Князь Кий
Шрифт:
На всякий случай воевода решил занять со своими людьми внутреннюю, самую труднодоступную часть Саркела, велел перенести туда самое ценное добро из захваченного у хазар. Пленники почти все незнатные, о них тревожиться нечего. Только за Джабгу можно получить добрый выкуп, поэтому его Вуефаст держал при себе, под особой охраной.
Усиленную стражу выставил воевода у ворот внутренней стены, разделявшей крепость на неравные части: меньшую, занятую Вуефастом и его людьми, и большую, где расположились вятичи шумным и беспокойным табором. Себе воевода выбрал покои в нижнем этаже башни, той самой, где до последнего оборонялся от русичей Джабгу.
– Слава те,
– Теперь помоги рабу твоему Василию уберечь от козней вражеских всё это добро, что князь нам доверил…
Вуефаст при крещении наречён был Василием, но князь и его приближенные звали его прежним, языческим именем.
– Бог милостив, - отозвался Глеб, - да и наша дружина ещё чего-то стоит. Убережём добро, что нам оставлено!
Кирилл молча кивнул, соглашаясь с сотником.
Вуефаст оглядел пышное ложе, прикрытое барсовыми шкурами, приготовленное, видимо, для хазарского воеводы, злорадно подумал о том, что строптивому Джабгу теперь не скоро доведётся понежиться на мягкой постели. Пусть прикорнёт на сырой землице.
– Притомился я, други мои. И годы уже немалые, да ещё это… - Вуефаст болезненно поморщился, ощупывая повязку на голове.
– Отдохну я малость, а вы уж за воями нашими приглядите. Пуще того - за вятичами. Рубились они с хазарами неплохо, поболе болгар помогли нам, но веры им нету… И князь их Войт куда-то запропал. Как бы они беды не натворили!
Долго не мог уснуть воевода, но усталость взяла своё, сон сморил его на мягком пушистом ложе.
Проснулся он так же внезапно, как и уснул.
– Беда, воевода!- оглушил его знакомый голос.
– Вятичи пошли на приступ!
– Какой приступ?
– сонный Вуефаст ничего не мог понять и сердито отталкивал сотника Глеба, который тряс его за плечо.
– Какие вятичи?
– Вятичи захватили наш полон, что был там, за стеною… Ломятся в ворота…
Только теперь Вуефаст наконец проснулся: добыча, пленники, захваченные в Саркеле, уходят из его рук! С необычной ловкостью сбросил он с ложа своё грузное тело и, осенив себя размашистым крестом, уже более осмысленно вгляделся в лицо Глеба, по которому плясали тусклые блики от масляного светильника.
– А стража что? Подмогу послал ты к воротам? Где Джабгу?
– забросал он вопросами сотника.
– Вся дружина рубится с этими язычниками погаными, что клятву свою нарушили. Только мало нас, боюсь, не устоят наши вой… А Джабгу… Куда он денется? Ему ни к чему кидаться из огня да в полымя…
– За Джабгу мне головой отвечаешь! Он для нас - мошна с золотом, за него можно добрый выкуп взять. Сбежит паршивец - князь нас не пожалует.
– Вуефаст перевёл дыхание и заговорил спокойно: - А насчёт ворот ты верно молвишь. Не удержать нам их. Потому оставь там заслон малый, а всех остальных воев отведи сюда, к башне. Тут насмерть встанем, дальше отходить некуда. С богом!
– Быть по сему!
– тряхнул головою сотник и кинулся туда, откуда доносились крики распалённых сечей людей, стоны раненых и лязг оружия.
Вуефаст с необычной для его грузной фигуры лёгкостью натянул на себя кольчугу, перепоясался мечом и, помедлив немного, надел поверх повязки и шелом. Он поспешил на выход, и вскоре перед башней послышались его зычные окрики, обращённые к дружинникам, отбивавшим натиск бывших союзников.
Вятичи атаковали без особой охоты, но их было больше, чем киевлян. Они
сумели прорваться в узкую щель ворот, тесня воинов Вуефаста к башне.Схватка шла при тусклом свете щербатого месяца, клонившегося к земле и уже собиравшегося укрыться за стеною крепости. Но и в этой полумгле Вуефаст сумел разглядеть высокого и плечистого князя Войта, махавшего, будто цепом, тяжёлым шестопёром.
– Ах ты пёс шелудивый, князь лапотный!
– взревел воевода.
– Вот ужо я до тебя доберусь!
Он кинулся вперёд, как вепрь сквозь болотные заросли, продираясь сквозь ряды кое-как вооружённых вятичей. Червлёный щит его, побывавший под Царьградом и под Искоростенем, отражал удары неприятельских дубин, мечей и рогатин, а меч, выкованный по специальному заказу лучшим кузнецом из Родни, направо и налево раздавал мощные удары.
А навстречу старому воину пробивался молодой князь Вятской земли. Расступались бойцы, уступая дорогу ему и Вуефасту, знали: от поединка этих двоих будет зависеть исход всей битвы.
Они встретились.
Меч Войта сшиб шелом с головы Вуефаста, из- под повязки выбились сивые кудри, борода растрепалась. Воевода, тяжело дыша, крикнул:
– За Киев, други!
– За Ру-у-усь!
– подхватила его дружина, и этот клич будто ошеломил неприятеля. Русь-то была одна и для киевлян, и для вятичей, в киевской дружине и в дружине Войта дрались люди одной крови. Кровные братья скрестили мечи, поражая драг друга. Ради чего?
Что-то надломилось в рядах атакующих, казалось дыхания им не хватило. Клич «За Русь!» откинул назад вятичей, и князь Войт остался один на один со старым киевским воеводой. Одновременно взметнулись их мечи, сверкнули молниями во тьме и со страшной силой скрестились в едином ударе. Оба выкованные русскими мастерами, оба закалённые по старым, прадедовским секретам… Но, видать, у Полянского мастера, кузнеца из Родни, секреты были получше: вспыхнули искры, застонал металл, и меч Войта разлетелся на два половинки. А Вуефаст снова занёс над противником своё оружие. Но устала рука воеводы, Войт успел заслониться щитом, и удар не достиг своей цели.
Только на мгновение остановился Вуефаст - набрать полную грудь воздуха, приготовиться к новому удару. А дружина вятичей уже прикрыла своего князя, и так, щетинясь копьями, медленно попятилась.
Усталые, израненные киевляне преследовали врага только до ворот. Здесь Вуефаст, опасавшийся подвоха со стороны Войта, приказал своим дружинникам остановиться, завалить проход камнями, брёвнами, всем что попадётся под руку. За этим прикрытием остались лучшие стрелки из лука, готовые отразить новый натиск неприятеля, если он последует. Остальные воины принялись перевязывать друг другу раны, хоронить убитых.
Утром посланные за ворота лазутчики обнаружили, что стан вятичей пуст. Видно, перед рассветом князь Войт погрузил свою дружину, захваченных пленных и дань, отбитую у Вуефаста, на лодьи и отплыл вверх по Дону к своей земле.
– Пронесло, слава богу!- обрадовано прошептал Вуефаст.
– Могло быть куда хуже…
И велел Глебу отправить гонца вслед князю Святославу с вестью об измене вятичей.
5
Рано утром княгиню Ольгу разбудила кукушка. Серая вещунья куковала под самым окном. Княгиня - старческий сон чуток и беспокоен - поднялась со своего ложа и по мягкому шемаханскому ковру босиком прошла к раскрытому окну опочивальни.