Код завинчивания. Офисное рабство в России

Весь вечер выступала музыкальная группа из Гаваны, а в одной из комнат пожилая кубинка, говорящая только по-испански, невозмутимо скручивала из табачных листьев сигары всем желающим. Традиционно отметился коллектив одного из отделов, спев две песни на испанском (вот гаванцы повеселились-то, наверное). Народ отнесся к выступлению благосклонно. Затем генеральный директор — который, кстати, аккомпанировал кубинцам на маракасах — раздал отличившимся в течение года подарочные сертификаты в крупные московские торговые сети.

Начиналось самое интересное. Вечеринка сделалась саморегулируемой, т. е. начиналась культурная анархия. Кто-то дотанцовывал, но большинство сидело-лежало, скинув туфли, живописными группами. В переходящем черном парике фотографировались все независимо от возраста и пола. Сокращенные держались молодцом, улыбаясь шире оставшихся. На полу хрустели остатки Cuba Libre. Чтобы не попасть в корпоративную хронику, примерному семьянину надо было уже сваливать…

Раня Норкина описывает корпоратив по-норвежски:

Рождественская вечеринка — святое святых любого норвежского коллектива. Наш родной рабочий коллектив отнюдь не является исключением. Целый декабрь нас кормили обещаниями, как здорово мы повеселимся, а также держали в жутком секрете, где именно мы будем веселиться. Вчера в пятницу нам велели прийти в офис в пять вечера красиво одетыми и свободными на весь вечер и прилагающуюся ночь. Ответственной за рождественскую вечеринку была Ингеборг, которая, несмотря на то что поделилась со мной своей заветной тетрадкой рецептов, категорически отказалась рассказать, куда мы поедем веселиться. Так пот, в 5 вечера мне прийти не удалось — я опоздала на автобус и пришла в офис в полшестого. Как раз в гот момент, когда я открыла офисную дверь, наш начальник в серебристо-дурацком костюме толкал речь в холле. Я увидела затылки и спины коллег и начальника, строго смотрящего на меня, входящую в холл. «А сейчас мы будем пробовать белые вина», — гордо произнесла Ингеборг, когда начальник поздравил, подытожил и нажелал нам всякой фигни. Вместо Ингеборг на всеобщее внимание вышел кудрявый и заикающийся Одбьерн и начал долго рассказывать. чем шабли отличается от бургундера. Когда Одбьерн закончил, нам предложили взять по два бокала и попробовать определить, где бургундер, а где шабли. Не буду ябедничать, но Андерш и Эммар выпили эти два бокала одновременно и потребовали добавки. Потом на сцену, вернее, середину холла вышел всегда лохматый бывший хиппи и выдающийся программист Стайн и начал рассказывать про виски. Стайн расставил перед собой четыре бутылки виски с разными этикетками и, закатив глаза, читал поэму о том, как из пива делают крепкое спиртное. После этого дегустация продолжилась, но я разумно рассудила, что вино и виски — комбинация не самая благонадежная. Затем пришло такси, которое повезло нас в секретное место. Секретным местом оказался самый пошлый ночной клуб Осло «емюгет». Там нас посадили в тесную комнату с другими жертвами, налили шампанского и рассказали, что теперь будет шоу, а также нам дадут покушать… Я скромно уселась с начальником отдела кадров, улыбающимся толстяком и начальником по инновации, седым и резким инноватором. Напротив зажигал скоро уходящий на пенсию Ян, знаменитый тем, что он наплевал на феминизм и что его жена гладит ему рубашки. Ян шумно веселился и требовал шампанского, инноватор возмущался норвежским правительством, а толстяк из отдела кадров признавался, что любит готовить. Шоу оказалось очень шумным, было много белого вина… Можно, конечно, продолжать про всевозможные детали вчерашнего вечера, однако остановлюсь тут.

Неудивительно, что работники испытывают к корпоративным новогодним забавам смешанные чувства. С одной стороны, легкое раздражение (лучше бы, мол, наличными отдали), а с другой стороны, гордость за свое княжество: на Сердючку не поскупились! И еще долго в курилках и сетевых дневниках будут обсуждать захватывающие подробности предновогодней вакханалии. Отдельные подвиги и faux pas войдут в анналы, о них годами будут рассказывать новичкам. А те корпоративы, где никто не покалечился спьяну и не наговорил нетрезвых дерзостей сюзерену, благополучно канут в Лету. Растают, как прошлогодний снег. Но с другой стороны — навсегда осядут цветными пикселями компрометирующих цифровых фотографий в социальных сетях.

Глава 6 ОФИСНОЕ ПРОСТРАНСТВО КАК МОДЕЛЬ СОВРЕМЕННОГО МИРА

Над его столом висел большой календарь с ужасающе лиричным пейзажем: расположенное позади монитора этакое окно в задушевный мир. В туманной дымке желтели осенние печальные деревья, рябь воды отражала небеса. В облаках парила чайка. Откуда над маленькой среднерусской речкой такая здоровенная морская птица?

Фу! О, господи… Приглядевшись, посетитель видел, что эта чайка любовно слеплена из жвачки: приклеенный на глянцевую поверхность белесый червяк, тьфу, какая гадость! Заметив это, гость уже не мог отвести пораженного взгляда от календаря. И одновременно с этим спешил ретироваться. Собственно, этого и добивался хозяин маленького закутка — быстрого побега нежданного хуже-татарина.

