Князь Игорь. Витязи червлёных щитов
Шрифт:
Тридцать лет минуло, а те счастливые мгновения до сих пор стоят у него перед глазами.
Когда пошёл ему седьмой год, отец стал князем черниговским и перевёз туда семью. В это время родился третий сын - Всеволод.
Чернигов! Город детства! Древнейший и самый пышный после Киева город на Руси!
Разве можно забыть голубую Десну и живописные холмы по её правому берегу? И её противоположный берег - с протоками, озёрами, зарослями камыша, ивняка, ольхи, где так хорошо ловилась рыба и так весело щебетали птицы! А сколько радости доставляли поездки на курган княжны Чёрной, на Чёрную могилу, в Елецкий монастырь, на Болдинские горы, к Гульбищу и Троицкому монастырю и ещё дальше - к Святому Гаю, где, как рассказывают, стоял когда-то истукан - бог грома Перун…
Навсегда запечатлелись в памяти также могучие валы города и детинца, княжеские каменные покои, величественный Спасский собор, загородный княжеский двор на Любецкой
Всё было новым и интересным, поэтому так ярко и отчётливо живёт в немеркнущих, до глубины души волнующих воспоминаниях.
Но сильнее всего запомнилось, глубоко вошло в сердце все, что связано с учителем и наставником - Славутой. Его выпросил к себе на службу отец у племянника - Святослава Всеволодовича, который в то время занял княжеский стол в Новгороде-Северском. Все, что в детстве Игоря было светлого, связано со Славутой.
Стрельба из лука, упражнения с мечом, копьём и арканом, езда на коне, пешие походы по лесам, лугам и полям, охота с соколами, постижение воинских знаний и хитростей, игры в жмурки, чехарду, челик [67] , плаванье в водах Десны на челнах, первые нескладные закорючки, написанные на желтоватом пергаменте детской рукой: аз, буки, веди, глагол… А ещё песни! Славута знал их великое множество и немало сам складывал, наигрывая при этом на гуслях… Да разве можно это забыть? Разве может это уйти из сердца?
[67] Челик– игра в пятнашки, салочки.
Но самое главное - Славута сам сразу полюбил тёмноглазого подвижного мальчика, которому, по правде говоря, в семье мало уделяли внимания. Отец из-за войн, походов, охот, княжеских снемов и других непрестанных забот, мать - потому, что был средним. А как известно, в семье, где трое детей, отцовская и даже материнская ласка делится между детьми не поровну: сначала всё внимание - первенцу, позднее - наименьшему, а средний всегда оказывается несколько обделённым. Поэтому, когда учитель обнял мальчонку, пригладил сильной мужской рукой вихрастый чуб и назвал не как все - княжичем, а Игорьком, детское сердечко сразу потянулось к новому, но доброму человеку, как тонкий зелёный росток к солнцу… Славута в течение нескольких лет заменял Игорю отца и мать: жил с ним в одной комнате, следил за его питанием, за здоровьем, а когда тот болел, натирал грудь салом, парил ноги в горячей воде с горчицей, сжигал рожистое воспаление, когда оно появлялось, перевязывал ссадины и ранки, заговаривал кровь и снимал испуг. Вечерами, особенно длинными зимой, когда за окнами завывал ветер и вьюга сыпала снегом в стекло, рассказывал интересные бывальщины про князей и дружинников-богатырей, про их битвы с хазарами, печенегами да половцами. А то, беседуя, уводил в такую даль веков, когда на Руси ни попов, ни церквей ещё не было, а люди поклонялись своим древним богам, как добрым, так и злым - Даждьбогу, Хоросу, Трояну, Велесу, Стрибогу, Перуну, Макоши, берегиням, лесовикам, домовым, русалкам, лешим… Когда обожествляли солнце, ветер, дождь, гром; одухотворяли деревья, реки, рощи, леса, горы, озера, зверей, птиц… Славута открывал мальчику совсем новый, неведомый, непривычный мир, который манил таинственностью, сказочностью, непостижимой необычностью и красотой. Против теперешних постных и мёртвых богов, которые глядели с икон холодными равнодушными глазами, прежние казались и разумными, и интересными, и живыми…
Чего только не знал Славута, чего только не рассказывал он мальчику! И про далёкие тёплые края, куда улетают на зиму птицы; и о странах восточных и северных, откуда, как говорят предания, придут когда-то страшные гоги и магоги, огнём и кровью затопят Русь и все ближайшие страны; и про далёкие-далёкие земли, где живут песиголовцы, люди с собачьими головами, бродят по степям кентавры - полулюди-полукони, где сражаются против окружающих племён бесстрашные и коварные женщины воительницы - амазонки…
А когда уставал рассказывать, Славута брал в руки рукописную книгу в тяжёлом переплёте с серебряными застёжками и читал при свече «Поучение Владимира Мономаха», «Александрию» или «Девгениево деяние»…
В том же году, когда Игорь начал обучаться, отец взял его в Лутаву на княжеский снем. Здесь они встретились с великим князем киевским Изяславом Давидовичем. Сюда также приехали: старший брат Игоря Олег, стройный черноволосый юноша, князь курский, двоюродный брат Святослав Всеволодович, что был намного старше Игоря и троюродный брат Святослав Владимирович из Вщижа. Князья обменивались
подарками - соболями, горностаями, черными куницами, песцами, пардусами [68] , резвыми конями под дорогими сёдлами. Три дня принимали гостей, и три дня неутомимый Славута развлекал князей песнями, игрой на гуслях и рассказами о предках, которых, к удивлению всех, знал так хорошо, будто сам жил при их дворах.[68] Пардус– гепард, охотничий зверь, привозимый на Русь из Азии.
