Кодекс калибра .45

Несмотря на вихрь эмоций, заложенный в его словах, его голос был сух и ровен. Еще минуту мы мерили друг друга взглядами.

– Вы ничего мне больше не хотите сказать?

– Вы первый полицейский, который ни разу не повысил на меня голос.

Он криво усмехнулся, затем спросил: – Вы были у адвоката?

– Да. Вот бумага.

– Так-так. Быстро все оформили. Может, все-таки вы его…

– Вам еще не надоело играть в эту игру?! – оборвал я его. – Давайте закончим с делом, и я пошел!

– Значит, вы прочитали завещание, и не нашли ничего такого, что могло бы пролить свет на случившееся?

– Нет.

– Держите ключи.

Я взял ключи и встал, собираясь уходить, как детектив сказал: – Предупреждаю, дело смерти Мориса Лепье в руках закона, поэтому не советую вам путаться у меня под ногами.

– Вы меня с кем-то спутали, детектив. Я благонамеренный и законопослушный гражданин Америки. Вы меня просто обижаете подобными словами!

– Идите, мистер Дантон. У меня много работы.

– Хорошо, что напомнили. У меня сегодня тоже много работы.

Сказав это, я увидел злое презрение в глазах детектива. Губы его сжались и сейчас представляли собой прямую жесткую линию.

Глава 11

Томас Торклифф был хорошим юристом. Отлично разбираясь в механике бизнеса и хозяйственном праве, он всегда умел отыскать лазейку, которая давала нам возможность обернуть дело в свою пользу или отнять козырь у противника. При этом, что было особенно странно и непонятно для меня, он был ярым последователем методической церкви с ее прописной моралью. Идя по улице, он всегда отводил взгляд от женщин легкого поведения и никогда в жизни не прикоснулся к спиртному, зато щедро жертвовал деньги на церкви, воскресные школы, больницы.

Впервые я увидел его у церкви, когда народ расходился после утренней воскресной проповеди. Одетый во все черное в яркий солнечный день среди нарядной толпы, он показался мне чем-то вроде нарисованного человечка, выкрашенного в черный цвет, которого вырезали и непонятно зачем наклеили на ярко раскрашенную картинку. Так в моем воображении выглядел стоящий высокий худощавый мужчина лет сорока с отсутствующим выражением лица и взглядом, устремленным куда-то в пространство. Он привлек мое внимание, когда я сидел в своем автомобиле и ждал девушку, с которой мы договорились встретиться после воскресной службы. Она уже должна была выйти из церкви, но почему-то запаздывала.

«Сколько можно грехи замаливать! Совесть надо иметь! Придется ее поторопить!».

Только я вышел из машины, как вдруг услышал громкий крик: – Не смейте, вы, подлые люди!!

Не успел повернуть голову в его сторону, как за моей спиной раздался истошный крик женщины. Резко обернувшись, я увидел, как на противоположной стороне улицы два босяка пытаются отобрать у женщины сумочку. Та кричала и отбивалась от них другой рукой. Так продолжалось несколько секунд, пока один из грабителей, разозленный сопротивлением, не ударил ее кулаком в лицо и не сбил с ног. Неудачники уже собрались бежать без добычи, как на их пути стал этот мужчина. Если его появление только добавило прыти одному из грабителей, то второй, обозленный неудачей, выхватил нож. Я бросился на помощь, но опоздал. Когда я подбежал, мужчина, с побелевшим от боли лицом, стоял, зажимая рану одной рукой. Вокруг него и лежащей на земле женщины постепенно стала расти толпа любопытных. Пока кто-то из мужчин помогал подниматься виновнице переполоха, я спросил мужчину: – Как вы?!

– Больно, но терпимо, – тихо произнес он, но его губы сами собой кривились от боли.

– Ой! Смотрите у него кровь на пальцах, – вдруг произнес женский голос у меня за спиной.

– Ах! Мне дурно! – раздался другой женский голос. – Фрэнк, пойдем! Я не могу этого видеть!

– Идемте, я отвезу вас в больницу! Помочь или сами дойдете до машины?

– Спасибо. Сам, – но только он сделал шаг, как охнул и пошатнулся. С одним из зевак – мужчин, мы довели, а затем уложили его на заднее сиденье моего «Кадиллака». Через десять минут я затормозил у входа в больницу.

