Когда гремели пушки

– Слыхал?

– Чего?

– Как возьмем Крым - конец войне.

– Кто это тебе набрехал? А Берлин что, дядя за нас брать будет?

– Вот сочинитель!
– раздался из темноты третий голос.
– Для того чтобы закончить войну, надо перебить всех фашистов. В Крыму этого, конечно, не сделаешь. Однако по всему видно, что воевать нам осталось меньше, чем воевали...

Людей, которые вели этот неторопливый разговор на перепутье между тяжелыми боями, разглядеть во тьме не удалось. Да в этом, впрочем, и надобности не было. Так думали тогда все - от рядового солдата до командующего фронтом. Всем хотелось поскорее увидеть конец войны. Но каждый понимал, что впереди нас ждут еще тяжелые испытания...

Часа через три медленного движения по забитым войсками дорогам встречный ветерок донес до нас резкий запах сероводорода.

– Откуда это такая вонь?
– удивился водитель.

– Сиваш близко, - объяснил И. Д. Долина.

Я мысленно представил себе карту Крыма, вспомнил извилистые заливы Гнилого моря. Мелкое оно, но коварное! Здесь могут быть волны высотой в метр, а когда дует ветер с запада, местами оголяется илистое дно.

От Сиваша до Каркинитского залива протянулся древний Турецкий вал, пересекающий поперек весь перешеек. Подступы к этому валу десятиметровой высоты преграждают рвы глубиной до 6 метров. Сколько здесь в прошлом пролито крови! На этом маленьком невзрачном клочке земли покоится прах и многих тысяч запорожских казаков, и суворовских чудо-богатырей, и беззаветных героев нашей революции, приведенных сюда Михаилом Васильевичем Фрунзе, чтобы скинуть в море черного барона Врангеля.

...На рассвете мы обогнали 101-ю танковую бригаду. Она уже приближалась к Турецкому валу, из-за которого доносилась частая артиллерийская стрельба. У самого вала встретили командира 4-го гвардейского Кубанского кавалерийского корпуса генерала Кириченко и ещё нескольких кавалерийских генералов. Они стояли в накинутых на плечи черных бурках на площадке большого железобетонного дота, из которого виднелись погнутые стволы немецких крупнокалиберных пулеметов. Таких долговременных огневых точек было много вокруг. Доты и дзоты торчали, как кочки на запущенном лугу. Но противник, видимо, не успел по-настоящему использовать эти сооружения. Гонимый нашими танкистами и конниками, он проскочил без задержки за Турецкий вал. А вслед за ним ворвались туда же и передовые части 19-го танкового корпуса вместе с 36-м кавполком.

Мне доложили, что теперь этот наш авангард почти отрезан, но полного окружения еще нет. Неопровержимым доказательством того, что противнику пока не удалось сомкнуть кольцо, был раненый лейтенант, доставленный из-за Турецкого вала. Сам он утверждал даже, что дела вообще идут превосходно, и никак не соглашался уходить в госпиталь.

– Что за судьба такая: как только наметится успех, меня ранят, - жаловался этот симпатичный молодой человек.

Беседа с раненым лейтенантом окончательно убедила меня в правильности решения, принятого генералом Васильевым. Положение передовых частей 19-го танкового корпуса было хотя и очень тяжелым, но не безнадежным. Противник держал под сильнейшим обстрелом и Турецкий вал, и все подходы к нему. Однако, если раненые еще проходили оттуда, значит, пробитый танкистами узкий коридор до сих пор существует и, расширив его, можно подбросить передовым частям подкрепление.

Пришлось срочно организовать штурмовые группы. А для установления связи с 19-м танковым корпусом туда послан был мой адъютант старший лейтенант И. Д. Долина.

Перед Иваном Даниловичем я поставил нелегкую задачу - найти командира корпуса, получить от него подробную информацию об обстановке и, если позволяет состояние здоровья генерала Васильева, вывезти сюда его самого. Уяснив, что от него требуется, И. Д. Долина сел в машину и на предельной скорости понесся под огнем противника через Турецкий вал. Я и другие генералы, находившиеся на нашем импровизированном НП, с волнением следили за ним. Нам было видно, как машина то скрывалась за султанами земли от разрывов снарядов, то окутывалась облаком дыма, но снова и снова мчалась вперед. Порой казалось, что она взлетела в воздух. Однако через мгновение мы с облегчением вздыхали - машина, покачиваясь из стороны в сторону, стремительно неслась дальше.

