Княжич, Который Выжил

Живой телефон — это почти победа. Осталось только добраться до него, пока этот говнюк не принялся за Ксюню.

Иду дальше. Шарюсь по цехам, как кот по заброшке. Глаза цепляются за каждую деталь, за каждую стойку, за каждый закуток. Мало ли — вдруг ещё где-то телефон остался. Хоть какой-то. Вдруг повезёт.

И везёт.

В одном из цехов, среди обвалившихся перекрытий и ржавых балок, замечаю старый таксофон. На стене, покосившийся, облезлый, но вроде целый. Хел меня дери, рабочий ли?

Окно рядом разбито, но трещины только по краям, а в углу аккуратная дыра — как раз под руку детскую, вроде моей.

Осторожно, чтобы не хрустнула рама, просовываю пальцы, нащупываю щеколду. Тяну. Скрипит, как старая дверь в хорроре. Тихо-тихо приоткрываю створку, пролезаю внутрь.

Крадусь к таксофону, подхожу ближе. Пыльный, старый, но целый. Провод на месте, трубка свисает на шнуре. Тянусь, сбрасываю её с рычага, прижимаю к уху.

И…

Там уже кто-то говорит.

Рука зависает над кнопками. Только хотел номер вбить и вовремя остановился, а то бы сбросил Сечевика, который сейчас рычит:

— И не спорь со мной, Рогов!

Второй знакомый голос — хриплый, злой, сдержанный до скрежета:

— Если ты её тронешь, Бережков, я тебя…

Сечевик в ответ усмехается, прямо слышу это довольное, мерзкое урчание:

— И что ты сделаешь? У меня твоя дочь! Приходи, Рогов. Разберёмся наконец. Один на один. Битва насмерть. Завод ЖБИ на востоке города, заброшенный. Если придёшь с кем-то из княжеских дружинников или со своими Егерями — убью твою дочку. Срок у тебя до вечера.

Щелчок. Всё. Гудки. Связь отрубилась.

Постоял с трубкой у уха ещё пару секунд. А то вдруг еще кому Бережков захочет позвонить. Раз линия одна, то спалиться легче легкого.

Только длинные гудки. Ну, вовремя я взял трубку — теперь хотя бы знаю, где нас держат.

Заброшенный завод ЖБИ. Восточная часть города. Прикольно.

Набираю номер:

— Мама, дай Логова.

* * *

Рязанская усадьба Опасновых, за пять минут до этого

Княгиня сидела неподвижно, прямая как струна. Спина ровная, плечи расправлены, взгляд — холодный и тяжёлый, словно каменная плита нависла над каждым, кто осмеливался встретиться с ней глазами.

— Мои дети… — произнесла она сдержанно. — Кто посмел похитить их?

Медленно, с ледяным спокойствием, она перевела взгляд с Матвея Максимовича на Ефрема Ефремовича. Чуть в стороне стоял Мастер Рогов. Он был так же бледен, как и она сама, но не позволял себе лишних эмоций, только скрипел сжатыми зубами, как разозленный волк.

Матвей заговорил первым:

— Ирина Дмитриевна, мы взяли живыми двоих из напавших. Один при смерти, второй сейчас на допросе. Этот налетчик был в отдалении от обстреливаемой дороги, но каким-то образом получил ожоги кислотой. Ранения бандита очень характерные для стеклянных шаров Вячеслава Светозаровича. Получается, княжич смог заступиться за себя.

Княгиня сказала:

— Слава вынужден был сам защищаться. И его в итоге похитили. Так вы его хорошо охраняли. Это ваша ошибка, дружина.

Ефрем Ефремович опустил голову, словно подставляя её под незримый удар:

— Это моя ошибка, Ваша Светлость. После завершения расследования готов буду понести любое наказание.

— После этой истории мы с тобой обязательно поговорим, Ефрем. А сейчас… — обрезала она, не повышая голоса, но так, что стало только страшнее, — думайте не о наказании, а о спасении моих детей. Где они? Что выяснили от раненого?

Матвей чуть качнул головой, собираясь с ответом, и заговорил:

— Нападавшие — бывшие дружинники графа Воронцовского. Отслуженные, списанные за воровство и насилие. Сейчас числятся в розыске. Беглые. Видимо, кто-то пообещал им деньги и организовал бегство за границу. Возможно, это враг Мастера Рогова вышел на них и нанял для работы.

— Значит, цена жизней моих детей — всего лишь билет из страны, — произнесла княгиня мрачно. — Мастер Рогов, кто наняли Воронцовских?

Мастер Тимофей Тимофеевич хмурится.

— Это Бережков. Больше некому. Он не простил мне смерти своих подельников. Теперь мстит.

Матвей коротко кивнул:

— Вам виднее, Тимофей Тимофеевич.

— Бережков? — протянула Ирина Дмитриевна, сводя брови в задумчивости. — Но где он взял деньги, чтобы купить себе в услужение беглых дружинников Воронцовского? Это же баснословные суммы! Иначе зачем им вообще ввязываться в нападение на дружинников?

Матвей вставляет сухо:

— Мы это выяснили, Ирина Дмитриевна. Наш «язык» рассказал — Бережков ограбил инкассаторскую машину Царского банка. Ушёл с добычей, и теперь за ним охотится Третье отделение жандармерии. Можно сказать, он сам себе смертный приговор подписал.

Мастер Рогов покачал головой, нахмурился, уставившись в стену, будто в сером бетоне прекрасно видел ответ:

— Да он жить-то и не собирается. Он только одного хочет — отомстить мне. За своих, за то, что я ему жизнь исковеркал. А заодно и честь свою вернуть, как он это понимает.

В этот момент в тишине кабинета прозвучал звонок мобильного. Резкий, будто щелчок хлыста.

Мастер поднял палец, давая знак: тише. Все замерли. Он включил громкую связь и поднёс телефон ближе ко лицу.

— Кто?

Из динамика раздался голос Бережкова — хриплый, самодовольный, с явным злорадством:

— Рогов, твоя дочь у меня.

Тимофей сжал кулак, костяшки побелели.

— Сукин ты сын, Бережков! При чём тут маленькая девочка?! —выдавил он сквозь зубы.

— При том, что её смерть причинит тебе боль, Рогов, — голос Бережкова звучал спокойно, даже насмешливо.

— Что ты хочешь?!

— Запоминай, бывший наставник. Сегодня в восемь вечера. Завод ЖБИ, восток города. Приходи один. Без Егерей. И без дружины Опасновых. Или девочке конец.

— Будешь прятаться за ребёнком? — хрипло бросил Рогов.

— А по-другому тебя не выманить, — ответил Бережков с ленцой. — Ты же притащишь своих Егерей, а это вечеринка только для нас с тобой. Время у тебя до вечера.

Княгиня резко бросает:

— Что с моим сыном, Бережков? В каком он состоянии?

В трубке раздалось презрительное фырканье Бережкова:

— Что это за баба? О ком речь?

— Что ты сделал с княжичем Опасновым, Бережков?! — резко бросает Рогов.

— Княжич? Да на кой он мне сдался? — Бережков фыркает, голос его хриплый, насмешливый. — А что? Не нашли его? Подох, что ли, в перестрелке? Ха-ха-ха!