Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу
Шрифт:
– Но разве у вас нет сердца? Или вы не из плоти и крови? Вы не устаете? И не нуждаетесь в сочувствии и понимании? Ах, принцесса! Вы не можете допустить слабости у себя. Вы горды…
– Наверное. Но я права. Я – несчастье его жизни. Я буду молиться, чтобы он поскорее забыл меня.
– Вы… любите его?
– В любом случае это не имело бы никакого значения. Ну, сыграй же что-нибудь! Марио, единственный мой друг. Ты не бросишь меня?
– Что за глупости, – проворчал итальянец, – простите, мадонна… Да благословит вас Господь. Так что же вам сыграть?– Что хочешь… на свой вкус. Я хочу домой, Марио. Я хочу в Россию…
Глава двенадцатая
Возвратившись в Петербург, Ошеров ждал прибытия туда же из Москвы Алексея Орлова, но с изумлением узнал, что граф просил отставки у императрицы, причем сильно этим государыню прогневал. Но она, скрепя сердце, подписала его прошение. Орлов окончательно поселился в Москве.
Сергей Александрович вернулся из Италии печальный и мрачный. Он решил, что хватит с него любви к принцессам, несбыточных надежд и красивых сказок, пора устраивать жизнь, как все люди. Надо в уральском имении сменить управляющего, надо выстроить там новый дом взамен сожженного и наконец наладить хозяйство так, чтобы оно стало-таки приносить доход. Он начал даже подумывать о том, чтобы жениться, уехать из столицы и навсегда поселиться на Урале. Сергей не хотел признаваться себе, что отказ Августы от его любви что-то убил в нем, сломал нечто важное и хрупкое. Зараженный примером Орлова, Ошеров принялся хлопотать об отставке.
Планы были нарушены неожиданным известием: в Москве умерла престарелая тетка покойного батюшки Сергея, весьма почтенная старушка, о которой Ошеров, к стыду своему, совсем позабыл. Но она не забыла про него, завещав единственному оставшемуся в живых отпрыску Ошеровых перешедший к ней от мужа дом на Большой Ордынке и скромное денежное наследство. Это было очень кстати. Сергей поспешил в Москву на похороны почившей родственницы.
Деревянный домик, принадлежащий теперь ему, был невысоким, но просторным, богато и уютно обставленным. Он понравился Сергею. Здесь жила в девичестве его тетка Елена Ивановна, отсюда увез тайком юную Аленушку дерзкий и решительный пан Гориславский, совершив дело, для Елизаветинских времен небывалое. С тех давних пор дом не раз перестраивался и укреплялся.
На похоронах старушки Сергей оказался единственным из ее близких. Все ее дети умерли в младенчестве, прямых наследников не было, дядя Дмитрий колесил по Европе, тетка Елена на похороны не поспевала. Сергей повздыхал для вида – он почти не знал свою родственницу, да и дожила она до таких лет, что все вокруг только удивлялись ее долгожительству. Так что после похорон Ошеров, нимало не скорбя, первым делом поспешил в гости к графу Орлову.
– Его сиятельство не принимают! – как-то задушевно и почти испуганно прошептал старый дворецкий.
– Что-то случилось? – удивился Сергей.
Но откуда-то сверху, с лестницы, донесся грому подобный голос Алехана.
– Кто там? Нешто Ошеров? Впусти немедля!
«Что такое? Пьян, что ли его сиятельство?»
– Здравствуй, друг дорогой! Вернулся? Молодец! Выпить хочешь?
Сергей покачал головой, грустно приглядываясь к графу.
– И вам бы больше не след, Алексей Григорьевич.
– Ну это ты, братец, врешь. Я знаю, когда мне пить… и сколько… и с кем.
Он налил еще бокал, и, не спрашивая больше желания Сергея, наполнил и второй.
– Выпьем, голубчик, за человеческую подлость!
– Господи, граф! Что это вы… в таком настроении обретаетесь?
