Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Когда мы встретимся вновь
Шрифт:

При одном упоминании «Мессалины» перед мысленным взором Альберта, как живой, встал образ Шанталь. Но не такой, какой ее видели на сцене в образе распущенной и жестокой императрицы Древнего Рима, а такой, какой он видел ее в последний раз — в тот далекий и вместе с тем близкий и памятный сентябрьский день, когда она сама пригласила его к себе в гримерную и попросила оставить ее навсегда – уставшей, печальной и невыразимо прекрасной. Настоящей. Живой. Образ не актрисы, но женщины. Обычной чуть грустной и очень-очень красивой молодой женщины. После того дня он ни разу не видел ее. Он не ходил в театр и старался даже не думать о ней. И очень надеялся, что ему удастся забыть свою безответную любовь, навсегда выкинуть ее образ из своих мыслей и своего сердца. К тому же, в последнее время он был сильно обеспокоен отсутствием известий от Кенди, да и работы было предостаточно. Иногда ему даже казалось, что он почти забыл эту гордую, неприступную красавицу Мессалину. И вот одно ничего не значащее, случайно произнесенное слово — и все вернулось. По телу словно прокатилась волна огня, сжигающая все на своем пути, а сердце испуганно трепыхнулось, сжалось в комок, болезненно заныло и замерло. Совершенно ошеломленный Альберт молча смотрел на улыбающуюся девушку, не в силах произнести ни слова.

Мне очень понравилась эта пьеса, – между тем продолжала Элиза тем же невинным тоном с едва заметными нотками искренней мольбы ребенка, упрашивающего строгую мать купить ему еще одну конфету. Однако сияющий взгляд ее ореховых глаз с холодным вниманием изучал лицо сидящего в кресле мужчины, а потому от нее не ускользнуло глубокое замешательство, на мгновение отразившееся на этом лице и еще больше укрепившее ее подозрения. – Да и вас, похоже, она не оставила равнодушным, – в голосе Элизе прозвучал плохо скрытый намек, за которым последовала не менее эффектная многозначительная пауза, подействовавшие на Альберта, словно холодный душ.

Он чуть прищурился, всматриваясь в лицо, стоящей перед ним девушки, но на лице Элизы уже снова красовалось прежнее простодушно-невинное выражение, и Альберт невольно подумал: уж не показалось ли ему? Несколько секунд в кабинете царила напряженная тишина, а затем Альберт чуть заметно вздохнул и отвел взгляд, благоразумно решив оставить в покое столь щекотливую тему. Да и что он мог сказать? В очередной раз признать, что впервые в жизни потерял голову из-за женщины, но, не сумев добиться ее благосклонности, вместо того, чтобы воспользоваться своим положением, властью и богатством, предпочел отступить, по своему обыкновению сыграв роль благородного глупца, чтобы сохранить ее уважение? Сетовать на несправедливость жизни, словно какая-то одинокая престарелая великосветская сплетница, которой больше ничего не осталось, кроме как завидовать своим более удачливым подругам, предаваться воспоминаниям, да сожалеть о собственных упущенных возможностях?

Элиза, по-прежнему сверлившая «дядюшку» пристальным взглядом, чуть приподняла бровь. На мгновение выражение ангельской невинности исчезло с ее лица, сменившись гримасой злости и раздражения, а безжалостно-ледяной блеск светло-карих глаз напомнил два наточенных кинжала с танцующими вдоль сияющего лезвия язычками пламени презрения. Но это длилось всего лишь миг, а затем ее лицо вновь обрело выражение детской наивности и простодушия, а взгляд – просительной мягкости.

– В роли Мессалины, разумеется, будет несравненная Шанталь, – добавила она с наигранным восхищением и снова сделала паузу, явно ожидая ответа. Но Альберт ничего не сказал и продолжал смотреть в сторону отсутствующим взглядом. Ничуть не обескураженная, хотя и несколько разочарованная его реакцией девушка продолжила. – Сначала Европа, теперь Америка. О, эта актриса, безусловно, талантлива, ведь ей удалось свести с ума чуть ли не весь мир. Несравненная Шанталь! Звезда Парижской сцены! Королева Нью-Йорка и Чикаго, – истерично-восторженно продекламировала Элиза, пародируя отзывы газетных колонок. – Сотни поклонников, тайных и явных, осаждающие театры в надежде увидеть ее хоть на мгновение и лелеющие мечту о взаимности. Боже… – она снова сделала паузу, с трудом подавляя клокочущие внутри презрение и ядовитую ненависть. – Право же, здешняя публика на удивление благосклонна, – вновь заговорила Элиза секунду спустя прежним иронично-надменным тоном, но на этот раз в нем едва заметным эхом зазвучали нотки злорадного удовлетворения. – Ослепленная внешностью больше, чем игрой, она возвела эту театральную куклу на пьедестал и поклоняется ей, словно идолу. Молва возносит ее до небес. На светских вечерах и раутах только и разговоров, что о ней. Как она талантлива, как она красива… Мужчины засыпают ее цветами и подарками, явно и откровенно добиваясь ее благосклонности, и не стыдятся признаваться в этом во всеуслышанье! Даже те, кого считают самыми почтенными и уважаемыми джентльмены, благоволят ей, посещают ее спектакли!.. Неужели никто из них даже не понимает, как смешно все это выглядит со стороны. Смешно и унизительно! Мне иногда кажется, что еще немного – и они провозгласят ее богиней! Этакой новой Девой Марией двадцатого века. И никто из них даже не подозревает, что скрывается за ангельской внешностью и неприступностью их новоявленной святой! – закончила она свой драматический монолог и выжидающе посмотрела на Альберта. На этот раз откровенный намек, прозвучавший в ее последних словах, равно как и вся эта пламенно-обличающая речь, не могли остаться без внимания – он должен был сказать хоть что-то. Хотя бы из вежливости.

