра Невского.
105
Шахматов А.А. Обозрение… С. 128–132.
106
Лихачев Д.С. Русские летописи… С. 440–443.
107
Подвигина Н.Л. К вопросу о месте составления Синодального списка НIЛ. С. 67–75; Янин В.Л. К вопросу о роли Синодального списка НIЛ… С. 153–181.
Таким образом, рассказ Синодального списка под 1240 г. является достаточно цельным, современным событиям и аутентичным источником, опирающимся на устные рассказы участников Невской битвы. Что же касается сообщений об убитых — шведском воеводе Спиридоне и шведском епископе (без имени), то эти сведения могли быть даны понаслышке: шведы сами увезли трупы своих «вятших мужей», и новгородцы не могли проверить, кто же действительно пал в этой битве из числа врагов; что же касается своих павших воинов, то все их имена были перечислены в летописи. Сейчас нельзя сказать, насколько достоверны эти сообщения, так как их нельзя ничем подтвердить и ничем опровергнуть. То же самое необходимо признать в отношении участия в битве норвежцев: был их отряд или не был на Неве? Во всяком случае Синодальный список заслуживает доверия. Д. Линд и сам был вынужден признать, что «Синодальная рукопись, возможно, сохранила информацию из оригинальной летописи о битве».
Итак, совершенно немотивированным выглядит сейчас главный вывод датского исследователя, который звучит так: «Из общего анализа русских источников о битве кажется, что шведская кампания и битва на Неве были раздуты. В действительности, возможно, имело место не более чем нападение небольшого отряда, даже меньшее, чем нападение в 1164 г. на Ладогу, описанное детально в новгородских летописях, а с 1330 г. оно выросло в событие национального значения, затмевающее собою даже Ледовое побоище». При чем здесь 1330 год? Отмеченный выше 1330 год не имеет никакого отношения к возникновению в XIII в. двух различных, не зависящих друг от друга текстов о Невской битве. «Побуждение включить Житие в Архиепископскую летопись, усиливая описание Невской битвы, — продолжает Д. Линд, — возможно, возникло из-за серьезного кризиса, переживаемого Новгородом на Неве в начале XIV в.». Здесь, во-первых, излишне категоричным выглядит заявление о кризисе новгородской политики на Неве в начале XIV в.: никакого кризиса не было, когда рать великого князя Андрея Александровича, сына Невского героя, разбила у Ландскроны шведское войско в 1300 г. и срыла до основания эту крепость. Во-вторых, Д. Линд перепутал XV век с XIV-м: включение Жития Александра Невского в состав летописи Софийского владычного двора произошло в 30-е годы XV в. и никак не раньше! В-третьих, «побуждение» летописца еще не означало, что он немедленно приступил бы к переписке Жития в летопись. Для этого были необходимы соответствующие основания и условия. А в Новгороде начала XIV в., в условиях ожесточенной борьбы различных групп боярской олигархии за власть, еще не возникала возможность почитания святого благоверного и великого князя Александра Ярославича Невского [108] .
108
Любопытно учесть мнение, высказанное в Летописце великорусском 1392 г. о новгородцах XIII–XIV вв.: «Такой бо есть обычай новогородцев: часто правают ко князю великому и паки рагозятся, и не чудится тому: беша бо человеци суровы, непокориви, упрямчиви, непоставни… Кого от князь не прогневаша, или кто от князь угоди им, аще и великий Александр Ярославич не унорови им?» (см.: Приселков М.Д. Троицкая летопись. М.; Л., 1950. С. 438–439).
Одним словом, появление двух источников о Невской битве в XIII в. не имело никакого отношения к событиям XIV в. и не может быть исходя из них объяснено. Другое дело — победа Александра Ярославича на реке Неве. Она «в этот период нестабильности могла иметь символическое значение» (Д. Линд) и, мы бы добавили, громадное практическое, оказав сильное влияние на политику западных соседей Руси на протяжении столетий.
Высказанное Д. Линдом сомнение относительно достоверности рассказа о Невской битве под 1240 г. НIЛ старшего извода входит в противоречие с реальной историей новгородского живого летописания XIII в. и владимирской агиографией того же века, которые со всей очевидностью показывают несостоятельность концепции датского исследователя.
Русь и ее соседи времени Александра Невского
С. Матхаузерова
Александр Невский и его эпоха
Ученого-слависта всегда интересует не только история общих начал славянских культур собственно славянского литургического языка как первого славянского литературного языка вообще, но и вопрос некоего славянского имманентизма, если он в действительности существует. Возможно, что имманентизм действует в истории беспрерывно, но есть времена, когда славянское самосознание внезапно вспыхивает и потом опять на долгое время затухает.
Нам кажется, что деятельность Александра Невского, защищавшего интересы не только родовые, но и народные, содержит в себе также чувство принадлежности к более широкому содружеству, объединенному общим славянским языком и его письменной культурой.
Эпоха Александра Невского была уже вторым периодом активного взаимодействия славянских обществ. Первым был период христианизации славян, с которым связано образование государств нового типа. В этом первом периоде можно обнаружить примеры сознательной взаимопомощи славянских князей; правда, в плане военных действий она иногда вырождалась в братоубийственные бои, но в плане идеологически-культурном (имеются в виду передачи литературных памятников — княжеских житий и богослужебных книг) взаимообмен был бескорыстным и общеполезным. Доказательством такого общения было, например, почитание чешских святых Вячеслава и Людмилы на Руси и почитание русских святых Бориса и Глеба в Чехии XI в.
Третьим периодом славянского имманентизма, как нам кажется, было время барокко XVII–XVIII вв., когда стал развиваться интерес отдельных славянских культур к культурам соседних стран, интерес настолько сильный, что он преодолевал идеологические преграды религиозно-догматического характера. Это было явление, содержащее в себе разные виды реализации, — от простых переводов западных рыцарских романов до утопических представлений (например, Юрия Крижанича — о новом соединении славян). Все это получило название «барочный славизм».