Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки

Соня выглядит еще более бледной и грустной, чем обычно. А вот мой рассказ воспринимает на удивление спокойно — чувствуется, что ее мысли заняты совсем другим.

Елизавета Андреевна обещает съездить в императорский дворец на разведку.

В эту ночь я засыпаю с трудом и весь следующий день не нахожу себе места от беспокойства. А вечером снова еду к княгине.

Встречающий меня в парадном лакей сообщает, что ее сиятельство ждет меня в кабинете. Начало визита не сулит ничего хорошего.

— Любезная моя Наташа, — такими словами обращается она ко мне, с трудом чуть приподнимаясь из-за массивного стола, — новости, к сожалению, не радостные. Вернее, новости как раз отсутствуют, но в нашем случае это как раз не хорошо. Разумеется, с самим императором я не говорила — я не настолько приближена ко двору. Но я говорила с человеком, очень близким к его величеству. Поскольку все думают, что у меня гостишь именно ты, и знают, что я забочусь о твоих интересах, я посчитала возможным спросить, есть ли вероятие того, что дело графа Закревского будет пересмотрено. Ведь твое участие в отборе давало надежду на то, что император переменил свое мнение о твоем отце. Но тот человек сказал, что дело это давнее, и вряд ли кто-то станет по прошествии стольких лет снова им интересоваться.

— Это значит, — мой голос предательски дрожит, — что Елагин так и не поговорил с его величеством?

Княгиня вздыхает:

— Боюсь, что так.

— А может быть, — хватаюсь я за соломинку, — тот человек, к которому вы обращались, просто не в курсе дела? Возможно, его величество не счел нужным поделиться с ним новой информацией?

— Может быть, и так, — признает Артемьева. — Но в таком случае дело ничуть не лучше. Значит, приведенные князем доказательства не убедили императора, и он не будет менять решение, когда-то вынесенное его братом.

Даже не знаю, какой из этих двух вариантов хуже. Первый означает, что Елагин подлец или трус, а второй — что мой отец так никогда и не будет реабилитирован.

Ах, ну какая же я дура! У меня нет ни единого подтверждения того, что амулет в виде волчьей головы был найден в Елагинском в тайнике старого князя. Если я вздумаю кому-нибудь об этом рассказать, Константин запросто может обвинить меня в клевете. И даже свидетели тут не помогут. Антип, не сомневаюсь, встанет на сторону хозяина, а мою горничную и слушать не станут.

Я должна была оставить этот амулет у себя! Да, стоило признаться прямо там, что я — Наташа Закревская. Тогда князь не посмел бы забрать его у меня. А вернувшись с Медвежьего луга в дом, нужно было во всеуслышание объявить о том, что случилось. Если бы этот амулет увидело столько народа, всё могло обернуться по-другому. Тогда бы князь (или даже сам император) не смогли бы скрыть правду!

Наивная влюбленная идиотка! Вообразила, что прекрасный принц окажется столь благороден, что ради правды будет готов пожертвовать своим положением при дворе. Как бы не так! Он слишком хорошо понимает, чем может грозить ему раскрытие старых тайн — отставкой! Ведь если император узнает, что его дядя получил пост главного мага империи обманом, он разгневается и на племянника.

— Не расстраивайся, Наташа! — я вздрагиваю, услышав голос княгини. Я совсем забыла, что она рядом. — Ты сделала всё, что могла. Твой отец гордился бы тобой.

— Я могла не отдавать амулет князю, — возражаю я. — Но я повела себя так глупо!

— Не казни себя попусту. И не делай поспешных выводов. Возможно, князь еще просто не попал на аудиенцию к его величеству.

Я горько усмехаюсь:

— Вы верите в это, Елизавета Андреевна? Вот и я нет. Но ждать и дольше в Петербурге я не могу. Настасья Павловна давно намекает, что мое присутствие уже не доставляет ей удовольствия.

— Так перебирайся ко мне! — предлагает Артемьева. — Я буду рада твоему обществу! Не сомневаюсь, что и Соня тоже.

Когда я сообщаю Дубровиной, что уезжаю, она для вида выражает сожаление, но не пытается меня удержать. Арина собирает вещи, Захар Кузьмич готовит к отъезду карету, а я набираюсь смелости и отправляюсь гулять по городу одна. Я давно уже собиралась это сделать.

Родной, любимый Петербург, как же ты изменился за эти годы!

Я медленно иду по Невскому, разглядывая и здания по обеим сторонам проспекта, и гуляющих по тротуару прохожих. Мужчины — в цилиндрах и фраках, дамы — с непременными зонтиками. Зонтик и у меня в руках — Настасья Павловна и без того считает, что у меня слишком смуглая кожа.

Вот Аничков дворец на Фонтанке с вереницей солдат перед фасадом. Я слышала, что именно здесь император Николай часто устраивает придворные балы. А вот — императорская публичная библиотека, которая и у нас, в двадцать первом веке, библиотекой и осталась, хоть и сменила название на российскую национальную. Интересно, что нужно, чтобы в нее записаться? И принято ли ходить туда дамам?

Прохожу мимо Большого Гостиного двора, подавляя в себе желание заглянуть внутрь.

У меня сейчас другая цель.

Решение посетить Елагина приходит внезапно. Я просто осознаю, что мне необходимо с ним встретиться. Посмотреть ему в глаза и понять, кто он — друг, враг?

Тем более, что его дворец должен быть где-то рядом. С того памятного бала прошло много времени, но я точно знаю, что он недалеко от Дворцовой площади.

Я спрашиваю у прохожего, как пройти к особняку князя Елагина.

— Это недалеко, барышня, — тот приподнимает цилиндр и чуть заметно кланяется, — возле Полицейского моста.

Название это мне ни о чём не говорит, и мужчина поясняет:

— Зеленый такой мост. Мимо не пройдете.

Ну, да, Зеленый мост я знаю! Я добираюсь до него за несколько минут.

Мое благоразумие призывает меня остановиться. Что подумает Константин, если я приду к нему вот так, запросто? Это мне, выросшей в двадцать первом веке, такое кажется вполне нормальным. Он наверняка воспримет это по-другому.

Но это — лишь минутное колебание. Слабость, трусость, которые отступают, стоит мне только вспомнить об амулете. Нет, я должна получить ответ!

Я как раз направляюсь к чугунным воротам, когда из них выходит управляющий Степан Андреевич. Он узнает меня не сразу. Оно и понятно — одна, пешком. Так не поступают благовоспитанные барышни.

— Вера Александровна, — расплывается он в приветливой улыбке, когда узнавание всё-таки происходит, — счастлив вас видеть! Не сомневаюсь, его сиятельство так же был бы рад! Но, к сожалению, его нет дома.

— Вот как? — я неприятно удивлена. — Но он в городе?

Я не собираюсь дожидаться его возвращения на ступеньках крыльца, но я хочу, чтобы он знал, что я приходила. Может быть, хоть это заставит шевельнуться его задремавшую совесть?