Кодекс Крови. Книга I

— Борис Сергеевич, Светлана станет украшением любого рода, — разливался я соловьём, прощупывая почву, — но мы бы не хотели спешить, а потому смею просить у вас права ухаживать за ней. Всё же я рассматриваю этот союз в перспективе не как политический, а личный. Не хотелось бы, чтобы девушка жалела о поспешных решениях.

Мне показалось, или Подорожников взглянул на меня с уважением?

— Знаете, Гаврила Петрович, я рад, что ваши мысли в этом вопросе сходятся. Светлана… — он запнулся, подбирая слова, — девушка своевольная, не стану скрывать. Но я хотел бы, чтобы она была счастлива в браке.

— В этом я с вами солидарен, не хотелось бы губить столь редкий характер несчастливым браком, — я пристально рассматривал перстень на руке лекаря. Адамантовый, как и мой, он был бы простеньким, если бы не навершие из изумруда в виде искусно вырезанной фигурки покровителя рода.

— Вас смущает мой статус? — в лоб спросил лекарь, заметив мой интерес.

— Что вы, скорее вас должен смущать мой.

— Не в статусе счастье, Гаврила Петрович, мне ли не знать, — со вздохом отозвался лекарь, — я люблю своих детей больше жизни, но не смог им дать семейного тепла. Со смертью супруги… — Подорожников замолчал, задумавшись о чём-то своём.

Как-то не складывалась в моей голове головоломка. Судя по общению, Подорожников — любящий отец, с нежностью отзывающийся о дочери и даже готовый поступиться политическими амбициями ради её счастья. Как-то не верилось, что он мог отправить в трущобы своего сына или внука. Изюминку ситуации добавлял родовой перстень. Его кому попало не дают.

— Борис Сергеевич, простите за нескромный вопрос, но почему Светлана не носит кольцо принадлежности к роду? — я осторожно пытался разузнать про родовые традиции этой семьи.

— А зачем? У нас это признак магической незрелости. Детства, если можно так сказать, — Подорожников с улыбкой делился со мной семейными особенностями, желая то ли прорекламировать дочь, то ли просто похвастаться. — В роду есть серебряные перстни, которые обозначают принадлежность к главной ветви семьи и наличие лекарского дара, а есть медные — для остальных линий крови, но все они носятся до первой инициации. Обычно она происходит годам к двенадцати, но Света и тут всех обскакала, проявив дар в десять лет. После этого перстень по желанию владельца может появляться или пропадать.

Я мысленно присвистнул, прикинув силушку мальчонки у меня дома. Возможно, конечно, что инициация прошла спонтанно в состоянии аффекта, но и Света далеко не слабосилок.

— А как же тогда вышло, Борис Сергеевич, что вы проморгали в собственном роду мага, прошедшего инициацию в девять лет? — задал вопрос в лоб. Я думал, что Подорожников смутится, на крайний случай возмутится, но он лишь рассмеялся.

— Невозможно, Гаврила Петрович. В главной линии рода сейчас всего три человека: я, мой сын Вячеслав, двадцати четырёх лет от роду, и Светлана, которой едва исполнилось восемнадцать. Ещё одного ребёнка я не заделал на стороне, это могу гарантировать, а сын бы вряд ли успел бы сделать меня дедушкой в… — Подорожников прикинул возраст мага приплюсовал период беременности, —… неполных четырнадцать лет. Не находите?

Лекарь улыбался, а вот мне было не до шуток. Я, конечно, не против, забрать мальчишку себе в род, но вот потом, когда вскроется правда, лишние проблемы с будущим тестем мне не были нужны. Поэтому я решил прикинуться дурачком.

— Борис Сергеевич, действительно, вы, скорее всего, правы. Сколько, говорите, у вас должно быть серебряных перстней в сокровищнице?

— Пять, — с отеческой улыбкой отвечал лекарь.

— Тогда откуда, простите, у меня могло оказаться это? — я выложил перед Подорожниковым маленькую деревянную шкатулку с детским перстнем, который двумя часами ранее отдал мне спасённый Андрей.

Глава 22

Вот тут Подорожникова, наконец, проняло. Он взял в подрагивающие руки шкатулку и принялся пристально разглядывать перстень. От кольца к главе рода тонкой струйкой потянулось зеленоватое свечение. Я видел такое же, когда Света и Андрей использовали родовую силу.

— Поразительно, кольцо подлинно! — растерянно пробормотал Борис Сергеевич, убирая его в шкатулку. Лицо его приобретало жёсткость, черты лица заострились, глаза стали напоминать цветом штормовое небо. — Не хотите ли объясниться, Гаврила Петрович?

— Сбавьте обороты, — одёрнул я лекаря, ибо от его любезности не осталось и следа. — Я здесь для того, чтобы понять, стоит ли вообще отдавать вам ребёнка или нет.

— Да как вы смеете? — фарфоровая чашка с жалобным звоном раскололась в руках Подорожникова. — Он — часть нашего рода, ему не место в захолустном роду с молодым выскочкой-главой без связей, денег и надлежащих учителей.

Было бы мне восемнадцать лет, я бы вспылил, наломав дров, возможно, даже влез бы в драку. А так я насмешливо смотрел на разъярённого главу рода Подорожниковых и с видимым удовольствием уплетал блинчик с красной икоркой.

— Смею. С каких это пор княжеский род с активами более ста миллионов в золоте стал захудалым? — я блефовал, особенно, если вспомнить, что к Виноградовым не имел никакого отношения. Но, как говорится, хороший понт — дороже денег. — Что же касается опеки над ребёнком, есть тут у нас император с очень интересным даром. Так вот, боюсь, после представленных доказательств суд вы не переживете. И дело даже будет не в вашем проступке, а в самом чувстве вины. — Я вытирал пальцы салфеткой, предварительно ополоснув в чаше с ароматной водой. — Его, это самое чувство, вы гарантированно испытаете, когда просмотрите вот это.

Вынув из внутреннего кармана пиджака небольшой макр, я оставил его на столешнице. То ли от испытываемых мною эмоций при записи воспоминаний, то ли по какой-то иной причине, но макр вышел чёрного цвета, в отличие от красного для кормления Имяул.

— Это нетипичный макр. Откуда он у вас? — Подорожников с опаской разглядывал сие чудо необычной расцветки и фактуры.

— Поверьте, вам лучше не знать! — хмыкнул я, вспоминая процесс «изготовления».

— Как им пользоваться?

— Как обычным макром, только этот очень слабый и содержит воспоминания.

— А разве такие бывают? — у лекаря чуть глаза из орбит не вышли.

— Секрет рода, — подмигнул я лекарю. — Ну же, смелее!

Он с опаской зажал макр в ладони и, казалось, ушёл в себя. Спустя пять минут Подорожников совершенно безумным взглядом взирал на меня, застыв как истукан.

Пришлось налить из хрустального графина коньяка, заботливо оставленного для добавления в кофе, и протянуть будущему тестю:

— Выпейте! Полегчает!

Тот, не глядя, опрокинул стопку и даже не поморщился. Вторая ушла за первой с тем же результатом, разве что Сергей Борисович слегка хэкнул. Лекарь или нет, а для успокоения нервов мужчин ничего лучше алкоголя пока не придумали. Женщины не в счёт, они восполняют баланс на них же потраченных нервных клеток.