Когда исчезает страх

Ширвис сделал один за другим два ложных выпада, опять ринулся в атаку, но ему и на этот раз не удалось разбить защиту противника. Кочеванов, плотно закрывшись, выждал, когда ослабнет яростный натиск, и неожиданно нанес такой крюк справа, что Ширвис отлетел к канатам. Удар был сильным и точным. Опасаясь новых крюков справа, Ян тоже стал прикрываться, но он не убавлял напора, а, кружась по рингу, продолжал безостановочно нападать. И все же ему не удалось заставить Кирилла изменить тактику. Тот невозмутимо действовал по какому-то своему плану, который трудно было разгадать.

Обороняясь, Кирилл старался не терять очков: внимательно наблюдая за Яном, он по едва приметному сокращению мышц угадывал, с какой стороны последует удар, вовремя блокировал его или быстрым движением ног, корпуса, головы ускользал от прямых попаданий, успевая при этом наносить точные ответные удары.

«Что предпринять? — досадуя, думал Ян. — Я измотаюсь, а Кирюшка останется свежим. Пусть судьи видят, что он не желает нападать».

Перестав двигаться, Ян нарочно опустил руки, чтобы смутить Кирилла, а тот, словно ожидал этого, мгновенно переменил тактику, пошел в стремительное наступление. Невероятным напором он загнал Яна в угол, начал наносить удары слева и справа, почти не прикрывая грудь.

«Ну, наконец-то!» — обрадовался Ширвис.

В горячке боя он нанес Кочеванову несколько ответных ударов, заставивших того отпрянуть с поднятыми перчатками и крепко прижатыми к груди локтями.

Кирилл на короткое мгновение замер, вслушиваясь в бурную работу сердца. Не чувствуя стеснения в груди, он опять раскрылся, чтобы действовать свободней. Теперь уже он наступал, не давая противнику передышки…

Когда прозвенел гонг, извещавший о конце раунда, оба боксера как бы с неохотой разошлись по своим углам. И трудно было понять, кто из них выиграл первый раунд.

Расслабив мускулы и дав себе полнейший отдых, Кирилл с удовлетворением отметил, что совсем не устал и может драться больше трех раундов. «Не предложить ли ему свой темп? Рывки измотают. Он, конечно, еще больше обозлится. А злость — плохой союзник. Только бы мне самому не потерять самообладания».

Во втором раунде, сойдясь посредине ринга, боксеры разрядили свою силу в таком потоке ударов, что судья вынужден был отпрянуть к канатам.

Темп боя резко повысился. Теперь его уже навязывал не Ширвис, а Кочеванов, сменяя одну атаку другой. Он смело шел на сближение, но не ослаблял бдительности, а был наблюдательным и главное — спокойным в мгновения промахов и неудач. Вот это и обескураживало Ширвиса. В таком бурном бою боксерам нелегко прикрывать уязвимые места. Тут уж не зевай — обрушивайся и добивай противника. Но с Кириллом почему-то не получалось того, что с другими. Удары чаще всего шли вскользь, не достигали цели. Словно предвидя их, Кирилл опережал: то подставлял раскрытую ладонь, то предплечье или мгновенным поворотом головы, корпуса уклонялся — и тут же нападал сам. Кирилл явно переигрывал Ширвиса, оставаясь неуязвимым.

«Ну и хитрец, — со злостью думал Ян. — Я тебя сейчас подловлю».

Желая наверстать упущенное, Ширвис полностью раскрылся, чтобы получить возможность больше наносить ударов и вызвать противника на такие же действия. А Кочеванов словно этого и ждал: он мгновенно нанес такой силы удар, что у Яна потемнело в глазах и ноги, словно одеревенев, стали грузными…

В последние секунды раунда Ширвис вынужден был уйти в глухую защиту, так как с трудом переводил дыхание. В боку у него тупо покалывало. Тело покрылось пятнами. Он лоснился от пота.