Наконец она скрылась за валом. Потянулись томительные минуты ожидания. К счастью, их было не так уж много. Расторопный офицер И. Д. Долина не долго испытывал наше терпение.

На гребне вала и вдоль всей дороги, спускавшейся с него, опять встала стена артиллерийского и минометного огня. И снова в облаках дыма и взбудораженной земли замелькала одинокая машина. На сей раз она неслась в обратном направлении и вскоре, заскрежетав Г тормозами, как вкопанная, остановилась возле нас. Старший лейтенант Долина, черный от копоти и пыли, с кровоподтеками на лице и руках, протянул мне карту с подробной обстановкой.

Добытые таким образом сведения я немедленно доложил Федору Ивановичу Толбухину и получил от него ряд указаний, в том числе категорическое требование об эвакуации раненого командира корпуса. Генерал Васильев вскоре был вывезен к нам на танке и затем на - самолете Ли-2 отправлен в Москву. За отважные действия ему было присвоено звание Героя Советского Союза, а 19-й танковый корпус стал Краснознаменным и получил почетное наименование Перекопского.

Но вернемся к тому, как развивались события у ворот Крыма 3 ноября 1943 года. Весь день я провел в хлопотах и не заметил, как стали подкрадываться ранние осенние сумерки. Вскоре к нашему импровизированному НП подъехали несколько легковых машин. Прибыл командующий 51-й армией генерал-лейтенант Я. Г. Крейзер с группой офицеров своего штаба.

Не успел я ввести его в курс наших общих дел, как командир 10-й кавдивизии генерал Миллеров доложил о любопытном случае, который только что произошел в 36-м кавалерийском полку. Коноводы этого полка вместе с лошадьми расположились рассредоточенно на кукурузном поле у перекрестка железной дороги и проселка Чаплинка - Армянск. Внезапно их атаковали с воздуха вражеские самолеты. Напуганные кони табуном в 150-200 голов устремились галопом вдоль дороги на Чаплинку и почти без потерь примчались в наше расположение.

Это происшествие натолкнуло нас на мысль, что здесь-то и следует атаковать противника. Было совершенно очевидно, что в том месте, где беспрепятственно проскочило такое количество коней, во вражеской обороне имеется какая-то брешь. За организацию атаки Крейзер взялся сам, используя только что подошедшие передовые батальоны 55-го стрелкового корпуса и несколько эскадронов 10-й кавалерийской дивизии. Атака началась сразу же с наступлением темноты и завершилась вполне успешно. Нам удалось расширить коридор и тем облегчить положение своих войск за Турецким валом. Чего только не предпринимали потом гитлеровцы, чтобы восстановить здесь прежнее положение, но тщетно. Вновь захлопнуть Перекопские ворота им так и не удалось.

Одновременно с этим, может быть несколько медленнее, но так же успешно, развивались события и на сивашском направлении.

Формирование Сиваша в 1943 году проводилось в тех же числах, что и в 1920 году: с 1 по 6 ноября. И проводником у нас был тот же самый крестьянин-рыбак из деревни Строганолки - Иван Иванович Оленчук. Его опять разыскал и привел к нам тов. Черкасов, бывший посыльный из штаба Фрунзе, а теперь офицер штаба 51-й армии.

Славному патриоту земли русской И. И. Оленчуку было уже около семидесяти лет. Да и Сиваш с 1920 года изменился значительно. Требовалось заново тщательно разведать брод. Прежде чем повести через Гнилое море части, Иван Иванович не раз спускался в ледяную воду, отыскивая "подходящее место". Мокрый, продрогший до костей, едва поднимая от усталости ревматические ноги и часто падая в воронки, он упорно шел вперед, обозначая брод вешками и подбадривая следовавших за ним бойцов.

На другом направлении разведка брода через Сиваш была поручена старшему сержанту Дмитрию Михайлову, сержанту Дмитрию Кудымову и рядовому Николаю Кормышину. Все трое разведчиков были коммунистами, а в качестве проводника с ними шел колхозник Василий Кондратьевич Зауличный.

Они пересекли Сиваш в ночное время, и с берега родного Крыма, как маяк, замигал слабый костер. Тогда разулся сержант Иван Назаренко и повел за собой в холодную соленую воду десять саперов. Развернувшись по фронту метров на сорок, саперы двинулись на огонек. Измеряли шестами глубину, расставляя вехи, а следом за ними по проложенной трассе двигался целый полк.