Кодекс жизнетворца

Грурк, который поднял руки в попытке заткнуть уши, с тяжким стоном опустил их.

– Богохульство!
– воскликнул он.
– Что это за ложная вера?

– Это не вера, а процесс постижения истины путем наблюдений, - сказал Тирг.
– Я свел этот процесс к набору простых правил, которые можно записать в языковой форме. И результаты поистине поразили меня. Показать тебе пример?

Грурк в ужасе посмотрел на него.

– Ты хочешь навязать правила самому Жизнетворцу? Ты смеешь ограничивать Его в Его изобретательности? Полагаешь, что Его труды доступны оценке простых смертных? Какое высокомерие овладело тобой? Что это за...

– Ну, замолчи, - устало сказал Тирг.
– Никаких изобретенных мною правил я никому не навязываю. Я просто наблюдаю мир таким, каков он есть, и пытаюсь понять правила, которые в нем уже заложены. Мне кажется, что если Жизнетворец решил наделить нас разумом, Он хотел, чтобы мы им воспользовались. А что может быть полезнее, чем разработка надежного способа постижения истины?

– Есть вещи, которых мудрым лучше не касаться, и загадки, которых не разгадать даже святым, - резко процитировал Грурк.
– Существует нечто такое, чего мы не должны знать, Тирг!

– А откуда ты это знаешь?

– Так написано в Писании.

– А откуда знал тот, кто написал Писание?

– Ему это было внушено. Правду не найти на путях лжи. Вся истина, которую нам положено знать, изложена в Писании.

– А где об этом говорится?
– вызывающе спросил Тирг.
– В Писании. Снова мы видим замкнутый круг.

Грурк в отчаянии отвернулся и увидел шар, покрытый незнакомыми знаками и надписями. Шар стоял в углу рабочего стола Тирга.

– Тебя околдовали круги, - сказал он.
– Тебя поразило то же безумие, что и Лофбайеля. Я слышал, он в безумии утверждал, что наш мир круглый.

– Я внимательно изучил доказательства, и они очень убедительны, ответил Тирг.
– После суда Совета Лофбайель доверил свои карты и записи мне для сохранности.
– Он указал на большую карту, висящую на стене за рабочим столом, - карту, подобной которой Грурк никогда не видел. Смотри: вот мир, в котором ты живешь. Много еще незаполненного, как видишь, но Лофбайель заверил меня, что основные черты переданы точно. Видишь, какой крошечной кажется Кроаксия?

– Но у него прямые края, - возразил Грурк, протестующе поглядев на карту.
– В Писании сказано, что мир подобен блюду, окруженному непроницаемым Пограничным Барьером, на который опирается небо. Ты говоришь о правилах разума, но ни один безумец в самом диком затмении рассудка не примет этого.

– Края листа, на котором изображена карта, не искажают изображение; так рама не может привести к обезглавливанию того, кто нарисован на портрете, - сказал Тирг.

– Значит, мир обезглавлен с четырех сторон, - ответил Грурк.
– Тут нигде не видно Барьера. Поэтому карта не может изображать наш мир. Твои ложные слова разоблачены.

– Во всех своих изысканиях Лофбайель не смог найти ни одного надежного доказательства существования Барьера, - сказал Тирг.
– Высокие горы - да, страшные пропасти, проходы через которые выше самых больших вершин Кроаксии, - да, горы, вершины которых вечно скрыты в тумане, поднимающемся в начале каждой яркости, - да. Но горы, на которых лежит твердое небо? Их нет. Всегда по ту сторону гор есть другая местность, как по ту сторону океана обязательно есть берег.

– Ты опять ставишь пределы Жизнетворцу, - обвинил Грурк.
– На этот раз ты указываешь Ему, каким по размерам должен быть созданный Им мир. Расстояние до Барьера в Писании не указано. Оно неизвестно и потому недоступно познанию.

– Но есть и другая причина, почему оно не указано. Барьера попросту не существует, - заметил Тирг.

– Написано, что он существует!

– Как может быть написано что-то о том, чего никто не видел?

– Но как может не существовать Барьер? Мир должен иметь границы.

