Кобзарь: Стихотворения и поэмы

И в самых радостных краях Не знаю ничего красивей, Достойней матери счастливой С ребенком малым на руках. Бывает иногда: смотрю я, Любуюсь ею, и печаль Охватит сердце вдруг; и жаль Ее мне станет, и, тоскуя, Пред нею голову склоню я, Как перед образом святым Марии — матери прекрасной, Что в мир наш бога принесла… Теперь ей все легко, все любо. Она в ночи не спит, встает, Свое богатство стережет, И только ночь пойдет на убыль, Она опять над ним, и губы Любовно шепчут: «Вот он, вот… Мой сын!» И за него с тревогой Молитву посылает богу, На улицу выходит с ним — По улице идет царицей, Перед людьми добром своим, Сокровищем своим гордится: Мол, краше всех и лучше — мой! И, если кто на сына глянул, — Нет больше радости! Домой Приносит своего Ивана И думает, что все село Ее лишь сыном любовалось, Что вместе с ними все ушло И ничего там не осталось. Счастливая!.. Года проходят, И дети взрослые уходят, Кто в ту, кто в эту сторону: На заработки, на войну. И ты осталась сиротою, И дома никого с тобою Уж больше не осталось. Плеч Укутать нечем. Стынет печь, Нетопленная по неделям, И встать не можешь ты с постели. Но все — и думы, и мечты, И все твои молитвы богу — О них, о деточках… А ты, Другая мать, глухой дорогой Бредешь, боясь глаза поднять, Великомученица-мать; Несешь дитя, от всех скрывая. Ведь пташка малая любая — И та увидит и поймет: «Вон девушка свой грех несет». Бесталанная! А где же Красота былая, Та, которой любовались, Девушку встречая? Все взяло дитя родное, — Тяжкий стыд да горе. Бесприютная, идешь ты Из села в позоре. Сторонятся все при встрече, Как от прокаженной. А сынок — такой он малый, Такой несмышленый. И когда еще он скажет, Когда пролепечет Слово мама. Великое Слово человечье! Подрастет, ему расскажешь, Как была дивчиной, Как тебя барчук лукавый Обманул и кинул. Ненадолго легче станет — Срок не за горами: В люди сын уйдет мальчишкой Бродить со слепцами. А тебя оставит нищей, Чтоб собак дразнила, Да еще и обругает, Зачем породила Да зачем в трудах и в поте Растила, любила. И любить, бедняга, будешь До самой кончины. А свою кончину встретишь Где-нибудь под тыном.

[Кос-Арал, 1849]

[Петербург (?), 1858]

«В светлый праздник на соломе…» Перевод М. Комиссаровой

* * *

В светлый праздник на соломе Крашенки катали Дети на припеке в полдень И хвалиться стали Обновами. Той рубашку С вышивкою сшили К празднику. А этой — ленту, Той тесьму купили. Кому шапку из мерлушки, Сапожки с подковкой, Кому свитку. Лишь сиротка Сидит без обновки, В рукава ручонки прячет И глядит уныло. «Мне обнову справил батько». «Мне мама купила». «А мне крестная рубашку Гладью вышивала». «У попа я обедала», — Сиротка сказала.

[Кос-Арал, 1849]

«Бывало, думаю, гуляю…» Перевод В. Бугаевского

* * *

Бывало, думаю, гуляю, Сижу за работой, Все о милом вспоминаю И страшусь чего-то. Глупа была молодая И все дожидалась — Вот пришлет за мною сватов… И не догадалась, Что смеялся он над глупой. А сердце болело, Будто знало, что так будет, Сказать не умело. Если бы оно сказало, Его не любила б, К роднику тогда, быть может, В рощу не ходила б. А то утром и вечером Ходила туда я… Доходилась. Одинокой Вяну, увядаю. Стариться в отцовской хате Жребий мой проклятый, А своих уже не будет Ни двора, ни хаты! Вот и нынче за работой Сижу иль гуляю, Все о милом вспоминаю И сама не знаю, Что я думала, зачем я В рощу ту ходила? И за что его так долго, Так тяжко любила?

[Кос-Арал, 1849]

«Бывает, иногда старик…» Перевод Н. Ушакова

* * *

Бывает, иногда старик Негаданно помолодеет, И пусть от пенья он отвык, Но даже петь старик затеет… И встанет ясно перед ним Надежда ангелом святым, И словно молодость к нему Вернется и крылом своим Его овеет. Что же с ним? Чему же рад старик? Тому, Что дело доброе задумал Он, видите ли, совершить. Вдруг совершит? Как славно жить Тому, кто и душой и думой Умеет доброе любить! Не раз он радоваться станет, Не раз барвинком расцветет. Не так ли вот в глухую яму Святое солнышко заглянет, И в ней, глухой, на вызов тот Трава зеленая взойдет.

[Кос-Арал, 1849]

«Не самому ль мне написать…» Перевод М. Матусовского

* * *

Не самому ль мне написать Послание себе в отраду И дочиста в нем рассказать Все то, что надо и не надо. Ведь не дождешься ты его, Того писания святого, И нет нигде живого слова, И правды нет ни у кого! Уж, кажется, и срок настал. Уж десять лет свой круг свершили, Как свой «Кобзарь» я людям дал, А им как будто рот зашили. Молчат, не споря, не кляня, Видать, — и не было меня. Не похвалы я жду от света, — И без нее свой путь найду, — А только доброго совета; Да, верно, ссыльным я сойду В могилу, прежде чем дождусь! Бывало, сердце так болело, — О боже правый, как хотелось, Чтобы мне кто-нибудь сказал Хотя бы слово; чтоб я знал, Кому пишу я песни с жаром, За что Украину люблю, — Огонь святой не трачу ль даром? Я, верно, прежде стану старым, Чем буду знать, за что терплю. Чтобы напрасно не томиться, Пишу порою просто так, А иногда седой казак Почудится или приснится; Усатый, видится он мне На черном вороне-коне! А больше ничего не знаю, Хотя за то и погибаю Теперь в далекой стороне. Иль так судьба моя сложилась? Иль богу мать не помолилась, Как понесла меня, — что я В степи, как лютая змея, Лежу, растоптан, издыхая, Заката солнца ожидая? Вот так живу я, и терплю, И смерти жду, в степи страдая. За что? Ей-богу, сам не знаю. А все-таки его люблю — Простор Украины широкий, Хотя там был я одиноким (Ведь пары там я не нашел) И вот до гибели дошел. Пустое, братец, не томися! Себя в железо ты закуй Да хорошенько помолися, На свет же, на людей наплюй, — Они глупей капусты. Впрочем, Ты, братец, поступай как хочешь. Есть ум, так сам все обмозгуй.

[Кос-Арал, 1849]

«Мы чванные, пустые люди…» Перевод А. Ойслендера

* * *

Мы чванные, пустые люди, Где б ни были, — везде и всюду! А хвалимся, что вот-де мы И над землею и водою, И от дворцов и до тюрьмы — Везде цари, а над собою — Тираны — до того цари, И на престоле и в неволе. И это все — по доброй воле, По воле разума горит, Как бы маяк в открытом море, То есть в житейском. Точно так И в черепе, как на просторе, Горит сияющий маяк, А мы лишь масло подливаем Да песни тянем, напеваем И при удаче и в напасть. Все сизокрылые орлы вы, Пока вам горе не приснилось, Хоть маленькое, хоть на час! А там — опять в шинок спешите. Под лавкой пьяные лежите. И тот огонь святой погас, И тот маяк уже не светит, И свиньи, будто бы из клети, Как в лужу, в череп ваш бегут. Ну, и прекрасно, что куют Для вас железные оковы И чарки в руки не дают Или ножа, а то бы снова Вы с горя напились вина, А после от тоски рыдали, Родителей своих спьяна, Своих вы крестных проклинали, А после — нож… И потекла б, Кровь потекла бы, как смола, Из туши вашей поросячьей. А после?…

[Кос-Арал, 1849]

«Мне золотую, дорогую…» Перевод В. Звягинцевой

* * *

Мне золотую, дорогую Свою судьбу совсем не жаль, Не жаль мне долю молодую; А все же иногда печаль Найдет такая, что заплачу! Когда еще, к тому в придачу, Мальчишку встречу. Одинок, Как с ветки сорванный листок, Сидит он, прислонившись к тыну, Одетый в рваную холстину, — И мнится мне, что это я, Что это молодость моя! И мнится мне: в суровой доле Он не увидит вольной воли, Священной воли… И вот так — Напрасно — прахом пролетят Все лучшие его года. Нигде не сыщет он привета И, побродив по белу свету, Пойдет батрачить… Ну, а тут — Чтоб он не плакал, не грустил, Чтоб как-нибудь пристроен был — Его в солдаты отдадут.

[Кос-Арал, 1849]

«Мы вместе некогда росли…» Перевод Н. Ушакова

^{307}

* * *

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . Мы вместе некогда росли, Друг друга мы детьми любили, А наши матери твердили, Следя за малыми детьми: «Поженим их». Да вот скончались Не в срок они, а мы расстались; Как в детстве разлучились мы, Да так и не встречались боле. Меня по воле и неволе Носило всюду! Принесло Уже седым к родному дому. Когда-то ясное село Теперь казалось мне, седому, Каким-то темным и немым, Таким же, как я сам, седым. Казалось (мне уж так казалось), Ничто в селенье не менялось За эти долгие года, Все выглядело как всегда; Равнины, тополи-раины, Овраг и верба предо мной, Склонившаяся над водой Как бы под бременем кручины. Вот пруд, плотина и ветряк За рощей крыльями мелькает. А дуб зеленый, как казак, Из рощи вышел и гуляет; И темную листву свою Раскинул сад над той горою, Где старики мои в покое Лежат в тени, как бы в раю. Кресты склонились, позабыты, Слова с крестов дождями смыты… И не дождями, не слова — Сатурн все начисто стирает… Пусть со святыми почивают Мои родители!.. «Жива Оксана?» — к брату обращаюсь. «Какая?» — «Маленькая та, Что с нами некогда играла. Кудрявенькую позабыл? Ты что же, братец, загрустил?» «Да нет, я не грущу нимало. Ушла Оксаночка в поход С солдатами, да и пропала; Вернулась, правда, через год, Да вот беда: вернулась с сыном, Острижена. Она в ночи, Бывало, все сидит под тыном, Кукушкой стонет и кричит Или чуть слышно напевает И словно косы расплетает. Потом она опять ушла; Куда ушла, никто не знает, Ума лишилась и блуждает… А что за девушка была — Красавица! Счастливой доли Ей не дал бог…» А может, дал, Да только кто-нибудь украл И обманул господню волю.

[Кос-Арал, 1849]

«Готово! Парус распустили…» Перевод Н. Ушакова

^{308}

* * *

Готово! Парус распустили; Баркас с байдарой заскользили^{309} Меж камышами в Сыр-Дарью, Плывут по голубой дороге. Прощай же, Кос-Арал убогий!^{310} Два года злую грусть мою Ты все же развлекал умело. Спасибо! Сам себя хвали, Что люди и тебя нашли^{311} И знали, что с тобою сделать. Прощай, мой друг! Твоей земли Не славлю я, не проклинаю. Быть может, вновь тоску узнаю, Изведанную в этом крае, Но от него уже вдали.