Кодекс калибра .45
Шрифт:
– Тебе куда?
– Добрось до клуба. У меня там машина.
– Хорошо.
Ехали всю дорогу, молча. Только когда я выходил, то сказал: – Спасибо, Джеймс.
– Не надо меня благодарить. Просто следующий раз дай мне всласть пострелять.
– Как насчет мерзкого, жирного адвоката?
– Ты умеешь делать дорогие подарки, Дик. Ненавижу эту братию с тех пор как разводился с женой.
Добравшись до своего «Кадиллака», я сел и с минуту смотрел на улицу, залитую светом фонарей. Как я устал. Сидеть бы так вечность, закрывшись от всех, никого не видя, и чтобы меня никто не видел. До смерти захотелось домой, в свое время. По улице шли нарядно одетые люди, разговаривая
– Хватит ныть! – процедил я сквозь зубы, обращаясь к самому себе. – Жизнь продолжается! Улыбнись, парень!
Я взялся за руль и улыбнулся, затем посмотрел на себя в зеркало. Лучше бы я этого не делал! Наверно, самый отпетый убийца при виде моей улыбки постарался бы убраться с моей дороги как можно быстрее.
Глава 12
Утром я позвонил Квентину Дэнхому, ирландцу, владевшему похоронным бюро. Тот перенаправил меня к своему двоюродному брату Патрику, который работал у него управляющим. Когда я приехал, тот встретил меня с распростертыми объятиями. После того, как мы все обсудили, он неожиданно спросил: – Дик, кем тебе покойный приходится?
Я помолчал, раздумывая. Раньше я знал его как хорошего человека, с которым приятно проводить время, но после откровений в его письме… В моей памяти еще было свежо предательство Джека Грубера.
– Я его почти не знал, – помолчав, добавил. – Просто, кроме меня его некому хоронить.
Тот некоторое время смотрел на меня, ожидая продолжения, а когда понял, что его не будет, сказал: – Все будет хорошо, Дик. Похороним по высшему разряду!
– Спасибо, Патрик!
Выйдя, я несколько минут обдумывал, что делать: заняться своими делами или разом завершить все, связанное с наследством.
«Раз начал, закончу».
Антикварную лавку я нашел быстро, но так как она находилась в здании, стоявшем на оживленном перекрестке, то мне пришлось отогнать машину дальше, а затем вернуться обратно пешком. Судя по чистым тротуарам и блестевшим на солнце витринам магазинов, было ясно, что это квартал людей со средним достатком. Еще издали я увидел топчущегося у антикварного магазина мальчишку. Подойдя к нему, остановился. Это был плотно сбитый паренек, лет четырнадцати – пятнадцати, с грустными, как у потерявшегося щенка, глазами. В них читался вопрос: что надо, мистер?
– Привет, парень!
– Здравствуйте, мистер! – не слишком бодро ответил тот на мое приветствие. – Вы покупатель?
– А ты продавец? – вопросом на вопрос ответил я.
– Э… Был продавцом, пока хозяин был жив. Теперь даже не знаю…
– Зато я знаю. Антиквар… э… Морис Лепье завещал мне свой магазин.
– Вам?! Я вас… совсем другим представлял. Как… хозяина. Пожилым. А вы… молодой и здоровый, как… Гм!
– Ну, чего замолк! Продолжай!
– Извините меня, что не так скажу. Вы больше похожи… на бандита. Вы не обиделись?! Эх! Зря я это сказал! Хозяин всегда мне говорил, да и отец постоянно твердит: твой язык – твой враг.
– Ты где гангстеров видел? Или книжек начитался?!
– Если бы книжки… Отец магазин скобяных изделий держит, вот к нему и приходят… за платой.
– Не любишь их?
– А кто их любит? Сволочи они! Отца, знаете, как сильно однажды побили?!
– Гм! Ладно. Держи ключи.
Тот открыл магазин и только хотел переступить порог, как в последнюю секунду вдруг замешкался, а затем сделал шаг в сторону, придерживая дверь.