Впрочем, на этот раз «дядюшка» не заставил себя ждать. Услышав ее слова, Альберт едва заметно подался вперед, смерил ее внимательным взглядом и нахмурился.

– Что ты имеешь в виду? – наконец коротко обронил он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал как обычно.

На лице Элизы отразилась легкая растерянность человека, удивленного внезапным и необъяснимо пристальным вниманием к чему-то, что он считал незначительным или очевидным, которая, впрочем, тут же сменилась гримаской досады и легкого раздражения.

– Мне бы не хотелось, чтобы меня считали одной из тех светских сплетниц, которых вы так не любите, – протянула она с прекрасно разыгранными неуверенностью и смущением, – но, увы, то, что я узнала о прошлом нашей несравненной королевы Чикаго, не оставляет места сомнениям. Факты, как известно, вещь упрямая, с ними не поспоришь. И эти самые факты свидетельствуют, что гордость и неприступность Шанталь – ложь. Игра. Безусловно, великолепная, но всего лишь игра. Такая же, как и на сцене, где она изображает принцесс и императриц. Лживая, изощренная, расчетливая игра профессиональной актрисы, пытающейся выдать себя за настоящую леди. Хотя, как я уже говорила, мы должны признать – она, должно быть, действительно необычайно талантлива: столько времени водить за нос сотни своих глупых незадачливых поклонников, и никто даже не догадывается о том, что она представляет собой на самом деле. Она действительно достойна восхищения. Великолепная актриса! Впрочем, здешние поклонники сами виноваты во всем. – Элиза распалялась все сильнее и сильнее. Казалось, она забыла о присутствии Альберта и говорила скорее с собой, чем с ним. – Подумать только: поклоняться какой-то актрисе, словно богине. Это просто смешно! И отвратительно!

– Элиза, говори яснее, – наконец, не выдержав, нетерпеливо прервал Альберт ее излияния. – Я не понимаю…

Почувствовав, что начинает выходить из роли, Элиза попыталась взять себя в руки.

Прошу прощения, дядюшка. Просто я до глубины души возмущена наглостью и притворством этой женщины. Не понимаю, почему мужчины, которые униженно вымаливают ее благосклонность, ежедневно шлют ей корзины цветов и дорогие подарки, не видят, какова она на самом деле? Вот уж воистину внешность обманчива. Шанталь отнюдь не невинный ангел, а просто притворщица. Хитрая лживая лицемерка, которая прикидывается святой, в то время как всё, что ей надо – это подношения, которые бросают к ее ногам глупые поклонники. Она изображает из себя гордую неприступную красавицу, удерживает их на коротком поводке, распаляя якобы случайными знаками внимания, а сама присматривается и приценивается, чтобы выбрать самого богатого и влиятельного. Да уж… Такая хищница своего не упустит, – Элиза презрительно усмехнулась и замолчала.

Альберт медленно откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел на сидящую перед ним девушку. Вызывающе вздернув подбородок и поджав губки, Элиза стойко выдержала этот взгляд.

– Я по-прежнему ничего не понимаю, – наконец произнес Альберт после долгой паузы. – Ты можешь быть не в восторге от Шанталь, но с чего ты взяла, что она всех обманывает, да еще и так расчетливо?

– О, не думайте, что я придумала это из зависти или еще что-нибудь в этом же роде! – возмущение, прозвучавшее в голосе Элизы, было почти искренним. – Я сама была шокирована, когда прочла все эти газеты…

– Газеты? – удивленно перебил ее Альберт. – Какие газеты?

