Когда молчит совесть

— Позвольте сменить вас, профессор.

Гюнашли чуть повернул голову, быстро взглянул на Вугара.

Где-то в глубине его погасших глаз вспыхнула робкая искорка радости. Он чуть заметным кивком приветствовал своего юного друга.

Вугар снова тронул его руку:

— Вы устали, профессор, передохните, дорога длинная.

Гюнашли отрицательно покачал головой и указал на Гамзаева, который шел с другой стороны:

— Иди, помоги Муршуду Балаевичу…

У Гамзаева было перекошенное лицо, видимо, мучила боль в желудке, разыгравшаяся от тяжести, и он с благодарностью принял предложение Вугара.

А Вугар ощутив гроб на своем плече, вдруг почувствовал успокоение. Это был покой, рожденный уважением к памяти Султана-оглы. То, что он успел проводить в последний путь человека, сделавшего для него так много добра, было для него хоть малым утешением.

Гроб несли на руках до самой окраины города и лишь там поставили в кузов машины, устланный коврами. Кумачовые полотнища с черной каймой свисали с бортов грузовика. Те из провожающих, кто собирался ехать на кладбище, разместились по машинам и специальным автобусам, двигавшимся вслед за похоронной процессией. Вугар сел рядом с Гюнашли возле покойного.

Несмотря на то что погода, с утра ясная, после полудня стала портиться, а ближе к вечеру поднялся сильный ветер, люди не расходились. Сгущались на небе черные тучи, грозившие дождем, словно осенний день торопился завершить свой недолгий жизненный путь.

Траурный митинг открыл Гамзаев. От имени семьи и друзей он пожелал Султану-оглы мирного сна и сказал, что светлая память о нем будет вечно жить в сердцах всех, кто знал и любил его.

И вот наступили последние, самые тяжелые мгновенья. Гроб накрыли крышкой, раздался стук. Забивали гвозди.

Страшный стук. Каждый гвоздь вбивают прямо в твое сердце. Ужас утраты, еще не до конца осознанный, вдруг открывается во всей своей беспощадности. Неужели ты больше не увидишь того, кто в течение долгих лет согревал тебя своей любовью, заботой и лаской? Никогда. Это так жестоко, что кажется, мир вокруг тебя перестает существовать и превращается в ничто.

Сохраб Гюнашли стоял в изголовье могилы, рядом с Муршудом Гамзаевым, и во время его речи то и дело утирал слезы. Услышав стук, он не выдержал и, всхлипнув, отвернулся. Как опускали гроб в могилу, он не видел. Лишь когда надо было кинуть первую горсть земли, он выпрямился, не нагибаясь, взял в руку землю с холмика, что вырос с края могилы, и со слезами бросил ее на гроб. Раздался глухой тяжелый звук.

Вдруг взгляд его задержался на Бадирбейли, который уперев в бока руки и надменно выкатив грудь, стоял напротив. В его прищуренном взгляде и на губах играла откровенная насмешка.

«А ведь он радуется моему горю, — с горечью подумал Гюнашли. — Как мерзок может быть человек!» Тяжелые удары земли о крышку гроба рвали на части его сердце, но он держался прямо и гордо. Сунув платок в карман, он подозвал к себе Вугара и сказал:

— Брось и ты горсть земли. Покойный очень любил тебя…

Вугар набрал две горсти земли и медленно высыпал их на могилу. Гюнашли благодарно обнял его за плечи и повел прочь от толпы. Вот так же, когда-то давным-давно, оплакивая сына, на куски изрубленного врагами, гордо выпрямившись и положив руку на плечо маленького Сохраба, шел Султан-оглы… «Пусть видят! Пусть!..» — мысленно твердил Гюнашли.

— Подними голову, иди прямо, — негромко сказал он Вугару. — На нас смотрят. Некоторые радуются нашему горю…

Вугар не стал ни о чем спрашивать, он был счастлив, что идет рядом с человеком, которого любил как родного отца, и, подняв голову, зашагал прямо.

Они брели в глубоком молчании. Вдруг Гюнашли замедлил и без того неспешные шаги и сказал сдавленным, еле слышным голосом:

— Я только позавчера узнал о твоем возвращении. Муршуд Балаевич мне все рассказал… Спасибо тебе…

Вугар с удивлением взглянул в лицо профессора: неужели даже в минуту такого душевного потрясения он способен думать о делах?

— Я так искал вас после приезда, профессор!

— Занят был очень… — Гюнашли, вздохнув, взглянул через плечо на могилу.

Люди потихоньку расходились, могильщики оглаживали лопатами свежий холмик. У Сохраба задрожали губы, глаза налились слезами, спазм перехватил горло. Он несколько раз кашлянул и, запинаясь, продолжал:

— Еще несколько дней меня не будет в институте. Ты пока держи связь с Муршудом Балаевичем, он человек порядочный и благожелательный. Ни времени на тебя не пожалеет, ни в обиду не даст…

Глава тринадцатая

Едва все уселись по машинам, прояснились лица, повеселели взгляды. Каждодневные заботы, неотложные завтрашние дела уже занимали людей. Где-то послышалась шутка, кто-то рассказал анекдот, то в одной машине, то в другой вспыхивал смех. Такова вечная и неистребимая любовь к жизни!

Вугар еще долго не уходил с кладбища. Подобрав сваленные в беспорядке венки и цветы, бережно обложил ими свежую могилу.

Когда окончил работу, вокруг не было ни души. Он вышел на широкую асфальтированную дорогу, делившую кладбище на две части, и вдруг в самом конце ее увидел Арзу. Она быстро шла, держа в руках огромный венок. Вугар кинулся навстречу, взял венок из ее рук.

— Остановись, передохни, — сказал он заботливо.

Арзу раскраснелась, грудь ее тяжело вздымалась; наверно, она долго искала их. Переведя дух, жалобно проговорила:

— Сколько людей может умереть за один день? Я заблудилась, давно уже тут бегаю, и везде плач, вопли…

Вугар попытался успокоить ее:

— Город большой, почти полтора миллиона жителей…

Арзу печально покачала головой:

— Нет, дело не только в том, что город многолюдный! Справиться ли бедному человеческому сердцу с нашим беспокойным веком, с постоянным нервным напряжением? Ведь оно не из камня?.. Неужели я опоздала?

— Да, опоздала.

Арзу расстроилась:

— А ты почему нам во время не сообщил? Папа бы тоже пришел…

— Я сам только сегодня узнал, еле поспел к выносу.

Арзу долго молчала.

— Когда это случилось? — печально спросила она.

— Вчера ночью.

— Сердце?

— Так говорят. Утром нашли мертвым в постели…

— Какой был человек! Не должен он был умереть!

Кто-то властно вмешался в их разговор:

— К сожалению, плохие люди не умирают, а вот хорошие!

Вугар обернулся. В десятке шагов от них, прислонившись к могильному камню, неподалеку от дороги, стояла Нарын, искоса поглядывая на Арзу. Увидев, что Вугар ее наконец заметил, она заговорила еще с большим апломбом:

— Такие, например, как наш Бадирбейли! Мурдашир [2] никак не омоет его поганое лицо. У всех уже в печенках сидит.

Нарын не сводила с Арзу испытующего взгляда, и Вугар ощутил в душе невольное беспокойство. «Вдруг не сдержится и сболтнет что-нибудь лишнее?» И он тревожно спросил:

2

Мурдашир — человек, который омывает покойников.