– Ты
чего дергаешься? Привидение увидел? – поинтересовался я странными маневрами продавца.– Нет! Просто вы теперь хозяин! Это ваш магазин и вы должны… первым войти.
– Уговорил.
Ступив через порог, я оказался в полумраке, но не успели мои глаза к нему привыкнуть, как загорелся свет. Сам магазин представлял собой большое помещение, формой напоминающее прямоугольник. Вдоль длинных глухих стен стояли стеклянные витрины, а над ними висели полки. Под стеклом хранились ценные и мелкие предметы антиквариата, а на полках и на полу стояли и лежали более крупные вещи. Но так было раньше. Сейчас везде царил беспорядок и разгром. Часть предметов была сдвинута или опрокинута; в двух местах пол был усеян осколками битого стекла и фарфора. Две витрины были разбиты и пусты. Пока я смотрел на погром, из-за моей спины время от времени раздавались горестные вздохи мальчишки. Пробежавшись глазами по китайским вазам и статуэткам из фарфора и фаянса, мазнув быстрым взглядом по картинам и по коллекции старинного оружия, я прошел вглубь помещения к старинной конторке. Ящики стола были выдвинуты, бумаги разбросаны, а у большого и массивного на вид сейфа, стоящего рядом со столом, дверца была распахнута настежь.
«Здесь тоже, старый козел, искал. Ничего-ничего. Свое ты уже нашел, – подумал я с чувством удовлетворенного злорадства.
Чисто автоматически собрал в стопку разбросанные по столу бумаги, затем задвинул ящики стола. Заглянул в сейф. Тот был пуст. Больше смотреть было нечего. Развернувшись, я обнаружил за своей спиной мальчишку – продавца со страдальческим выражением лица. Он так сильно переживал разгром магазина, будто тот был его собственностью.
– Что скажешь?
– Они часть сервиза разбили. Фарфор. Германия. И медальоны пропали. Один из них был очень красивый. Сделан был не в виде сердечка или кружка, а в виде фигурки. Ангелочка с луком. Амур. Китайскую вазу…
– Об этом потом. Ты вести дела в магазине сможешь?
– Я?! Что вы, сэр! Нет! Я ничего не знаю! Все расчеты и дела с покупателями вел хозяин!
– Как тебя зовут?!
– Джон Брайт, сэр!
– Ты сколько времени работаешь в магазине, Джонни?
– Полтора года, сэр.
– Что это? – я ткнул пальцем на полку, где стояло несколько лакированных шкатулок, инкрустированных костью и перламутром.
– Шкатулка. Китай. Приблизительно восемнадцатый век. У хозяина в одном из каталогов она есть, поэтому нетрудно доказать ее подлинность. К тому же, судя по инкрустации…
– Стоп! Ты мне лучше скажи, сколько она стоит?
Мальчишка, до этого бойко рассказывающий, вдруг неожиданно замялся. Нетрудно было догадаться, чего он испугался, и я решил его успокоить:
– Слушай, приятель, мне не она нужна, а ее цена. Просто цена.
– Сто пятьдесят долларов, сэр. Правда, тут все зависит от покупателя. Знаток знает ее цену, а человеку со стороны можно и за двести монет продать.
– Почему не за триста?
– Совесть надо иметь, – неожиданно заявил он мне с назидательной ноткой.
– Совесть, говоришь?! – я весело рассмеялся, настолько забавным мне показался его менторский тон. – Ладно. Приведи здесь все в порядок, совестливый, и торгуй! Я пойду! У меня своих дел хватает.
Важный вид мгновенно исчез с его лица, и на нем снова проступило растерянное выражение ребенка.
– Сэр! Я не справлюсь! Я не так много знаю! И деньги…
– Не маленький! Разберешься!
– Подождите, сэр! Сегодня должны прийти два клиента! Один за китайской вазой…
– Сколько стоит эта китайская ваза?