Князь Владимир

Варяг не успел раскрыть рот, как к нему подскочили, заломили руки. Он пришел в себя и начал вырываться только у жертвенного камня, а его сын, здоровый, как молодой бык, даже и не пикнул: Кремень втихомолку шарахнул его кистенем в висок.

– Сварог требует жертву немедля! – гаркнул Борис.

Варяга спешно растянули десятки рук, запрокинули голову, вцепившись в пышные волосы. Борис выхватил у верховного каменный нож, ударил по горлу. Кровь брызнула горячим дымящимся фонтаном. Борис быстро подставил чашу.

Среди волхвов оцепенение сломалось, кто-то громко возроптал. Борис торопливо передал чашу ближайшему дружиннику, ударил лезвием по горлу сына варяга, того распяли так, что едва не разрывали на части.

Владимир, привстав на стременах, зорко осматривал необъятную толпу. Потрясенные, однако лица светлеют, по-новому начинают посматривать на чужаков-новгородцев. Эти лапотники, угождая их общему русскому богу, своих соратников не пожалели! Да оно ж, ежели поглядеть, и лучше так. Чужие что, еще придут, а свою кровь лить как-то жалковато, если можно не лить или заменить…

Борис сорвал с окровавленной шеи варяга большой золотой крест на цепочке. В толпе пошел ропот, не слишком громкий, а Борис с размаху швырнул крест в пыль, плюнул вслед. У сына варяга крест оказался меньше, серебряный, зато с дорогими камешками. Борис бросил его под копыта коня Владимира.

– Зришь, княже, – сказал он с подъемом. – Сварог видит, кого избрать! Крови своего народа не желает видеть, а эти двое были нечестивцы вдвойне. Они даже своего бога забыли, начали поклоняться чужому!!!

Из толпы крикнули:

– Верно! Он даже от своего имени варяжского отказался! Тьфу!

– Верно!

– Сам Сварог направлял топор!

– Живи и здравствуй, княже!

– Слава великому князю Киевскому!

Владимир наклонил голову, пряча усмешку. Сердце стучало ликующе. Гридни подняли девушку, повели от камня к толпе. Кто-то надел ей на голову венок с цветами. В передних рядах она затерялась, только водовороты человеческих тел показывали ее движение. Парень бросился за ней, но ему мешали, обнимая, хлопали по спине и плечам, даже целовали.

Владимир медленно повернул коня, стараясь, чтобы каждое его движение осталось в памяти людской. Пусть запомнят, как вчерашний новгородец, а ныне великий князь Руси защищает свой народ, свою старую веру, бережет жизни даже самых малых и беззащитных. Да, город разгромили, но все-таки город пришлось брать приступом и осадой, сейчас город уже под его не только могучей, но и справедливой дланью. Пусть видят его власть, сравнивают с княжением высокородного Ярополка! И пусть скажут, чье княжение лучше.

Киев бурлил как разворошенный муравейник. Квадратные паруса драккаров еще не исчезли за поворотом реки, а высыпавшие на улицы люди спешно растаскивали тлеющие бревна, слышался стук плотницких топоров, мычание скота. По теплому пеплу еще шныряли любители поживы, но Владимир велел их имать и нещадно вешать за ребра на въезде в город.

Поймали и лесных братьев, что грабили только богатых, бедных не трогали. Это и понятно, подумал Владимир насмешливо. Расчет простой: проще ограбить одного богатого, чем десять бедных. В этом истинная подоплека всех так называемых благородных разбойников.

Он сказал грозно:

– Никто, окромя меня, не волен грабить народ! А когда грабит князь, то это зовется уже не грабежом, а сборами, налогами, подушной, мытом… Ясно?

В голосе князя была издевка. Один из разбойников сплюнул кровь в ладонь:

– Просто тебе повезло…

– Повезло или я умелее, разговор другой, – ответил Владимир спокойнее. Он покосился на ухмыляющегося Тавра. – Главное, что князем становится самый умелый из разбойников! И он обязан изничтожить все другие ватаги татей, ворья, чтобы со своей ватагой грабить без помех. Но уже без убивств, крови. А тех, кого грабит, защищать от других грабителей. В этом и есть суть власти, как бы ни называлась: царской, королевской, каганской, ханской, или, как у древних эллинов, демократией…

Когда разбойников волокли к петлям, глаза их были все еще вытаращены. Выходит, укради щепку – виселица, укради княжество – станешь князем?

В тереме Владимир кивнул одному из дружинников, Молоту, тот послушно следовал за князем, пока не оказались в комнатке, где услышать не мог никто.

– Ты хорошо показал себя и в сече, – сказал Владимир. Он смотрел пристально, в глазах князя были тревога, боль и сомнение. – Награду получил?

– Получил. Благодарствую, княже.

– Уже… воспользовался?

Молот широко заулыбался:

– Пропил вчистую, спасибо!

Он почесал в затылке, улыбка была счастливая. Сколько было выпито, разбито чужих морд, сколько девок спьяну пользовали, как гуляли и дрались!

Владимир смотрел так напряженно, будто пытался заглянуть вовнутрь души гридня. Наконец Молот ощутил беспокойство:

– Случилось что, княже?

– Тебя привел еще Звенько, – сказал Владимир. – Мир праху его… Он привел троих, и все показали себя настоящими людьми. Звенько и после гибели помогает своему князю! Так что надумал я дать тебе работку потруднее.

Молот подтянулся, выпятил грудь:

– Все, что велишь, княже!

– Задумал я, Молот, перевести тебя из лазутчиков в разведчики.

Молот пожал плечами:

– А есть разница?

– Лазутчик – от слова «лаз», «лазить». Лазутчики нужны в походе, перед боем, чтобы захватить чужака и развязать ему язык… А разведчик отличается от лазутчика, как боярин от холопа. Разведчик… ты прислушайся: ведьма, ведун… Веды, древняя книга наших пращуров, означает «знание». Понял, кем будешь? Тебе надлежит ведать противника, знать его. Выведывать, разведывать все, что нам понадобится.

Глаза Молота расширились. Он даже отшатнулся. Осевшим голосом спросил:

– Но это же… там жить придется?

– Умен, – кивнул Владимир. – Соображаешь. Кому-то надо нести такую службу на благо земли нашей. Деньгами тебя обеспечим. Если надо, дом купишь, женку заведешь, а то и чужую веру примешь…

Молот оскорбленно вскинулся:

– Но это же грешно! Как можно от своих богов отказаться?

– А ты кукиш в кармане держи, – посоветовал Владимир, – когда тебя крестить будут. Вот и будет все понарошку. А главный твой бог будет – ведовство! Гм, пожалуй, тебя за службу можно будет пожаловать в бояре… Когда закончишь там и вернешься.