Когда исчезает страх
Шрифт:
На другой день вечерняя газета поместила очень удачный снимок о спортивном товариществе. На фотографии, взявшись за руки, отдавая последние силы, бежали две девушки. И подпись под нею стояла такая: «Мастер спорта 3. Кальварская дружески делит славу с молодой спортсменкой И. Большинцовой».
Увидев этот снимок, Ян покрутил головой, ухмыльнулся и сказал:
— Ловко, Зосенька! Первого места не добилась, а славу получила большую, чем динамовка.
Часть вторая
Глава девятая
Учебный самолет «ПО-2»,
Над рощицей показалось солнце, по-утреннему лучистое и теплое, словно умытое росой. С желтевшего луга донесся едва уловимый запах цветов.
Самолет оторвался от земли и начал набирать высоту. Грачиная стая, летевшая к распаханному полю, испуганно шарахнулась от него в сторону.
«ПО-2» большими кругами уходил в синее безоблачное небо, а люди, оставшиеся на аэродроме, следили за ним. Кирилл видел их запрокинутые лица. Придерживая парашютный ранец, он перегнулся через борт — ведь никто его не услышит — и с озорством крикнул;
— Борис, брось задирать голову! Еще рано, шею свернешь!
Ирина, сидевшая за штурвалом, неодобрительно поглядела на него через плечо. Ей не нравилось поведение Кирилла. Человеку разрешили совершить опаснейший экспериментальный прыжок, а он бравирует, выкрикивает какие-то глупости. Ведь там, внизу, товарищи с беспокойством следят за ними. Правда, ей хочется верить, что оригинальный парашют Бориса Валина превзойдет все, существовавшие до сих пор. Но сегодня прыгает Кирилл. Каков-то будет исход?
Пятнадцать раз Ирина взлетала к облакам на этом же самолете. Пятнадцать раз сбрасывали новый парашют с балластом, и только одиннадцать раз он плавно спустился. Какая-то неуловимая погрешность в конструкции мешала безотказно раскрываться шелковому куполу.
Валин извелся, ища причину неудач своей двухлетней работы. Да и сама Ирина не раз изучала скрученные жгутом, полураскрытые полотнища парашютов. И все безрезультатно. Нужно было кому-то дерзнуть, чтобы в воздухе, в полете разгадать ошибку конструктора. И вот вызвался, на ее беду, Кирилл, который даже на самолете упрямо не хочет понять грозящей опасности.
Кирилла смутил недовольный взгляд Ирины.
«Чего она волнуется?» — недоумевал он. Все предусмотрено. Он же летит не с одним валинским парашютом, захвачен еще запасной, с которым проделано более десятка тренировочных прыжков. У него теперь такой опыт, что он может механически, с закрытыми глазами, совершить прыжок.
Валинский парашют им изучен — лучше невозможно. Он его видел во всех стадиях: начиная от чертежа и кончая контрольным экземпляром. Вместе с Валиным Кирилл рассчитывал динамику раскрытия парашюта, собственными руками проверял прочность швов, лямок и прощупывал чуть ли не каждый сантиметр полотнища. Чего же еще надо?
Он вытащил из кармана сунутый Валиным охотничий нож, взвесил его на руке, посмотрел, достаточно ли остро лезвие, и спрятал в ранец запасного парашюта.
Самолет, казалось, недвижно повис на крыльях в воздухе, а сиреневая земля, кружась, убегала вниз.
В зеркальце передней кабины Кирилл разглядел, как раскраснелось лицо летчицы.
«Вот, глупенькая, тревожится, — подумал он. — Надо бы ей сказать, чтоб не беспокоилась. Толкнуть в плечо, что ли? Нет, еще хуже будет».
Ирина решила больше не оборачиваться, —
она боялась выдать свое волнение.Самолет, натужно гудя, кругами поднимался вверх. Альтиметр показывал тысячу метров.
«Скоро будет тысяча пятьсот, а затем… — Девушке стало не по себе. — Зачем я так с ним? Может, последний раз видимся: Надо поласковей». И она оглянулась.
Кирилл, по-мальчишески выпятив губы, задумчиво смотрел перед собой и, казалось, ничего не видел.
«Обиделся, — подумала Ирина и попробовала улыбнуться, но Кирилл не заметил улыбки, он по-прежнему глядел в пространство. — Ага, загрустил! Так зачем же ты соглашался?..»
Ей вспомнились их встречи прошедшей зимой. Виделись они редко — лишь на пленумах райкома и вечерах актива. Всегда радовались друг другу, садились вместе и разговаривали часами, но, словно по уговору, вели себя так, чтобы все видели: они не влюблены, а только дружат.
Ирина даже говорила:
«У нас с Кочевановым иммунитет — мы уже не влюбимся друг в друга. Прошло».
Правда, у Ирины было немало друзей в аэроклубе, но таких, кому она могла бы полностью довериться, как Кириллу, не находилось. С ним она могла без особого смущения говорить о том, чем обычно делятся лишь девушка с девушкой или парень с парнем. Ирина знала: все останется в тайне. И в этом была прелесть их отношений.
«Как хорошо, когда у тебя есть настоящий товарищ, — написала она в дневнике, а потом призналась: — Меня одолевает неясное чувство: то ли радости, то ли тревоги — не пойму. Это чувство бессознательно. Неужели любовь?»
Ирина боялась, что наступит день — и с ней произойдет нечто такое, чего она уже не в силах будет предотвратить.
«Какое счастье, что Медведка не помышляет о любви! — через месяц записала она в дневнике. — Иначе он бы почувствовал, заметил мое лукавство и обман. Впрочем, почему бы ему не полюбить меня? Ну хоть немножко. — Но тут же спохватилась: — Нет, нет, тогда все пойдет как у других. Дружба лучше!»
Узнав о согласии Кирилла испытать валинский парашют, Ирина переполошилась. Никогда прежде она с такой настойчивостью никого не отговаривала. Но Кирилл, как всегда, был упрям и убеждал ее, что от всех неожиданностей есть надежная страховка — запасной парашют.
Видя, что никакие просьбы не подействуют, Ирина решила сама пойти с ним в воздух, но взяла слово, что Кирилл полетит только после тренировок и серьезной подготовки. И Кирилл честно выполнил уговор: он хорошо владел собой в воздухе.
В последнюю ночь Ирине плохо спалось. Она вспомнила бледное лицо и лихорадочные глаза Валина. Он пришел вечером без обычных шуток, положил на стол огромный букет сирени, схватил Ирину за руку, порывисто прижался губами к ее пальцам и, ни слова не говоря, вышел.
Альтиметр уже показывал тысячу триста метров. Ирина снова оглянулась. Кирилл, встретившись с ней глазами, смутился и стал смотреть с левого борта на землю.
Земля, исчерченная дорогами, полями, реками, садами, побелевшими от цветов, уходила все дальше и дальше. Там., в глубине, на расплывчатом аэродроме, виднелись чуть различимые глазом точки — это товарищи. Вот что-то сверкнуло., по-видимому, бинокль. У друзей, наверное, затекли шеи от беспрестанного наблюдения? И Кирилл, точно ощутив тревожное биение сердец, оставшихся на земле, облизал пересохшие губы.