– Газеты? – секунду Элиза озадаченно смотрела на него, словно не понимая, о чем идет речь, а затем нетерпеливо дернула плечиком. – Ах да… Отец одной моей хорошей подруги Дэйзи Дилман ведет дела в Европе, и у них в доме множество газет и журналов из Англии и Франции. Недавно Дэйзи показала мне кое-какие из парижских газет последних двух лет. Оказывается, у нашей неприступной красавицы Шанталь в Париже было множество романов. И все с мужчинами из состоятельных семей. Последний роман у нее был с молодым маркизом де Сан-Сиром – единственным наследником одной из самых известнейших и родовитых французских фамилий. Все светские колонки только и писали об этом. Их связь длилась почти год и закончилась ужасным скандалом. Кажется, добившись своего и вдоволь поразвлекшись, маркиз попросту бросил ее. Практически сразу же после этого Шанталь оставила «Комеди Франсе» и, присоединившись к труппе Поля Штрассера, прославившегося своими неординарными постановками, приехала в Америку. Скоротечная любовная связь аристократа со смазливенькой актрисой – в Европе это обычное дело. Там этим уже никого не удивишь. Удивительно другое. Кажется, Шанталь приняла мимолетное увлечение маркиза всерьез. Вот дурочка! О чем она, интересно, думала? Не могла же она и вправду рассчитывать, что он женится на ней? По-моему, очевидно, что для маркиза она была всего лишь одной из многих. Очередная мимолетная, ни к чему не обязывающая интрижка. Это смешно еще больше, чем глупо, – Элиза презрительно усмехнулась и замолчала.

В комнате повисла томительная тишина. Сквозь полуопущенные ресницы девушка внимательно наблюдала за лицом сидящего за столом мужчины в надежде угадать, что он думает о ее словах. Но на лице Альберта застыло выражение холодного безразличия, а в устремленном на нее прямом и открытом взгляде светились привычные спокойствие и равнодушие.

– Хм-м… – наконец пробормотал он и, отвернувшись, устремил взгляд в окно. – Как, ты сказала, зовут твою подругу? Дэйзи Дилман?

– Да, – подтвердила несколько удивленная и разочарованная его сдержанной реакцией Элиза.

– Дилман, – задумчиво повторил Альберт, словно припоминая что-то. – Дочь Эндрю Дилмана?

– Да, – кивнула совершенно озадаченная его странными вопросами девушка. – Но я не понимаю…

– Эндрю Дилман. Кажется, он занимается торговлей, – продолжал Альберт, не обратив никакого внимания на ее слова. Казалось, он даже не слышал их.

«Черт, мы почти не знакомы! – между тем лихорадочно размышлял Альберт. – Пара встреч на светских вечерах, где мы расходились в разные стороны, едва поприветствовав друг друга. Нет, этого слишком мало. К тому же, если я обращусь к нему с такой необычной просьбой, это уж точно привлечет его внимание. А потом пара слов, случайно оброненных где-нибудь в толпе для поддержания беседы. Например, на одном из этих идиотских нудных раутов или за столом во время завтрака в присутствии жены и дочери. А там и дня не пройдет, как все начнут шушукаться. Постепенно слухи дойдут до вездесущих ушей какого-нибудь особенно расторопного здешнего журналиста – и всё, пиши пропало. Уж эта братия своего не упустит! Эти любители дешевых сенсаций носом чуют, где пахнет жареным. Им только намекни – накинутся, как свора голодных собак, почуявших запах крови, и раструбят на всю Америку похлеще, чем парижские газетчики. Ну, еще бы! Ничто так не привлекает внимание читателей, как очередная соленая сплетня. Особенно если из этой сплетни можно раздуть эффектный долгоиграющий скандал. А уж эти ребята позаботятся о том, чтобы интерес «самого завидного холостяка Чикаго» Уильяма Альберта Эндри к известной театральной звезде, которая, к тому же, молода и красива, не остался незамеченным. Уж они-то придадут этому обстоятельству должный вкус и размах. Да уж… Можно не сомневаться, наши журналисты сумеют сорвать свой жирный куш, чего бы это им не стоило. Нет, Дилмана просить нельзя. Но… Тогда кого? Как мне заполучить эти чертовы газеты?!! Попросить Элизу? Дэйзи Дилман – ее подруга. Именно она показала ей эти газеты. К тому же, пожалуй, только женщины и читают светские колонки, чтобы всесторонне обсудить последние новости и сплетни во время очередного чаепития. Таким образом, если Элиза попросит у Дэйзи газеты, это не вызовет подозрений. Хм-м… – Альберт чуть нахмурился, сосредоточенно обдумывая и оценивая свой план со всех сторон. На первый взгляд мысль прибегнуть к помощи Элизы казалась простой, разумной и едва ли не единственно возможной, но что-то мешало ему принять окончательное решение. Какое-то почти неуловимое чувство беспокойства назойливо билось в сердце. Он все еще не до конца доверял ей, хотя и вряд ли смог бы внятно объяснить, почему. – Нет, пожалуй, не стоит. У Элизы тоже могут возникнуть вопросы, с чего это вдруг я заинтересовался прошлым Шанталь. Какое может быть дело мне до того, сколько любовников было у какой-то там театральной актрисы? И потом Элиза также обожает всякие светские мероприятия и наверняка любит поболтать, а значит, может проговориться, что газеты нужны вовсе не ей, а мне. Но кому она может проговориться? Да хотя бы той же самой Дэйзи! Ведь она ее подруга. И вот мы снова вернулись к тому, с чего начали. Нет, не годится. Нужно придумать что-то еще. Но что? Черт, ну должен же быть еще один выход!!! И он наверняка есть! Нужно просто как следует подумать».

Поделиться с друзьями: