Кобзарь: Стихотворения и поэмы

Вот таков-то Перебендя — Старый он да странный! Запоет о Чалом^{9} — кончит Горлицей^{10} нежданно; С дивчатами на выгоне — Гриця да Веснянку^{11}; В шинке, с парубками вместе, — Сербина, Шинкарку, С женатыми на пирушке (Где свекровь презлая) — О недоле, вербе в поле, А потом — У гаю^{12}; На базаре — о Лазаре^{13}, Или — чтобы знали — Тяжко, скорбно запоет он, Как Сечь разоряли.^{14} Вот таков-то Перебендя — Старый он да странный! Начнет шуткою, а кончит Слезами нежданно. Ветер веет, повевает, По полю гуляет. Сидит кобзарь на кургане, На кобзе играет. Вкруг, как море широкое, Зеленеют степи; За курганами курганы Вдаль уходят цепью. Чуб седой, усы седые Треплет ветер яро; Вдруг уляжется послушать, О чем поет старый; Как сердце смеется, слепой старик плачет… Он слушает… веет… Укрылся вдали На степном кургане от людей, незрячий, Чтоб по полю ветры слова разнесли, Чтоб людям не слышать — ведь то божье слово, То сердце неспешно с богом говорит, То сердце щебечет господнюю славу, А дума по свету на туче летит. Орлом сизокрылым летает, ширяет, Небо голубое широкими бьет; Присядет на солнце, его вопрошает: Где оно ночует? Как оно встает? Послушает море, о чем: плещет в споре, И гору он спросит: молчишь почему? И снова на небо — на земле ведь горе, Ведь на ней, широкой, нет угла тому, Кто сердцем все знает, кто сердцем все чует: О чем ропщет море, где солнце ночует — Пристанища нету на свете ему! Один, точно солнце на небе высоком; О нем молвят люди: «С живыми — живой!» А если б узнали, что он, одинокий, Поет на кургане, шепчется с волной, То божие слово давно б осмеяли, Его бы глупцом обозвали, прогнали. «Пусть бродит, — сказали б, — над морем, шальной!» Хорошо, кобзарь, отец мой, Хорошо, что ходишь На курган и словом, песней Душу там отводишь! И ходи, мой голубь сизый, До поры, покуда Не заснуло сердце, — пой там Вдалеке от люда. А чтоб люди не чурались, Тешь их иногда ты… Что ж, пляши под дудку пана — На то он богатый! Вот таков-то Перебендя — Старый он да странный! Начнет свадебной, а кончит Грустною нежданно.

[Петербург, 1839]

Катерина Перевод М. Исаковского

Василию Андреевичу Жуковскому

на память 22 апреля 1838 года

^{15}

I

Чернобровые, любитесь, Да не с москалями, Москали — чужие люди, Глумятся над вами. Позабавится и бросит — Поминай как звали. А дивчина погибает В горе да в печали. Пусть сама б она погибла, Кляня долю злую, Но еще и то бывает — Губит мать родную. Если есть за что увянуть — Сердце с песней вянет, Люди в сердце не заглянут И жалеть не станут. Чернобровые, любитесь, Да не с москалями: Москали — чужие люди, Смеются над вами. Ни отца, ни мать родную Слушать не хотела — С москалем слюбилась Катря, Как сердце велело. Полюбила молодого, В садик выходила, Пока там девичью долю Не запропастила. Мать звала вечерять дочку — Дочка не слыхала; Где встречалась с любимым, Там и ночевала. Много ночек кари очи Крепко целовала, Пока вдруг не зашумела Недобрая слава. Что ж, пускай дивчину судят Люди в разговоре: Она любит и не слышит, Что подкралось горе. Весть недобрая примчалась — В поход затрубили. Уходил москаль, а Катре Голову покрыли.^{16} Не заметила позора, Пропустила мимо: Словно песня, сладки были Слезы о любимом. Обещался чернобровый: Буду цел — вернуся. Ожидай его, дивчина, Ожидай, Катруся! С москалями породнишься — Горе позабудешь, А пока — пускай болтают Что угодно люди. Не тоскует Катерина — Слезы вытирает, А на улице дивчата Без нее гуляют. Не тоскует Катерина, А ночной порою Берет ведра молчаливо, Идет за водою, Потихоньку, незаметно Дойдет до криницы, Тихо станет под калиной, Запоет о Грице.^{17} Так зальется, что калина Плачет от печали. Возвратится — и довольна, Что не увидали. Не тоскует Катерина, Ничего не знает, Из окна в платочке новом Смотрит, ожидает. Ожидала Катерина, А время летело, Захворала Катерина, Слегла, ослабела. Занедужила, бедняжка, Еле-еле дышит… Отлежалась — и за печкой Колыбель колышет. А соседки злые речи С матерью заводят: «Мол, не зря в твой дом ночами Москали приходят. У тебя родная дочка Стройна и красива, И не зря она качает Солдатского сына: Что искала — получила… Уж не ты ль учила?…» Дай вам боже, цокотухам, Чтоб вас горе било, Как беднягу, что вам на смех Сына породила. Катерина, мое сердце! Ой, беда с тобою! Как ты жить на свете будешь С малым сиротою? Кто расспросит, приласкает, Кто вам даст укрыться? Мать, отец — чужие люди, С ними не ужиться! Отлежалась Катерина, Встала понемногу, Под окном ласкает сына, Смотрит на дорогу. Смотрит Катря — нету, нету… Может, и не будет?… Хоть бы в сад пошла поплакать — Так увидят люди. Сядет солнце — Катерина В садике гуляет, К сердцу сына прижимает, Тихо вспоминает: «Здесь его я поджидала, Здесь его встречала, А вон там… сынок, сыночек!..» И не досказала. Зеленеют, зацветают Черешни и вишни. В тихий садик Катерина, Как и прежде, вышла. Но уже не запевает, Как тогда бывало, Когда друга молодого Ждала-поджидала. Приумолкла Катерина От тоски-печали, А соседи, а соседки Уши прожужжали. Пересуды да насмешки Злобою повиты… Где ж ты, милый, чернобровый? В ком искать защиты? Ой, далеко чернобровый, И ему не видно, Как враги над ней смеются И как ей обидно. Может, лег он за Дунаем В могилу сырую?^{18} Иль в Московщину вернулся Да нашел другую? Нет, не лег он за Дунаем На глухом кладбище, А бровей таких на свете Нигде он не сыщет. Пусть в Московщину поедет, Пусть плывет за море — С кем угодно Катерина Красотой поспорит. Черны брови, кари очи, Молодая сила. Только счастье мать родная Дать ей позабыла. А без счастья ты на свете, Как в поле цветочек: Гнет его и дождь и ветер, Рвет его кто хочет. Умывайся ж, Катерина, Горькими слезами! Москали давно вернулись Другими путями.

