Княжна Разумовская. Спасти Императора

— Доброе утро, — сказала я наугад, чтобы проверить свою теорию.

Соня часто-часто заморгала, потом, спохватившись, несколько оторопело кивнула.

— Утречко, утречко, Варвара Алексеевна, — пробормотала она сконфуженно, и я поняла, что приветствия от княжны были не в ходу.

— Сперва умываться, — вздохнув, я решила приостановить свои эксперименты. Хватит потрясений для юной девушки. — Потом завтракать.

Принятие ванны потребовало времени, но после нее я почувствовала себя значительно лучше.

Затем я, наконец, смогла хорошенько разглядеть себя в огромном зеркале, что стояло в дальнем конце комнаты рядом с неприметной дверкой, которая вела в небольшую комнатку: отдельную гардеробную.

Княжна Разумовская, в чье тело меня угораздило попасть, была хрупкой и маленькой, словно птичка. Стройная, почти худая, даже без корсета, невысокого роста, с темными, большими глазами и с чуть вьющимися темно-русыми волосами. Острые ключицы подчеркивали плавную линию плеч и длинную, лебединую шею с молочной, белоснежной кожей. Лишь небольшая родинка у яремной вены нарушала идеальную картину.

Соня помогла мне одеться.

В моде был кринолин и корсеты, одним своим видом напоминавшие пыточное орудие, но, к огромному моему счастью, в утреннем туалете можно было обойтись без них. Поэтому я надела всего лишь панталоны, чулки, сорочку, поверх нее — корсаж, затем расшитую кружевом нижнюю юбку и, наконец, капот перламутрового, жемчужного цвета — домашнее платье свободного кроя, с длинными рукавами и застежками спереди, похожее на привычный мне халат. Атласная лента украшала плечи и грудь, нарядный бант крепился на груди.

К тому моменту я взаправду без сил рухнула на низкий пуф перед своим туалетным столиком, позволив Соне заняться моей прической. А заняться там было чем: волосы, что не были скрыты повязкой, запутались за время моего беспамятства и превратились в совершенно неизящные колтуны.

Непривычная одежда давила и душила, я чувствовала себя капустой из детской загадки: сто одежек и все без застежек…

Чтобы отвлечься, я поймала взгляд Сони в зеркале.

— Барышня, больно? — она тут же всполошилась и испугалась. — Простите Бога ради, не хотела дергать… — гребень в сторону она откинула словно змею.

Я лишь вздохнула, наблюдая за ней. По виду она была моложе меня не больше, чем на пару лет: выглядела еще как девочка-подросток. Слегка неловкая, вся какая-то угловатая, нескладная.

Так и не получив того, чего она от меня ожидала — очевидно, удара — Соня испуганно поморгала темно-зелеными глазами и вновь взяла гребень дрожащей рукой, принялась разбирать давно нечёсаные пряди.

Я тряхнула головой, позволив вьющимся волосам разметаться по плечам и спине, наклонилась над столиком, подперла щеку ладонью и вновь поймала взгляд Сони в зеркале.

— Расскажи про жениха. Никак вспомнить не могу.

Глава 3.

Если и удивилась Соня, то вида не подала.

— А чего про него рассказывать? — спросила, аккуратно разделяя пряди на несколько неравных частей.

— Давно мы помолвлены?

Жених. Я покатала это слово на языке. Же-них. В том мире я была увлечена работой и учебой, и так не вышла замуж.

А здесь княжна Варвара оказалась уже просватана.

Я оказалась просватана.

Соня сконфуженно на меня посмотрела, и я заскрипела зубами. Я успела порядком устать от этих косых, непонятных взглядов исподлобья!

— Ну, что такое? — я недовольно поторопила ее. — Почему ты так на меня смотришь?

— Вы совсем ничего не помните? — набравшись смелости, уточнила она, и я отрицательно мотнула головой.

Вздохнув, она вновь отвела взгляд в сторону и отложила гребень.

— А как… как повздорили с Их сиятельством?.. — тихим шепотом уточнила она.

— Повздорила? — я вскинула брови. — Нет, не помню.

— Да вот, буквально накануне вашего падения… Вы ему сперва записку послали, мол, так и так, он вам не мил, сердце ваше отдано другому…

— Погоди, погоди! — я прижала к груди раскрытую ладонь, почувствовав, как меня накрыл приступ острой паники. — Дай мне… дай мне свыкнуться. Я же словно в первый раз все это слышу.

Ну, Варенька Разумовская! Какова наглость этой девицы! Представить, что подобное будет творить благовоспитанная девушка в шестидесятых годах XIX века было решительно невозможно! Отправить записку первой! Да еще и собственному жениху! Признаться ему в таких вещах! Сердце отдано другому?

Это еще кому?!

Голова закружилась, и я порадовалась, что сижу.

Застонав, я навалилась на туалетный столик грудью и спрятала лицо в ладонях.

Я догадывалась, что легко и просто мне не будет. Но только сейчас, кажется, начала осознавать, насколько будет тяжело.

Соня участливо сопела у меня за спиной.

— А кому… кому мое сердце отдано?

— Да Господь с Вами, барышня! — она вдруг развеселилась. Отсмеявшись и утерев с лица слезы, Соня пояснила. — Их сиятельству князю Хованскому вы просто так написали, чтобы досадить. Уж шибко невзлюбили его с первой встречи.

Я потрясла головой, пытаясь все осознать.

— Почему невзлюбила? — вновь спросила я, чувствуя себя попугаем.

— Не могу знать, барышня, — Соня мгновенно посерьезнела. — Но вернулись вы тогда, из салона, разгневанная — жуть. Поклялись, что ноги вашей не будет в особняке Хованских. Что умрете, а женой ему не станете… Ой, страсти какие, Господи, прости меня, грешную, — Соня боязливо перекрестилась и сжала крестик на тонком, потрепанном шнурке, что виднелся из-под глухого ворота строгого платья.

Я же мрачно хмыкнула.

Молодец, Варенька Разумовская. Сбылась твоя клятва. Нога твоя не ступила в дом ненавистного жениха. Да и ты сама умерла до свадьбы.

Теперь со всем, что ты натворила, предстоит разбираться мне.

Соня тем временем мялась, явно желая сказать что-то еще.

— Ну? — поторопила я ее. — Говори уж, коли начали мы с тобой эту беседу.

— С батюшкой вы тоже из-за князя Хованского повздорили. Как раз все одно к одному совпало: и записка, и отъезд Их Светлости Алексея Кирилловича, и ссора, — скороговоркой выпалила Соня и облегченно выдохнула.