Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки

Он говорит о своем дяде почти спокойно и не стесняется упоминать его имя рядом с именем моего отца.

— Мой дядя, как и ваш отец, был другом Кирилла Александровича. А еще — его правой рукой!

Мне так и хочется выкрикнуть — он был рукой, которая его убила! Но я по-прежнему молчу. Я не понимаю, куда клонит князь.

— Мне было двенадцать лет, когда погиб граф Закревский. Я помню ту волну негодования, что поднялась во дворце, когда его объявили предателем. Я уже тогда не верил этому. Кирилл Александрович был человеком, не способным на подлость. Но все вокруг говорили о неопровержимых доказательствах.

— О доказательствах? — выкрикиваю я. — Любые доказательства можно сфабриковать!

Кажется, я опять употребила слово, которое еще не могло быть в обиходе. Но князь, к счастью, не обращает на это внимания.

— Не знаю, насколько подробно ваш отец рассказывал вам об этом деле — думаю, многого он не знает и сам. Основным доказательством вины Закревского была одна вещица, найденная в его петербургском особняке — ценный амулет, привезенный шпионами из Европы специально для подкупа кого-нибудь из приближенных императора. Амулет нашли у Кирилла Александровича и сразу решили, что именно он — тот человек, что был подкуплен.

Я мотаю головой из стороны в сторону. Всё было совсем не так!

Амулет никогда не был в нашем особняке! Вернее, он был там, когда шпионивший в пользу Франции англичанин пытался соблазнить им моего отца. А потом перешел в руки того, кто согласился пойти на предательство. Как может Елагин этого не знать?

Он говорит вполне уверенно. Как говорят обычно люди, которым нечего скрывать. Но это же невозможно!

— Этот амулет в доме графа Закревского видели мой дядя и двоюродный брат императора Александра. Все сочли, что это достаточное доказательство его вины. А я почти уверен, что амулет подбросили графу, и сделано это было именно в тот день, когда он ожидал гостей. Амулет должны были увидеть люди, в словах которых никто не посмел бы усомниться — и таковыми случайно стали мой дядя и один из великих князей.

Он сумасшедший? Как он может думать, что я поверю его словам? Его дядя стал случайным свидетелем? Как бы не так!

Я пытаюсь отыскать в его лице хоть каплю смущения. Ну не может же человек врать так умело? Но никакого смущения я не нахожу.

А вдруг он сам верит в то, что говорит? А если он и сам не знает, что его дядя — предатель?

Эта мысль пронзает меня так внезапно, что я вздрагиваю.

И как я могла не подумать об этом раньше? Это же вполне естественно — желание старого Елагина скрыть правду ото всех, в том числе и от своего племянника. Предательство — это не то, чем стоит похваляться. Тем более, племянник был еще подростком и мог ненароком выдать его.

— Вера Александровна, с вами всё в порядке? — князь опускается передо мной на колени, заглядывает в глаза. — Вы так побледнели! Простите, если причиной этому наш разговор. Я забылся. Мне не стоило обсуждать с вами эту тему. Она не для женских ушей.

— Нет-нет, пожалуйста, продолжайте! — выдыхаю я. — Я просто на мгновение отвлеклась. Подумала о том, как радостно было бы слышать это Наталье Кирилловне!

Елагин снова отдаляется, заходит за стол.

— Да, я непременно поговорю и с ней. Это мой долг. Долг перед человеком, который так много сделал для меня.

Ох, нет, боюсь, Софи не готова сейчас к такому разговору! А вот я хочу продолжить его.

— А вы не пробовали поговорить об этом во дворце? Быть может, даже с самим императором?

Елагин качает головой.

