Кодекс Крови. Книга ХVII

На смартфоне на повторе стояло исходное видео, где кто-то из студентов заснял, как бесславно поваляли его сыновей. Затем к парочке подошла какая-то заучка и предложила помощь. Разговор вёлся на русском, это Пётр Петрович смог прекрасно прочитать по губам. Говорилось о каком-то ломбарде.

— Нахрена тебе ломбард, если ты можешь по щелчку пальцев получить, что угодно? — размышлял генерал вслух, по старой привычке. — Разве что… хотела получить чистый аппарат от папкиного контроля и потусить без надзора… Мои тоже так делали…

Быстро отбив команду сыновьям в смартфоне ехать на Лубянку, Пётр Петрович принялся дальше просматривать маршрут движения парочки. Благо, камер в столице хватало, да те и не скрывались. Спустились в метро, посетили ещё парочку ломбардов, рванули в Москва Сити, засев там на какое-то время. А в следующий раз их уловила камера на крыше небоскрёба, когда они садились в вертолёт.

— Красиво жить не запретишь, — хмыкнул генерал, — и куда вас черти понесли, господа?

Ответ на запрос по полётному плану пришёл почти одновременно с сигналом от очередной камеры.

— Планетарий? Вы на экскурсию, что ли, отправились?

Пётр Петрович вспомнил запись с камеры метро, она была неплохого качества, но звук все же напрочь смазывался из-за грохота подземки. Пересмотрев видео пару раз, он набрал своего предыдущего собеседника, посчитав, что информация того стоит. Все же МВД не МИД, они явно не в курсе всех международных раскладов.

Собеседник ответил тут же:

— Что-то срочное, надеюсь?

— Да, расшифровали разговор в метро. По вашей части, кем бы ни была девица, но она обращалась к парню как к Его Императорскому Величеству Трайордану Первому.

На стороне выругались…

— Млять, как вы мне все дороги! Какую империю мы уже успели под носом проморгать… Может ролевики какие-то? Или в Африке опять передел… Океания может тоже… Так он белый вроде бы…

Пётр Петрович молчал, не мешая думать собеседнику.

— Короче, не вмешивайтесь, брать мы их будем сами…

— Есть!

— Куда они сейчас?

— На Поклонку. В музей Великой Отечественной…

— Экскурсию она ему, что ли, устраивает?

— Так точно, в разговоре об этом шла речь, — отрапортовал Иванов, надеясь собственным рвением замять инцидент с сыновьями.

— Лучше бы в ресторан или клуб какой, те проще эвакуировать и брать приступом. А на Поклонке накануне Дня Победы яблоку упасть негде, — размышлял собеседник. — Вот что, пусть ваши оцепят музей, на всякий случай. Дальше наши сработают.

— Есть!

* * *

Мы остановились у гранитных стел. Ольга сделала глубокий вдох, будто собиралась нырять на глубину. Даже я ощутил тяжесть, витающую в воздухе. Для эмпатки же это место должно было стать настоящей пыткой.

— Может, не пойдём?

— Шутишь?! — возмутилась Ольга. — У меня четверо прадедов воевало в этой войне, которая стоила нашему народу двадцать семь миллионов жизней.

— Сколько? — не поверил я.

— Двадцать семь… — Оля говорила со слезами на глазах. — Не было ни одной семьи, которой бы не коснулась эта война. Погибло столько людей, что я до сих пор слышу их эмоции.

Мы прошли в зал, где золотыми буквами были высечены имена… много имён…

— Раньше мне казалось, что это наваждение, — взяла меня за руку Оля, — но я и тогда чувствовала, только не так явно, отголоски, тени… сейчас же… я вижу и слышу каждого. Как это возможно? Души ведь должны были уйти на перерождение? Очиститься… А они… как будто застыли здесь вне времени.

— Они не использовали магию. Не призывали тварей. Просто… шли и умирали. За других. За свои семьи, родителей, родину… А это не могло не оставить след, — ответил я эмпатке, умолчав о кое-чём другом.

Такая добровольная жертва во имя родной земли стала защитной печатью, которая с одной стороны будет постоянно подпитываться кровью, а с другой — будет хранить эту землю и её людей лучше всяких божественных артефактов. И судя по всему, таких печатей на этой земле за всю историю было несколько. Удивительные люди, коллективно сотворившие магию без доступа к оной.

Мы проходили сквозь панорамы самых известных битв, где один дом оборонялся дольше, чем некоторые европейские страны. И ведь никаких щитов или лечилок, никаких благословений или божественных артефактов. Только сталь и воля. Человеческая воля.

Мы видели тысячи лиц погибших на выцветших гравюрах. Детские игрушки на фоне руин. Письма с фронта.

— В нашем мире мёртвых быстро забывают, эмоции притупляют, оставляя светлую грусть. А вы… храните их память, передавая из поколения в поколение.

— Так и есть, — серьёзно кивнула Оля. — Они не требуют ничего. Ни мести, ни жертв. Просто… нужно помнить.

Мы стояли напротив Вечного огня и долго смотрели на пламя. Удивительно, но огонь, как символ очищения использовался и в напрочь немагическом мире.

«Не такие уж мы и разные, — мелькнула у меня мысль. — Только у нас общим врагом стали твари из прорывов, а здесь за неимением общего врага люди видели во врагах друг друга».

Оцепенение от увиденного, не помешало различить в толпе гуляющих людей сжимающееся вокруг нас кольцо.

— Оля, на счет три ты резко бьешь волной эмоций, и мы приседаем. Раз, два…

А вместо «три» я услышал:

— Чтоб я сдохла, она ведь полная моя копия!

* * *

На территорию музея въехала парочка на спортивных байках и мотоциклетной экипировке. Экипировка чем-то отдалённо напоминала форму другой пары, что должна была вот-вот выйти из музея к Вечному огню.

Когда байкеры заглушили байки и скинули шлемы, генералу оставалось только выругаться:

— Твою мать!

Пётр Петрович судорожно набирал в МИД, попутно крича в телефон ответственному за оцепление:

— Отставить! Настоящая посольская дочка явилась на огонёк!

Про настоящесть он добавил условно, но хоть одна-то из двух должна быть настоящей, верно?

При этом система распознавания лиц оперативно искала соответствия с изображением второго байкера. Лица мелькали бешенным потоком, пока спустя пять секунд не остановились на одном из медийных заголовков.

«Принца датского Николая лишили титула!»