Князь Святослав II

–  Много полегло в битве, много в Снови утонуло, - покивал головой Святослав.
– Да полторы тыщи попленили воины мои. Взяли и самого Шарукана. Ох и поскрипел он на меня зубами!

–  Дивлюсь я тебе, брат мой, - не без завести произнес Всеволод.
– Не иначе, сама удача благоволит тебе. Самого Шарукана в плен взять!

–  Удачу самому за хвост ловить надо, а не ждать, сидючи, когда она благость свою к тебе проявит, - возразил Святослав и поставил опорожненную чашу на стол рядом с толстой книгой в кожаном переплете с золоченым тиснением.
– Цезаря почитываешь, брат?
– Святослав улыбнулся, бросив взгляд на заглавие книги.

– А ведь отец наш почему-то не любил «Записки о Галльской войне».

–  Отец душою был на стороне галлов, почитая их за предков западных славян, - вздохнул Всеволод и нежно погладил книгу, - а ромеев он всегда недолюбливал, и тех, что служили в легионах Цезаря в стародавние времена, и нынешних царьградских…

–  Значит, убрались поганые из твоей вотчины, - задумчиво сказал Святослав.
– Теперь можно и о Киеве промыслить. Ведаешь ли, что ныне там Всеслав-кудесник сидит на троне отца нашего!

–  На то он и кудесник, - усмехнулся Всеволод.
– Всеслав ведь тоже половцев крепко побил под Берестовым. Слышал?
– Святославу это было неведомо.
– Вооружил киевлян и вывел их за стены на поганых. Пешцев у Всеслава много было, а конников всего-то четыреста, но не выдержали степняки рати со Всеславом, побежали. Вот и выходит, что всего два славных полководца на Руси, - ты да Всеслав!

Польщенный Святослав улыбнулся.

Сражаться со Всеславом за киевский стол Всеволод наотрез отказался, сославшись на близящиеся холода и на разор своей земли, мол, о погорельцах подумать надо. Понимал Святослав, что не эта главная причина, просто не желает Всеволод вступать в борьбу с воинственным Всеславом ради выгоды Святослава.

–  Вижу, не хочешь ты видеть меня на столе киевском, брат, - хмуро промолвил Святослав, - все за устав отцовский держишься.

–  Не хочу, чтоб меж тобой и Изяславом меч был, - ответил Всеволод, не пряча взора, - иль мало нам набегов половецких!

–  Да какой из Изяслава великий князь?!
– воскликнул Святослав.
– Подумай сам, брат. Он с дружиной своей на ножах живет, город на потеху черни бросил, у латинян помощи ищет - смех да и только!

–  Какой-никакой, но Изяслав наш старший брат, - осуждающе произнес Всеволод.

Святослав не стал продолжать разговор и постарался скрыть разгоревшуюся в нем обиду. В конце концов можно обойтись и без Всеволода!

Среди переяславских дружинников Святослав вдруг увидел Порея, некогда бежавшего с Ростиславом в Тмутаракань. Поседел с той поры бывший новгородский посадник, загорел до черноты на южном солнце, но по-прежнему был прям и крепок.

–  Где друг твой Вышата Остромирич?
– спросил Порея Святослав.
– Иль разошлись ваши пути-дорожки?

–  Да, пожалуй, разошлись, княже, - невозмутимо ответил Порей.
– Вышата и с ним все новгородцы к сыну твоему Глебу на службу подались, а я вот забрал с собой волынян - и на Русь.

–  Почто ко Всеволоду, а не ко мне пришел?

–  Тебе, княже, я мог бы и в Тмутаракани служить. Не захотел, как видишь.

–  Вольному воля.

Святослав давно знал Порея как храброго и мудрого воина. Не удалось в свое время переманить его к себе от Ростислава, теперь вот Всеволод дорогу перешел.

Святослав утешил себя тем, что хотя бы Вышата с Глебом остался.

В Чернигов дружина Святослава возвратилась уже по первому снегу.

На фоне снежной белизны особенно уныло смотрелись полуобгоревшие избы смердов; больше всего деревень было сожжено половцами в Посемье.

Святослав, отпуская из плена троих степняков, раздраженно сказал им:

–  Выкуп за Шарукана в четыре тысячи золотых монет жду к лету. Не будет выкупа - простится хан с головой. Так и передайте его родичам. За беков и беев возьму по полторы тысячи монет за каждого.

Дружинники Святослава проводили половцев до Курска и отпустили, снабдив провиантом на три дня.

С наступлением декабря так завьюжило, что носа из дому не покажешь.

Святослав отложил поход на Всеслава до весны, видя, что бояре его зимой воевать не рвутся. К тому же многие были сильно изранены в сече с половцами. Зерновит и Коснячко даже головы с подушки поднять не могли. Это тоже остудило воинственный пыл Святослава.

Ода, видя, как много дружинников убито и поранено в битве, сказала с упреком мужу:

–  Воинов своих пожалей. Дай им от ран отойти! Повремени с Киевом, весны дождись.

–  Ладно, уговорила, - огрызнулся Святослав, - жду весны…

Весной, едва апрель пригрел землю, в Переяславль и Чернигов примчались гонцы от Изяслава, который двигался к Киеву с польским князем Болеславом и призывал братьев выступить ему навстречу, чтобы совместными силами сокрушить Всеслава, незаконно занявшего киевский стол.

Святослав, прочитав послание старшего брата, взбешенный швырнул свиток себе под ноги.

–  «Я - великий князь киевский повелеваю тебе…» Он мне повелевает!
– Святослав выругался.
– Храбрым стал за польскими-то копьями! Мать твою!

–  Много ли поляков ведет за собой Изяслав?
– спросил Веремуд.

–  Про то в грамоте нет, - ответил князь.
– Но раз уж Изяслав высоко задирает нос, точно с ним все Болеславовы магнаты. Сбежались, как тати на грабеж!

–  Надо подчиниться, княже, - промолвил Веремуд.
– У Изяслава ныне сила, а Всеслав Ярославичам врагом был и будет.

Святослав промолчал, но в душе согласился с воеводой: стол киевский надо освобождать. В чужое гнездо залетел Брячеславич!

* * *

Уходя в поход, Святослав оставил сыновей дома. Ода слышала, как ее супруг сказал Веремуду, тоже оставшемуся в Чернигове: «Всеслав зело сильно за великокняжеский стол биться будет. Может, придется Киев приступом брать. Не хочу, чтобы сыны мои это видели».

В душе Ода была благодарна мужу. Сердце ее пылало любовью к Олегу, она чувствовала, что все больше погружается в пучину греховной страсти. Ее тайные встречи с пасынком в отсутствие мужа участились.

Роман и Борис не скрывали своего недовольства решением отца, все их мысли были с ушедшим войском. Что ни день, то у одного, то у другого вырывалась реплика сожаления, что их оставили дома.

Дни тянулись нестерпимо медленно. Вестей о событиях не приходило.

Оду вдруг посетила неожиданная мысль, немного смутившая ее, но тем не менее надолго занявшая воображение.

«Если Святослав погибнет в битве, тогда я смогу стать женой Олега не только перед Богом, но и перед людьми».

Однако заговорить об этом с Олегом Ода не могла и думать, чтобы он не решил, будто она желает смерти его отцу.