– Я подлец, Сережка. Любого спроси. Все забыто, друг мой, все… Треплется кто ни попадя:
чесменский герой нынче с бабами воюет. Молчи! Знаю, ты меня предупреждал… Не напоминай.– Алексей Григорьевич! Голубчик…
– То-то клеветникам теперь раздолье! Цареубийцей меня давно сделали, теперь кощунником выставляют. Мол, заманил авантюрьеру на корабль, да и обвенчан был с ней подставным лже-попом для надежности.
– Бред какой! – воскликнул Ошеров. – Нелепость, да какая подлая!
Орлов безнадежно махнул рукой.
– Да бросьте, не слушайте… – сказал Сергей. – Алексей Григорьевич, у таких, как вы, людей недостатка в завистниках никогда не было. А Москва вас любит! Для москвичей вы – кумир.
– Да… Москва. Осяду в ней совсем. Устал от столицы.
– Алексей Григорьевич, да зачем же вы…
– Все верно, друг мой. Царице больше не нужны Орловы. И каждый будет теперь перед Алеханом нос задирать – не привык я к этому! А дела государственные… Потемкин лучше справится. Пусть воз везет, коли впрягся. Друг юных лет… Дождался своего часа, богомол!
– Да нет же, граф! – настаивал Сергей. – Нельзя вам было в чистый абшид.
Орлов посмотрел на него мутным взором и неожиданно брякнул:
– Хочешь, покажу «государственную тайну»?
Сергей недоуменно пожал плечами, но Алексей уже встал и направился к двери.
Поднялись наверх. Орлов приостановился в нерешительности, для него весьма необычной, перед узкой массивной дверью. Наконец аккуратно потянул ее на себя…
Они оказались в небольшой светелке. У стены, закрытой гобеленом, стояла богато украшенная колыбель, в которой, крепко смежив крохотные веки, спал младенец. Девушка-немка в белоснежном чепце сидела возле и читала книгу. Завидев графа, она быстро поднялась, сделала книксен, а затем, повинуясь одному лишь взгляду Орлова, вышла из комнаты.
Алексей низко склонился над колыбелью.
– Подойди, Сережа, – прошептал он.
Ошеров, изумленный, приблизился.
– Ишь, спит как сладко, – бормотал Алексей. Дитя причмокивало во сне.
Орлов растаял, ослабел, хотел еще что-то сказать, но язык не повиновался.
– Кто это дитя? – Ошеров ничего не понимал.
– Александр Алексеевич Чесменский! – торжественно, слегка заикаясь, провозгласил Алехан и неловко поцеловал мальчика. Тот встревоженно пошевелился, но, засунув пальчик в рот, продолжал спокойно спать. Алексей выпрямился, тряхнул головой, вдруг нахмурился, потом чему-то усмехнулся.
– Пошли! – шепнул Ошерову.
Они вернулись в комнату Алехана. Орлов, не глядя на друга, принялся вновь наполнять бокал.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Сергей. – Это сын ваш? Когда же вы успели… Сколько ему? Ведь вы же были в Италии… Его оттуда привезли?
Алексей сдавленно, пьяно рассмеялся.
– Не… понимаешь? Тогда давай выпьем! За… за упокой души матушки его!
Сергей едва не вырвал у него бокал из рук.
– Вы что, граф! Кончайте пить, нельзя же так…
– Ну да, – бормотал Алексей, поняв по-своему восклицание Ошерова. – Грех, кощунство, за упокой души… Тогда за здравие сына моего!
Он залпом осушил кубок.
И вдруг разрыдался, уронив голову на руки.
– Этого еще не хватало! – воскликнул Сергей. – Алексей Григорьевич, возьмите себя в руки. Пойдемте. Вам надо лечь…
– Вырастет, – бормотал граф, – узнает, не дай Бог, что я мать его погубил… Проклянет!
– Ах, вот оно что! – понял Сергей. – О, граф! Неужели…