Когда мы встретимся вновь

– На втором посту? – непонимающе переспросила Кенди, на секунду даже забыв о компрессе и удивленно глядя на него.

– Да. Это место на краю постели Терри уже стало твоим вторым постом. Ты все дежурства проводишь здесь.

На бледных щеках девушки проступил яркий румянец, но в следующее мгновение ее брови сурово сошлись над переносицей.

– Ничего подобного, – строго возразила она, возвращаясь к прерванному занятию. – Я уделяю ему внимания не больше, чем другим. Просто в данный момент у него лихорадка. Нужно во что бы то ни стало сбить температуру, иначе положение может стать очень опасным, только и всего.

– Угу, – скучающе-насмешливо заметил Чарли. – А твои чувства к нему, разумеется, совершенно ни причем.

– Так и есть, – сухо подтвердила Кенди в ответ на его иронию. – Если бы ты был в таком состоянии, как он, то я бы точно так же сидела и с тобой, и с любым другим раненым. Между прочим, – еще более строго продолжила она, снова поворачиваясь к Терри и меняя компресс, – сейчас середина ночи. Тебе надо отдыхать. Спи, Чарли. Чем больше ты будешь отдыхать, тем быстрее поправишься и уйдешь отсюда.

– Да ладно. Не дуйся. Я всего лишь пошутил. Почему бы тебе просто не признать, что ты его любишь? Что в этом такого особенного? Что вообще может быть особенного в том, что женщина любит мужчину? Это же естественно. Что между вами произошло? Вы поссорились? Так это же пустяк…

– Чарли, я буду тебе очень обязана, если ты немедленно замолчишь и будешь спать! – резко перебила его Кенди и холодно посмотрела на него. – То, что произошло или происходит между мной и Терри, касается только нас двоих, и мы оба будем тебе очень благодарны, если ты наконец-то прекратишь совать нос не в свое дело!

– Ничего себе! – от возмущения Чарли даже чуть приподнялся на постели, но тут же упал обратно, морщась от боли. – Вот это отповедь. Да я ведь хотел как лучше.

– Чарли! – в голосе Кенди явственно прозвучало предупреждение.

– Ну ладно, ладно, – обиженно пробурчал тот. – Молчу, – и, надувшись, отвернулся.

Тяжело вздохнув, Кенди сменила последний компресс и снова повернулась к Чарли.

– Извини, я не хотела кричать. Ты не виноват в том, что у нас ничего не получилось. Никто не виноват, – Кенди опустила голову и замолчала.

– Да брось ты! – пробормотал тот, поворачиваясь и удивленно глядя на нее. – Все у вас наладится.

– Нет, Чарли, не наладится, – вздохнула девушка, уголки ее губ дрогнули в горькой улыбке. – Ничего не наладится. Терри дал слово другой. Она спасла ему жизнь. И мне нет больше места в его жизни. Так-то вот.

– Вот оно что, – прошептал молодой человек и посмотрел на лежащего на соседней койке друга. – Наверное, это и есть та причина, по которой он пошел на фронт.

– Что?!

– Когда он попал в мой взвод, я поинтересовался, каким ветром его занесло на войну – я знаю, что он стал преуспевающим актером и все такое – но Терри отказался отвечать. Только пробормотал что-то насчет того, что у него была причина, но он не хочет о ней говорить. Вот я и думаю: не это ли та причина, по которой он здесь?

– Мне так не кажется, – спокойно возразила Кенди, снова меняя компресс.

– Почему?

– Это слишком мелко и глупо, – убежденно пояснила девушка таким тоном, словно объясняла маленькому несмышленному ребенку самую очевидную вещь в мире. – Более того, это жестоко по отношению к его матери и Сюзанне, не говоря уже о том, что бегство от проблемы – это самый трусливый путь. Терри – не трус и никогда не поступил бы так малодушно. Думаю, что он пошел на фронт по другой причине, а не из-за меня или какой-либо другой женщины.

На мгновение глаза Чарли округлились от удивления, а затем по его губам скользнула насмешливо-снисходительная улыбка, которая, впрочем, тут же исчезла.

– Кенди, война – это самая глупая, бессмысленная и жестокая вещь в мире, – тихо и серьезно сказал он. – У нормального человека не может быть разумных причин идти туда, где его могут убить. Только неразумные. А за большинством неразумных причин, которыми мужчины оправдывают свои поступки, как показывает мой личный опыт, стоит женщина. Мать, дочь, сестра, подруга, любовница, любимая, просто случайная знакомая – но всегда женщина. И мне почему-то не кажется, что Терри в этом отношении отличается от остальных мужчин. Впрочем, если тебе от этого легче, можешь считать, что его добровольное паломничество под пули продиктовано патриотизмом.