Вот она, квинтэссенция офисного гнездования: уют для себя, кошмар для визитера. Все обустроено так, чтобы только владелец этих куцых оковролиненных метров чувствовал себя хорошо. Начиная с пальто/шали/шубы на спинке офисного кресла (физически воплощенная метафора теплого гнезда) и заканчивая микроскопическим кактусом на мониторе или системном блоке. Впрочем, кактусы популярны ныне у старейших клерков, свято верящих в то, что суккулент надежно защищает от вредоносного излучения монитора. На плоский монитор не поставишь и крошечный горшочек с колючим защитником, поэтому кактус — примета довольно отсталого офисного быта, символ заскорузлости и провинциальности.

В большинстве контор все утлое пространство занято приметами ежедневного быта офисных рабов — снизу доверху. От уличных ботинок в глубине подстолья до кружки чая на столе, с плавающими в ней перламутровыми чайными опивками многочасовой давности. Это не просто «нужные вещи», это ритуальные символы обладания (говорю так обтекаемо, хотя хочется сравнить их с кучками, которыми енот метит свою территорию). С их помощью обитатель кьюбикла метит, столбит, закрепляет за собой право мимолетного (он-то думает, что долгого) владения именно этим стулом, этим столом, этим кусочком ковролина, этим компьютером и этим монитором. А в конечном итоге этим местом под солнцем. Недаром уволенный работник так жалко и трагично выглядит со своими пожитками — словно беженец, погорелец, жертва катастрофы. Впрочем, он зачастую и является жертвой катастрофы, нежданно изгнанной из кондиционированного рая.

Актуальный ныне open space, этакий жужжащий улей, воспринимается российскими офисными рабами с тоской.

Таня, 28 лет, бывший редактор издательского холдинга «Кирилл и Мефодий»:

Мы сидели на последнем этаже, выходишь, перед тобой такой зал огроменный: метров восемьдесят, нет, сто, разделенный редкими перегородками. Отдельно сидели только программисты и дизайнеры учебного отдела, а редакторы и авторы сидели как в открытом поле — много-много столов, много-много компьютеров…

С огромной неприязнью вспоминает open space и 32-летний работник компании «Дэймлэнд», пожелавший сохранить анонимность:

Сейчас модно делать open space в офисах, чтоб все работники были на виду. Никаких кабинетов, один сплошной спейс, который опен — с галерейки все видно, кто что делает. Бухгалтерия особенно возмущалась, им, конечно, неудобно деньги считать у всех на виду. Тогда их просто разместили «на камчатке»: лицом к входу и спиной к серверной. «Рекламщики» (менеджеры по рекламе) тоже выражали недовольство, попробуй провести телефонные переговоры в таком гвалте.

Наш новый офис находился на пятом этаже бывшего фабричного здания (это ведь тоже очень модно — переделывать цеха под офисы). Стены из красного кирпича, светлые сосновые доски на полу, огромные окна и высокий потолок. Все бы здорово, но нас перевезли из центра Москвы туда в самый разгар ремонта: лифта нет, по узкой грязной лестнице тянутся бесконечные провода — пока дойдешь до пятого этажа, вся одежда испачкается, да еще и думаешь, как бы током не долбануло… Итак, ремонт: в огромные окна бьет ослепительное солнце (непонятно, чем вообще можно занавесить такие огромные стекла), на мониторах ничего не разглядеть, в воздухе стоит туман из кирпичной крошки, потому что рабочие долбят стены отбойными молотками. Жара, слепящий свет, оглушающие звуки и полнейшая неразбериха с вещами… Так продолжается примерно два месяца. Самый главный босс в это время отдыхает в прохладной Швеции, шлет оттуда ободряющие письма. Работники, однако, не очень-то приободряются — работать невозможно. Тут выясняется, что столь поспешный переезд состоялся из-за того, что арендная плата за полуготовое помещение очень мала. То есть на нас неплохо сэкономили! Когда шеф вернулся, ему написали письмо с предложением оплатить неудобства: прибавить к зарплатам сотрудников хоть по сто долларов (за два месяца подобного беспредела). Шеф обиделся, но ответил дипломатично: мол, как-то это не душевно получается — заплатить денег, и все! Мы же команда! Давайте, мол, устроим на эти деньги корпоратив «с хорошим вином и вкусной едой». Некоторые подхалимы написали на внутреннем сайте компании, что это классная идея, но нашлись и смельчаки, высказавшиеся против. Любой человек, даже тот, кто не в ладах с математикой, мог легко подсчитать, что прибавить но сто баксов к зарплате (в офисе трудилось чуть больше сотни сотрудников) гораздо дороже, чем «устроить корпоратив». Несмотря даже на то, что был приглашен коллектив Comedy Club, набиравший тогда популярность… (Милая деталь: в тот вечер ребята-комедианты выступали в ресторане на первом этаже того же здания, наша контора была у них запланирована до того концерта — опять сплошная экономия для бюджета нашего босса!)

Многие работники (и я в том числе) на тот корпоратив не пошли. Во-первых, что это за компенсация?! Во-вторых, я ненавижу Comedy Club…

Сам офис по мере его обживания становился все более эклектичен: на огромные фабричные окна повесили холщовые занавески, не подходящие по эстетике, а стулья остались прежние — неудобные, с ярко-синей обивкой «электрик», которая к новому интерьеру не подходила по цвету, да и вообще убивала всю красоту шведского проекта. Непонятно, зачем платить бешеные деньги шведскому дизайнеру, чтоб потом экономить на настольных лампах, стульях и столах? Офис приобрел вид фавелы, иными словами — трущобный вид.