— Когда случилась эта история, я был слишком мал, чтобы сопоставить факты. Те мысли, которыми я поделился с вами, пришли мне в голову гораздо позже. Я обсудил их с дядей, а он уже — с императором. Мой дядя и сам хотел бы обелить память друга, но — увы! — император посчитал, что доказательств невиновности графа Закревского по-прежнему нет, а значит, ни к чему ворошить прошлое. Быть может, если бы речь о прежнем императоре Александре, он бы отнесся к моим предположениям с большим вниманием — когда-то он сам очень ценил Кирилла Александровича, и был бы рад, если бы удалось восстановить его доброе имя. Но к тому времени императора Александра уже не было в живых, а его императорского величества Николая Павловича та история почти не коснулась, и он не посчитал нужным вспоминать дела давно минувших дней. Но, думаю, моих слов о невиновности графа император не забыл, раз на отборе в числе приглашенных оказалась и Наталья Кирилловна.

Он чуть морщится, произнося слово «отбор», и я удивляюсь:

— А разве вы не сами выбирали девушек, которых должны были пригласить в столицу?

— Что вы, Вера Александровна! — ужасается он. — Скажу вам по секрету — если бы не желание императора, я ни за что не стал бы устраивать этот балаган. Несколько месяцев назад я простудился во время морского путешествия и тяжело заболел. А его императорское величество настоятельно рекомендовал позаботиться о том, чтобы мой магический дар перешел следующему поколению Елагиных. Думаю, вы понимаете, что даже мой статус при дворе не позволяет игнорировать желания императора.

— Но, надеюсь, из всех соискательниц жену себе вы выберете сами, сообразуясь с собственными предпочтениями? — честное слово, мне его уже жаль.

Он изображает некое подобие улыбки.

— Надеюсь, что так. Я изначально настоял на том, чтобы на отбор не были приглашены столичные невесты — только дебютантки, еще не представленные ко двору. Мне казалось, что там, в провинции, еще можно отыскать настоящий бриллиант.

Тут мы смущаемся одновременно — слишком интимная тема для разговора двух почти незнакомых друг с другом людей. И охотно возвращаемся к обсуждению прошлого.

— А где же этот амулет сейчас? — этот вопрос настолько важен, что я боюсь шелохнуться, ожидая ответа.

— В том-то и дело, что он пропал, — с досадой говорит Елагин. — Когда Кирилла Александровича арестовали, в доме Закревских был проведен обыск, но амулет так и не нашли. Всеобщее мнение было таково, что граф спрятал его, догадываясь о своем аресте. Но если принять за правду мою версию, то возможно, Закревский даже не знал, что амулет был в его особняке — его подложили на видное место, где его могли заметить гости, а после того, как это случилось, так же незаметно унесли. Я спрашивал у дяди, что он сделал после того, как увидел этот амулет? Потребовал ли ответа от графа? Он ответил — нет, не потребовал. Был слишком ошарашен и решил не действовать сгоряча. Потом, уже вернувшись домой, дядя обсудил это с великим князем, который тоже видел амулет, и они решили, что правильнее будет не обсуждать это с Закревским приватно, а сообщить эти данные в сенатский департамент, который занимался политическим сыском. Впоследствии он сожалел об этом решении. Быть может, если бы он поговорил тогда с Кириллом Александровичем, совместными усилиями они смогли бы отыскать настоящего предателя.

Мне так и хочется сказать, что если бы князь Елагин захотел назвать истинного предателя, ему не нужно было далеко ходить. Но, разумеется, я молчу. Константин Николаевич мне всё равно не поверит.

— А это был действительно ценный амулет? — проявляю я любопытство.

— Необычайно ценный! — подтверждает князь. — Его использование при применении заклинаний способно было бы сильно повысить их действенность. Любой маг был бы счастлив обладать таким амулетом.

— Ноу вас, должно быть, есть и свои, фамильные, амулеты?

— Да, был такой и у нас.

— Был? — переспрашиваю я.

— Именно так, — вздыхает Елагин. — Но мой дядя не успел передать его мне. Удар хватил его так внезапно, что я едва успел приехать из Петербурга, чтобы застать его в живых. Он пытался что-то сказать перед смертью, но речь его была уже настолько неразборчивой, что ни я, ни доктор, ни слуги не смогли его понять.

Кажется, тайн становится больше! Похоже, князь, в самом деле, не знает, где находится тот амулет в виде волчьей головы. Как и еще один амулет, на владение которым у него есть законное право.