«Такого еще со мной не бывало, — недоумевал Ян, уйдя после гонга в свой угол. — Неужели я так выдохся? Нет, это оттого, что он работал по корпусу и сбил дыхание. Ну, погоди, я тебе покажу!»

Секундант, освежавший его мокрой губкой, говорил:

— Ты зарываешься. Нельзя так раскрываться. Он ловит каждый промах: даст, даст — и прикроется!

«Не в этом дело, — досадуя, думал Ширвис. — Кирюшка раздражает идиотским упрямством, нежеланием вести бой так, как предлагают ему. Они с Сомовым видели, как я дрался, и придумали хитрую тактику. Мне обязательно надо было припасти какую-нибудь новинку, а я понадеялся на свою силу и неутомимость. В последнем раунде отдам все, что могу. Нужно кончить бой нокаутом, иначе проиграю».

В начале третьего раунда боксеры как бы заново начали бой: они вели разведку, нанося лишь легкие удары.

Сейчас Ширвис накопит взрывную силу и обрушится на Кочеванова. Он, конечно, сомнет его и не даст передышки до нокаута. В боксе побеждают не осторожность и техника, а сила и крепкий удар. Так думали неискушенные зрители, видевшие, как Ян расправлялся с прежним противником.

— Начинай по-мужски драться, довольно танцевать! — кричали они из зала.

А Кирилл словно не слышал их. Он был невозмутим и, казалось, обладал каким-то колдовским секретом: попав в вихрь ударов Ширвиса, выходил невредимым и способным к контратакам. То он обрушивал короткую серию неприятных по резкости тычков, то кружил по рингу, то вдруг ошеломлял резкими встречными ударами и завязывал ближний бой.

Обескураженный этой неуязвимостью, Ширвис терял уверенность в своей тактике. Теряя самообладание, он решил пустить в ход крюки слева, перед которыми редко кто выстаивал.

Но два промаха подряд окончательно сбили ему дыхание. Ширвису не хватало воздуха. Боксер расплачивался за свое безрассудство, за нежелание считаться с умением другого. Ему казалось, что если он перейдет к обороне и даст себе короткую передышку, то все изменится, но тут же отверг эту мысль: «Остались считанные секунды. К черту защиту! Кирилл устал не меньше моего. Победа только в наступлении».

Собрав остатки сил, Ян пошел в атаку, применяя комбинированные серии ударов. Но как-то так случилось, что, заканчивая комбинацию, он не нашел устойчивого положения. Сильный ответный удар сбил его на колени…

Ширвис мгновенно вскочил и почувствовал, как помост закачался под его ногами. Все стало зыбким.

Глаза боксера застлал туман. Он уже не наносил полновесных ударов, а лишь толкался кулаками.

Кирилл мог бы закончить бой нокаутом, но он пощадил Яна — дал ему выстоять до конца раунда.

Ширвис словно издалека услышал медный звон гонга и устало опустил кулаки.

Судьи совещались недолго. Победа за явным преимуществом присуждалась Кочеванову.

Потрясенные зрители замерли. Им казалось, что Кочеванов выиграл каким-то незаконным путем, что его поведение на ринге было похоже на расчетливость шахматиста. Лишь тонкие ценители бокса поняли — родился новый талантливый боксер со своеобразным стилем боя, рассчитанным не на грубую физическую силу, а на мастерство, гибкую тактику и неимоверную быстроту реакции. И они горячо захлопали Кочеванову.

Но в огромном зале эти аплодисменты затерялись, как случайные. Публика не желала приветствовать победителя. В те времена больше ценился грубый силовой бокс.

* * *

Почти одновременно на стадионе «Динамо» проходили легкоатлетические соревнования.

Погода была неустойчивой. Ветер, дувший с Финского-залива, то нагонял дождевые тучи, то расчищал небо до синевы.

Кальварскую беспокоила только гаревая дорожка. От частых дождей она размякла. Попробуй показать на такой хорошее время! Постоянные конкурентки — динамовка Дятлова и студентка Института физкультуры Тулова Зосе были неопасны: в этом сезоне они показали худшее время, чем она на последней прикидке.