II

За столом отец угрюмо На руки склонился И на свет смотреть не хочет, В думу погрузился. На скамейке, возле мужа, Села мать-старуха И, слезами заливаясь, Вымолвила глухо: «Что же, доченька, со свадьбой? Отчего ж одна ты? Где жених запропастился? Куда делись сваты? Все в Московщине. Ступай же, Там проси защиты, А о матери родимой Людям промолчи ты. Знать, в несчастную годину Тебя породила. Коли б знала, что случится, Лучше б утопила… Не увидела б ты горя, Не была б несчастной… Дочка, доченька родная, Мой цветочек ясный! Словно ягодку на солнце, Я тебя растила. Дочка, доченька, голубка, Что ты натворила?… Что ж… ступай в Москву к свекрови! Так уж, видно, нужно, Мать послушать не хотела — Будь хоть ей послушна. Поищи ее да с нею Там и оставайся. Будь довольной, будь счастливой И не возвращайся, Не ищи дорог обратных Из дальнего края… Только кто ж меня схоронит Без тебя, родная? Кто поплачет надо мною, Над старухой хилой? И калину кто посадит Над моей могилой? Кто молиться будет богу О душе о грешной?… Дочка, доченька родная, Мой цветочек вешний!.. Что ж… иди!» И пошатнулась, В путь благословляя: «Бог с тобою!» — и упала, Словно неживая… «Уходи! — прибавил старый. — Что остановилась?…» Зарыдала Катерина, В ноги повалилась: «Ой, прости ты мне, родимый, Что я натворила! Пожалей свою Катрусю, Голубь сизокрылый!» «Пусть господь тебя прощает, Пусть жалеют люди! Молись богу и — в дорогу! Отцу легче будет». Еле встала, поклонилась, Пошла за ворота; И остались в старой хате Старики сироты. В тихом садике вишневом Помолилась богу И взяла щепоть землицы С собою в дорогу. «Не вернусь я в край родимый, — Катря говорила, — Мне в чужой земле чужие Выроют могилу. Но пускай своей хоть малость Надо мною ляжет И про горькую судьбину Людям пусть расскажет… Не рассказывай, не надо, Где б ни закопали, Чтоб меня на этом свете Злом не поминали. Ты не скажешь… Он вот скажет, Кто его родная! Где ж мне, где искать приюта, Матерь пресвятая? Знать, найду приют навеки Под тихой водою. Ты мой тяжкий грех замолишь В людях сиротою, Без отца!..» Идет Катруся. Заплаканы очи; Голова платком покрыта, На руках — сыночек. Вышла в поле — сердце ноет, Назад оглянулась — Поклонилась, зарыдала, В слезах захлебнулась. Стала в поле, словно тополь У дороги пыльной. Как роса ночная, слезы Полились обильно. И не видит за слезами Света Катерина, Только крепче прижимает Да целует сына. А сыночек-несмышленыш Не знает заботы: Ищет пазуху ручонкой Да лепечет что-то. За дубровой солнце село. Наступает вечер. Повернулась, зашагала Далеко-далече. В селе долго говорили, Долго рассуждали. Только тех речей родные Уже не слыхали… Вот что делают на свете Людям сами ж люди! Того вяжут, того режут, Тот сам себя губит… А за что? Господь их знает! Глянешь — свет широкий, Только негде приютиться Людям одиноким. Одному даны просторы От края до края, А другому — три аршина, Могила сырая. Где ж те добрые, которых День и ночь искали, С кем хотелось жить на свете? Пропали, пропали! Есть на свете доля, А кто ее знает? Есть на свете воля, Где ж она гуляет? Есть люди на свете — В золоте сияют, Кажется, богаты, А доли не знают — Ни доли, ни воли! С бедой породнятся — Жупан надевают, А плакать стыдятся. Так берите ж злато, Богачами станьте, А горькие слезы Для меня оставьте. Затоплю недолю Горькими слезами, Затопчу неволю Босыми ногами! Тогда я и весел, Богат и доволен, Когда мое сердце Забьется на воле!

III

Кричат совы, спит дуброва, Звездочки сияют. У дороги в свежих травах Суслики шныряют. Люди добрые заснули, Ночка всех покрыла — Кого счастье, кого горе За день утомило. Собрала всех, уложила, Словно мать, колышет… Где ж Катруся приютилась, Под какою крышей? Может, сына забавляет В поле под копною? Или прячется от волка В лесу за сосною? Брови черные, вам лучше б Вовсе не родиться, Коль такое горе с вами Может приключиться! Что-то дальше будет с нею? Горе, горе будет! Ждет ее песок сыпучий Да чужие люди. Ждет ее зима да вьюги… Если ж тот найдется — Приласкает ли он сына Или отвернется? С ним бы все она забыла, Всю тоску былую! Он и встретит и приветит, Как свою родную…