– Только потому что твое воображение ограничено и не может представить себе альтернативу?
– спросил Тирг.
– Так кто же накладывает ограничения на Жизнетворца? На этой карте изображен весь мир, и на ней нет никакого Барьера. Где же он тогда, если Барьер существует?

– Карта не может изображать весь мир, - сказал Грурк.

– Но больше ему негде существовать.
– Тирг взял шар и показал его. Вот наш мир, Грурк! Всего на одну минуту забудь свои священные тексты, давным-давно записанные писцами в подземельях; эти писцы никогда не видели океан, тем более не пересекали его, они не поднимались ни на одну гору. Эта форма, и только она, соответствует всем известным фактам; никакое блюдо не может им соответствовать. Неужели мы не должны выбрать форму, наиболее полно отвечающую фактам и реальности?

Грурк отключился от трансформатора и протестующе покачал головой.

– Твои факты ошибочны. Ты ведь сам говоришь, что они получены от путешественников, побывавших далеко на севере, юге, востоке и западе. Но ни один путешественник не может далеко уходить по этому, - он указал на шар.
– Он просто упадет с него, да и метан всех океанов стечет. Но океаны существуют. Это факт, брат Тирг, а ты предпочитаешь его не замечать.

– Меня это какое-то время сильно беспокоило, - признался Тирг.
– Но одной яркостью я бродил по лесу, и мне неожиданно в голову пришел возможный ответ. Я задержался на одной полянке, где собрались спектрометры, и достал из кармана магнит, чтобы насладиться их запахом. И вот металлические частички, которые магнит извлек из зарослей, заставили меня подумать: а может, шарообразный мир притягивает к себе все, как магнит - железо: со всех направлений. Ведь любая линия, притягивающая зерно к магниту, по отношению к нему направлена "вниз", и поэтому в любом месте шарообразного мира притяжение тоже направлено "вниз", то есть к поверхности. Метан океанов поэтому искал бы наиболее близкое к центру шара положение и оставался бы в самых низменных районах; как мы знаем, так оно и есть на самом деле. Как видишь, это объясняет все факты.

Тирг замолчал, но Грурк ничего не ответил. Тирг поднял шар, несколько мгновений разглядывал его и продолжил более спокойным голосом:

– Тот факт, что никто никогда не видел Барьер, на который опирается твердое небо, заставляет меня усомниться с том, что небо действительно твердое. А может, это всего лишь пары. И если это так, то как далеко они простираются? Бесконечно? Если нет, то что за ними? Может, существуют и другие миры? Этот вопрос очень занимает меня. С тех пор как я ознакомился с результатами Лофбайеля, я начал наблюдать за сменой циклов яркостей и полуяркостей, как они сменяют друг друга, передвигаясь по миру. Если признать, что мир шарообразен, а небо - пар, то смена яркостей и полуяркостей может быть приписана передвижению двух ярких объектов сложным, но повторяющимся образом. Где в твоем Писании можно найти ответ на такие вопросы, а, Грурк?

Грурк резко встал и жестом отбросил все эти рассуждения.

– Я пришел не для того, чтобы слушать, как ты нагромождаешь еретические утверждения вдобавок к тем, какие уже сделал, - сказал он. На этот раз Верховный Совет не будет к тебе снисходителен. Его терпение истощилось. Да простит Жизнетворец мою слабость, но я не могу бросить брата в его безумии. Собери вещи, которые хочешь унести, Тирг, и в течение этой яркости мы пойдем вместе. Но в горах я должен буду пойти одинокой тропой к цели, которая мне еще не открыта. Торопись. Времени мало.

Тирг печально смотрел на него.

– Сомневаюсь, чтобы ты когда-нибудь понял, Грурк, даже если все оставшееся время я буду объяснять. Твои верования восприняты без вопросов и сомнений, в то время как мои знания получены в ответ на многие вопросы. Что можно сказать о вере, которая не выдерживает критического рассмотрения и не допускает никаких возражений? Мне кажется...

И в этот момент снова снаружи послышались возбужденные звуки Рекса. Грурк подбежал к двери.

– Поздно!
– простонал он, поворачиваясь испуганным лицом к Тиргу. Они здесь. Солдаты короля прибыли.
– Тирг подошел к двери и выглянул. По тропе, ведущей через поляну, приближался ряд всадников.