– Потерпите еще немного. Я позову врачей.

Он приподнял голову, а когда увидел на фасаде название больницы, вдруг сказал: – Большое вам спасибо, сэр, но со всей прямотой вынужден заявить, что не могу лечиться в этой больнице. У меня нет денег.

– Зато у меня они есть.

– Извините, сэр, но я не знаю, когда смогу их вам отдать. Я потерял работу.

– Считайте, что я добрый самаритянин.

Ранение оказалось не тяжелым. После того, как врач вышел и заверил меня, что все в порядке, я зашел к нему в палату.

– Сэр, даже не знаю, как вас благодарить.

– Раз не знаете, то и не благодарите. Я оплатил ваше лечение в течение недели. Врач сказал, что этого срока вам вполне хватит на выздоровление. Теперь скажите: кому сообщить о том, что вы ранены и лежите в больнице.

– Жене. Ее зовут Луиза Торклифф. 41-стрит. Дом 34. Только я вас очень прошу, скажите Луизе одной. Не хочу, чтобы мои дочки услышали.

– Передам. Выздоравливайте!

– Подождите еще одну минуту. Меня зовут Томас Торклифф. Теперь назовите ваше имя, благородный человек, чтобы наша семья знала за кого молиться.

– Меня зовут Дик. До свидания!

– До свидания.

Выйдя, я некоторое время думал, что мне теперь делать. Свидание провалилось, поэтому времени у меня было в достатке.

«Поехать в ресторан или сначала съездить к жене этого Томаса? Точно! Поеду сначала к ней!».

Район, в котором жила семья Торклиффов, ближе всех располагался к Чикагским бойням. Нестерпимая вонь, исходившая от них, создавала ощущение, что где-то недалеко умерло какое-то гигантское животное, и теперь оно день за днем разлагается. С двух сторон грязную улицу обступали угрюмые многоквартирные дома. Людей было удивительно мало. Кошек и крыс, шныряющих среди мусорных ящиков, разбросанного по земле мусора и разбитых бутылок, было намного больше. Поднявшись на третий этаж по грязной лестнице, постучал в дверь. Раздался тяжелый скрип несмазанных петель, и на пороге встала средних лет женщина с милым лицом и доброй, мягкой улыбкой.

– Слава тебе Господи… – а когда она увидела, что на пороге вместо мужа стоит незнакомый ей человек, то испуганно воскликнула. – Ой! А вы кто?!

– Меня зовут Дик.

Кратко рассказав о том, что случилось с ее мужем, я уже собрался уйти, как женщина схватила меня за руку: – Подождите! Не уходите! Мне так неудобно! Вы нам так сильно помогли, а я даже не предложила вам чаю. Мы люди бедные, но гостеприимство и человеческую доброту, несмотря на испытания и лишения, посланные нам Господом, не утратили!

– Извините… – я хотел отказаться, но когда лицо женщины приняло виноватое выражение, понял, что она сейчас подумала обо мне.

«Богатый. Брезгует».

Может не так резко, но направление мыслей у нее было приблизительно такое.

– Гм! Хорошо, но только ненадолго. У меня действительно есть дела.

Лицо женщины осветилось той сердечной добротой, которая бывает у очень честных и искренних людей.

В квартире, несмотря на бедность, было чисто. Мебель и немногочисленные вещи были аккуратно расставлены по своим местам. Две девочки, одетые в коричневые одинаковые платья, вежливо поздоровались со мной, а потом продолжили играть в углу со старой куклой. Хозяйка достала с полки баночку варенья и аккуратно разложила его на две розетки. Я случайно перехватил взгляд младшей девочки, брошенный на варенье, и понял, что для нее это лакомство, которое подают по большим праздникам. Вначале разговор был сдержанный и отрывистый, как бывает, когда встречаются два незнакомых человека, у которых нет общих тем для разговора, но только стоило мне коснуться бывшей работы мужа, как речь женщины полилась полноводной рекой. Оказалось, что Томас Торклифф, по профессии юрист-хозяйственник, в одной из торговых операций оказался излишне честен, что не понравилось его хозяину.