Несколько мгновений Кенди молча смотрела на него странным задумчиво-непроницаемым взглядом, а затем длинные ресницы дрогнули и опустились, скрывая ее глаза.

– В самом деле? – совершенно невозмутимо заметила она, аккуратно складывая компрессы. – В таком случае, что за женщина стала причиной твоего ухода на фронт?

– Жена директора колонии для несовершеннолетних преступников, – в тон ей насмешливо-хмуро буркнул Чарли, но, увидев ее изумленное лицо, не удержался и рассмеялся. – Шучу… По-видимому, я, как говорит мой хороший друг Шарль де Шарни, то самое исключение, которое есть в каждом правиле, потому что оказался здесь не из-за женщины. Но если ты надеешься, что за этим решением скрываются какие-то благородные побуждения, то напрасно. У меня просто не было выбора, Кенди. Или армия, или колония. Я выбрал армию, потому что ничего другого делать не умею. В каком-то смысле это тоже было бегством от решения проблемы. Самый легкий путь. По крайней мере, так мне казалось тогда, – Чарли замолчал и, отвернувшись, принялся задумчиво рассматривать потолок.

В комнате воцарилась тишина.

– А сейчас? – наконец тихо спросила Кенди.

– Что сейчас? – уточнил тот, продолжая сверлить взглядом потолок.

– Ты по-прежнему считаешь, что воевать – самое легкое занятие в жизни?

– Нет, сейчас я так не считаю. Но понял я это слишком поздно, Кенди. Когда у меня уже не было выбора. После первого боя. Как и Терри.

Кенди заметно вздрогнула.

– Да-да, – жестко усмехнулся Чарли, заметив это. – Говори сколько хочешь, что он не сбегал, ищи какие угодно оправдания, почему он очутился здесь, но правда лишь одна, Кенди. А судя по тому, что мне удалось узнать, правда в том, что он запутался между тобой и нею. Я его понимаю: любить одну и быть привязанным к другой – нелегкое положение, что и говорить. И выхода нет. Ты и она не оставили ему выбора. Вот он и решил разрубить этот узел одним махом. Только вот не учел, что война ничего не решит. Разве что если он погибнет. А если нет, то, когда он вернется, снова окажется на том же самом месте – между нею и тобой. Вот так-то. И лишь один момент во всей этой истории мне действительно непонятен: что здесь делаешь ты, Кенди? Ты, эта красавица Флэнни и другие женщины. Что вы делаете в самом центре этой кровавой мясорубки под названием война? Этому действительно нет никаких разумных объяснений. Нет, и быть не может! Война – это не женское дело.

– А вот здесь ты ошибаешься, Чарли, – тихо возразила Кенди. – Война, смерть, родина, любовь, грусть, радость, жизнь. Все это – женщины, Чарли. И только женщина может отвоевать мужчину у другой женщины, поэтому мы здесь. И я, и Флэнни, и Жоа, и Антуанет. Мы здесь, чтобы отвоевать вас назад у войны и смерти. Не отдать им. Спасти вам жизнь.

Кенди замолчала. Чарли тоже молчал, глядя в потолок застывшим взглядом. В комнате снова воцарилась тишина, которая была нарушена легкими шагами, донесшимися из коридора. Кенди и Чарли, словно по команде, обернулись и посмотрели на дверь. На пороге стояла Флэнни.

– Кенди, можешь идти отдыхать, – спокойно и строго заметила девушка, быстро взглянув на них, и принялась готовить раствор карболки.

– Еще минуту, – умоляюще попросила Кенди.

– Кенди, мы же договорились, – еще более строго заметила та, не отрываясь от своего занятия.

– Да, конечно.

После того, как Флэнни пришлось буквально отгонять ее от Терри, Кенди оказалась под строгим надзором подруги, которая тщательно следила за ее состоянием, не позволяя просиживать ночи напролет у постели столь дорогого ей человека. Иногда этот тотальный контроль ужасно злил Кенди, но, к несчастью, она понимала, что другого выхода нет, и была искренне благодарна подруге за заботу, поддержку и помощь. От нее не укрылось, что – очевидно, чтобы успокоить ее – Флэнни стала уделять Терри немного больше внимания, чем остальным раненым, поэтому Кенди лишь вздохнула и покорно поднялась с места.