Вскоре Игорю пришлось познакомиться с вероломством князей и настоящей войной.
Тот самый Изяслав, что недавно целовался со Святославом в Лутаве, потеряв в межусобной войне Киев, решил отнять у Святослава Чернигов и привёл под его стены половцев.
С коротким мечом на боку, в лёгких латах, стоял Игорь рядом с матерью на высоком валу и сквозь узкие бойницы в заборолах смотрел, как хищные степняки, гарцуя на конях, поджигают села за Десной, а князь Святослав Ольгович, бояре и Славута готовят для боя черниговские полки и берендеев [69] . Половцев отбили, и князь Изяслав отступил на дневной переход от Десны. Но неожиданно в тот же день заболел Святослав. Тайные сторонники Изяслава, которых было немало в городе, поспешили сообщить ему, что Святослав распустил по домам рать, а сам лежит хворый… Изяслав вернулся, вброд перешёл Десну, сжёг епископское село и начал готовиться к решительному бою. Превозмогая болезнь, Святослав тут же собрал дружину, послал гонцов вслед берендеям и, когда те прибыли, ударил на ворога. Конные берендеи неожиданно ударили по половцам, разгромили основные силы, часть загнали в Десну, где многие потонули, а остальные сдались в полон. Изяславу удалось переправиться с дружиной на другую сторону реки, и он пустился наутёк. На этот раз черниговцы преследовали его несколько дней и загнали аж за Сейм.
[69] Берендеи– тюркское племя, к началу XII в. осело на Киевской, Переяславской и Черниговской землях и начало служить русским князьям.
А что же Игорь?
Всё здесь для него было ново: и княжеская измена, и настоящая кровавая битва, и смерти, и победа. Эти дни значили для него больше, чем недели и месяцы прежней беззаботной жизни. Закончилось детство - началось отрочество. Своим ещё неокрепшим разумом он начал отчётливо постигать ту истину, что если хочешь выжить, то должен всегда носить на боку меч! И с этого времени он с ним не расставался - сначала с детским, игрушечным, а после четырнадцати лет - с настоящим, боевым.
Тот четырнадцатый год стал тяжёлым и переломным в его судьбе: зимой простудился и тяжело заболел отец, князь Святослав Ольгович. Чувствуя близкий конец, он послал в Курск за сыном Олегом. Его беспокойство имело причину: на черниговский стол уже давно откровенно зарился его племянник Святослав Всеволодович, которому минуло сорок лет и он теперь - старший среди Ольговичей.
Не дождался князь сына, умер. Его вдова, мать Игоря, боясь что Святослав Всеволодович примчится из Новгорода-Северского быстрее, чем Олег из Курска, собрала в строгой тайне боярскую думу. Пригласили и епископа Антония, и Славуту, которые уже знали о кончине князя.
– Нам надо выиграть время, достойные бояре и велии [70] мужи, - сказала княгиня.
– А потому будем молчать о смерти князя Святослава до приезда старшего сына, его наследника. Чтобы эта скорбная для нас и опасная весть не дошла преждевременно до Новгорода-Северского…
– Согласны, княгиня, - ответил за всех тысяцкий Георгий.
– Тогда поклянитесь все на святом Евангелии, что сохраните эту тайну!
Бояре переглянулись. А тысяцкий нерешительно произнёс:
[70] Велий– большой. Здесь: велии - богатые, знатные.
– Но, княгиня, с нами здесь епископ… Как-то негоже приводить его к присяге, он же сам святитель. Да и…
Тысяцкий умолк, пристально глядя на Славуту.
Все знали, что тот - друг Святослава Всеволодовича.
Славута тут же поднялся, положил руку на Евангелие и торжественно произнёс:
– Святослав Всеволодович близок и дорог мне, но честь - дороже. Клянусь сохранить тайну.
Немного замешкался епископ, невысокий смуглый грек. Но быстро встал, поднял золотой крест.
– Клянусь Богом и Божьей Матерью, что не пошлю прежде времени вести Всеволодовичу, и вас, бояре, Святою Троицей заклинаю не уподобиться Иуде, который выдал ворогам Христа, и не предать покойного князя! Целуйте крест!