Княжич Олекса. Сказ второй
Шрифт:
Княжич Александр, широко улыбнувшись, повернулся к отцу и ему отвесил почтительный поклон. Тот, окинув сына гордым взглядом, коснулся его плеча и промолвил поучительно:
— Отныне обязан ты с честью соблюдать воинскую стезю!
— Так и будет, батюшка! — обещал Александр.
По случаю сделанного над княжичем обряда благословения на крещение боем, в Рюриковом Городище князь Ярослав затеял празднество. На морозе жгли костры во дворище, пили хмельные напитки, озорничали с приглашенными скоморохами, катались на санях и водили хороводы вокруг огня под пиликанье гуслей и флейт. То были прощальные гуляния — назавтра дружина князя Ярослава выдвигалась
Миланья, сидевшая за одним из столов, поставленных во дворище, куталась в пуховой платок и издали наблюдала за мужем своим. Тот стоял рядом с Александром и, насмешливо щурясь, наблюдал, как княжич играет с ручным бурым медведем, которого с собой привели скоморохи. Все окружающие находили косолапого крайне занятной забавой — тот был обучен стоять на задних лапах, мог играть на гуслях и пританцовывать в придачу. Александр этого огромного зверя совсем не пугался и то гладил его по голове, то прикармливал с руки, то требовал, чтобы тот пританцовывал и крутился вокруг себя.
Рядом с Мусудом вертелся, будто приклеенный, княжич Андрей — то и дело пытаясь отвлечь его какими-то расспросами. С той поры, как напали ушкуйники на Рюриково Городище и погиб кормилец Андрея боярин Савелий, младший брат Александра мечтал заполучить Мусуда в свои наставники. Не раз Андрей просил отца своего, князя Ярослава, назначить Мусуда и его кормильцем тоже, дабы он смог наравне со старшим братом приобщиться к тайнам ратного мастерства татарина. Князь спросил мнения Александра по этому вопросу, на что тотчас услышал возражения — не захотел тот делить своего наставника с Андреем. Пришлось младшему княжичу удовольствоваться другим кормильцем, коего подобрал ему отец — боярином Климом Мирославовичем. Но вопреки всему, продолжал Андрей добиваться расположения Мусуда, то и дело приставая к нему с различными вопросами и просьбами.
Миланья перевела взгляд с Мусуда на княжича Александра.
Тот продолжал оставаться для нее, колдуньи, загадкой! Не могла она уразуметь, как получилось у Александра нарушить рок, довлевший над Мусудом и предрекавшим тому смерть в бою от топора ушкуйника! Ведь тогда убивалась Миланья от горя и кляла себя за то, что отправила она мужа своего на верную смерть — а что же вышло на самом деле? Узнала она потом, что Мусуд цел и невредим — что спасла его стрела княжича в последний момент! И как Миланья не смогла этого увидеть своим колдовским даром?
Тоскуя по мужу, Миланья то и дело отправляла ему послания, в которых слезно просила забрать её вместе с дочерью в Рюриково Городище. Однако Мусуд отмалчивался в ответ! Супруг явно опасался того, что она снова попытается под каким-нибудь предлогом разлучить его с княжичем — и потому и не думал содействовать её возвращению в новугородские земли. Миланья и гневилась и плакала от расстройства, места себе не находя вдали от Мусуда. И прошедшим летом она, устав от молчания мужа, погрузила свои пожитки на телегу, наняла себе сопровождающих и отправилась в Новугород без приглашения.
Вот было удивление Мусуда, когда объявилась она перед воротами Рюрикова Городища вместе с дочерью Вассой на руках! Ну а князя Ярослава её самовольство от души рассмешило — такой бравый и суровый воин, как Мусуд, не может бабу свою держать в узде! Подтрунивая над смущенным татарином, князь, однако, отнесся к Миланье терпимо и разрешил той остаться в Городище подле супруга. Так и воссоединились муж и жена. И хотя первоначально Мусуд держался с ней настороженно, будто ожидая в любой момент подлой
уловки, но, спустя время, оттаял и вернулась в его отношение к Миланье прежняя ласка.Они никогда с Мусудом не говорили о том её видении, которое вынудило Миланью отправить мужа на спасение княжича. Мусуд был мусульманином и, хоть Ярослав Всеволодович и дал им княжеское разрешение жить как муж и жена, однако мир Миланьи оставался для Мусуда чуждым и далеким. Не желал Мусуд понимать её веры! И Миланья не винила его за то, довольствуясь тем, что он не требует от нее изменить веры и словно бы не замечает её странных разговоров и колдовских дел.
А вот с Александром такой разговор состоялся!
Вскоре после её возвращения в Рюриково Городище, Александр пожаловался на головную боль и попросил привести к нему Миланью — ибо слышал он, что умеет она хвори лечить. Мусуд немедленно привел к нему жену. Оказавшись в светелке княжича, Миланья поняла, что хворь у княжича была мнимой — тот солгал, чтобы встретиться с Миланьей под благовидным предлогом.
«Мусуд, подожди за дверью, — велел Александр своему кормильцу. — Не беспокойся о супруге своей, я не обижу её».
Не понимал он, что Мусуд боялся не за нее, а за него! Когда дверные створы за телохранителем закрылись и остались они одни, княжич не сразу нарушил молчание — он просто смотрел на нее прямым, пристальным взглядом, будто прожигая насквозь. И от того взгляда стало Миланье вдруг не по себе, хоть мало что на всем белом свете могло заставить её испытать тревогу.
«Ты — колдунья», — сказал княжич наконец.
«Люди много чего про меня говорят», — небрежно пожала плечами та.
«Я видел тебя подле моей матери, когда та страдала родами. Видел, как ты колдовала над ней».
Миланья против воли утратила дар речи, пораженная его словами.
«Но я не о том хотел спросить. То дело прошлое и, если бы хотел поговорить об этом с тобою, то завел бы разговор куда раньше, — продолжил Александр ровно. — Я хочу лишь знать одно. Ты ли это отправила Мусуда ко мне на выручку той весной, когда напали ушкуйники?»
Она могла бы попробовать солгать, но не стала того делать:
«Твоя правда, княже, — призналась она. — Я это сделала».
«И упросила ты меня его отправить с тобой в Переяславль, потому что знала, что беда случится?»
Опустила Миланья голову низко, соглашаясь со своей виной.
«Уберечь я его думала… Только раскаялась потом! Прости, княже, что не поведала тебе о грядущей напасти! И не вини Мусуда, ничего он не знал о задумке моей — а коли б знал, то не оставил бы тебя ни за что! Потому я обманула и тебя и его!»
Она опасалась, что княжич спросит о причинах, вынудивших её передумать, но его интересовало другое.
«Почему не предупредила меня о том?» — спросил он сурово.
Женщина вскинула на него взор, в котором сквозила и насмешка и горечь одновременно.
«А ты, княже, поверил бы в мои россказни?» — спросила она в ответ.
Александр опять погрузился в молчание, а в его глазах слабо замерцал гнев.
«Обманув меня, ты обрекла на смерть тех, кто служил моему отцу верой и правдой. Ты обрекла на смерть ни в чем не повинных жен, последовавших за мужьями своими в Новугород. Тебя следовало бы сурово наказать! — произнес княжич негромко, но угрожающе холодно. — Твое счастье, что Мусуд — супруг твой! Не хочу я заставлять его горевать по умерщвленной жене, пусть и дурной! И потому разговор этот останется между нами, даже Мусуд не должен знать о нем. Ступай отсюда! И живи дальше, колдунья!»