Когда мы встретимся вновь

Повязка исчезла, а его лба коснулось что-то холодное.

– Что вы делаете?

– Снимаю швы, – прошептал знакомый голос. – Через пару дней вас отсюда выпустят.

Он ничего не сказал, упорно не поднимая головы. Спустя еще несколько минут все было закончено, его кожи коснулась влажная тряпочка, а в нос ударил резкий запах карболки. Крест поморщился.

– Что с вами?

– Ничего. Неприятный запах, – хмуро пробормотал он.

– Я не об этом.

Крест долго молчал, по-прежнему не открывая глаз.

– Ничего, – наконец холодно обронил он.

– Это неправда.

– Не имеет значения, – резко перебил мужчина. – Это не ваше дело, мадемуазель Делакруа, и я был бы весьма вам признателен, если бы вы оставили меня в покое!

– Я лишь хотела помочь, – прошептала Антуанет.

– Ты не можешь мне помочь, Антуанет, – устало пробормотал Крест с нескрываемой горечью. – Никто не может мне помочь.

– Ты уверен?

– Да, – он наконец поднял голову и взглянул ей в глаза, в которых светились понимание и грусть. – Ты даже не представляешь, что я сделал со своей жизнью. Как я жил эти восемнадцать лет… Кем я стал. И все из-за одного лживого письма. Господи, когда я думаю об этом, мне хочется убить кого-нибудь. Отца, а быть может, самого себя, не знаю. Я не знаю, что мне делать, во что верить и, самое главное, как мне жить дальше теперь, когда я узнал, как все это было на самом деле, и когда уже нельзя ничего изменить. Прошлое не перепишешь заново.

– Верно, – согласилась Антуанет. – Мы не можем изменить прошлое, но мы можем изменить будущее. Чему верить в прошлом – уже неважно. Все это уже ушло и никогда не вернется. Но теперь ты знаешь правду. Твоя жизнь – в твоих руках, Крис. И только тебе решать, какой она будет.

Крест всмотрелся в лицо сидящей перед ним женщины и чуть прищурился.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что сказала, – Антуанет улыбнулась. – Не ищи в моих словах подвоха – его там нет, – она вздохнула. – Ты можешь вернуться в Лавферезе. Как бы то ни было, но ты все еще наследник рода де Ла Вреньи. Неужели ты никогда не думал об этом?

– Вернуться? – Крест горько усмехнулся и покачал головой. – Вернуться сейчас и потребовать наследство? И это при том, что я делал все эти годы? Это невозможно. Я не могу стать главой рода де Ла Вреньи. Я утратил это право. Да и отец в гробу перевернется. Нет. Слишком поздно.

– Никогда не поздно все изменить.

– Нет, Антуанет. Я сказал тебе правду. Я больше не Кристиан-Пьер. Человека с таким именем больше нет. Он умер. А я – Крест. И Крест не может унаследовать богатство и фамилию де Ла Вреньи.

– Когда я говорила о том, чтобы начать сначала, я не имела в виду только твое наследство. У тебя есть брат, Крис. Жак-Франсуа очень любит тебя. Отец сказал, что он очень переживал, когда ты исчез. Ты можешь отказаться от наследства, от фамилии, от отца, от меня, но ты не можешь отказаться от него. Ты не можешь причинить ему такую боль. В конце концов, ты можешь не вступать в права наследования, но просто вернуться в Лавферезе и начать все сначала. Теперь ты уже не мальчик. Ты стал мужчиной. Ты многое знаешь, многое умеешь. Можешь даже не возвращаться в Лавферезе. Весь мир открыт для тебя. Но прошу тебя, напиши брату. Ты нужен ему, а он нужен тебе.

– А нужен ли? – едва слышно прошептал Крест, закрывая глаза. – Нужен ли ему такой брат? Его братом был молодой человек с чистым сердцем и незапятнанной честью. Он помнит меня таким, каким я был тогда. Его братом был Кристиан-Пьер. Но его больше нет, а есть лишь Крест. И я не уверен, что он захочет назвать братом Креста. Человека, на совести которого немало не то что неблаговидных, но ужасных поступков. Поступков, которым нет прощения и оправдания. Человека, который сидел за решеткой с самыми отпетыми преступниками, ел с ними с одного стола и дрался за кусок хлеба. Человека, который отправился на фронт только потому, что вынужден был выбирать между застенком и армией. Сможет ли он назвать такого человека своим братом? Я в этом не уверен.

– А я уверена! – твердо, даже жестко возразила Антуанет. – Он ждет тебя. Все это время он ждал тебя. Ждал, когда мы все перестали ждать. И ждет до сих пор. Ждет и надеется, что однажды ты вернешься. Я уверена, что он примет тебя, потому что, что бы ты ни делал и кем бы ты ни стал за эти годы, ты все еще Кристиан-Пьер де Ла Вреньи, его старший брат. И всегда им будешь, даже если сам не веришь в это. Ты все еще Кристиан-Пьер. Не такой, каким был когда-то. Но ведь и мы больше не такие. Мы все изменились. Но где-то глубоко внутри в нас сохранилась частица нас прежних. И она останется в нас навсегда. И в тебе тоже. Кристиан-Пьер все еще живет в тебе. В твоем сердце. И ничто не сможет изменить это. Он – часть твоего прошлого, от которой ты не можешь отказаться, как не можешь отказаться и от Креста. Креста не было бы, не будь Кристиана-Пьера, но и Кристиан-Пьер не выжил бы без Креста. Ты – это они оба. Глядя на тебя, я вижу не только мужчину, которым ты стал, но и мальчика, которым ты был. И Жак-Франсуа увидит то же самое. И не осудит тебя. Ни он, ни я не осуждаем тебя. У нас нет права быть судьями. И он будет очень рад, что ты вернулся. Что ты не забыл его.

Она замолчала, и между ними снова повисла тишина.

– Может быть, – наконец пробормотал Крест и поморщился, словно испытывал сильную боль. – Господи, одна ложь – и столько исковерканных судеб! – внезапно яростно добавил он. – Надеюсь, отец счастлив, видя это. Он ведь добился своего.

– Нет, не добился, – тихо сказала Антуанет. – Он проиграл, Крис. И, может быть, даже больше, чем мы все. Он знал, что, получив якобы мое письмо, ты придешь в ярость, но рассчитывал, что ты примешь его предложение и уедешь учиться за границу, где забудешь меня. Ты был молод, красив, богат, из благородной семьи. Наверное, так бы и было. Но все пошло совсем не так, как он ожидал. Не знаю, в чем он просчитался. Может быть, в глубине твоих чувств, а может быть, в неистовости твоей ярости, твоей импульсивности. Но, как бы то ни было, ты исчез. Бросил все, ради чего он пошел на это – наследство, фамилию, семью, честь. Он избавился от меня, но вместе с этим потерял не только сына, но и наследника. Нет, он не добился своего. И это мучило его всю оставшуюся жизнь. Это, и чувство вины за содеянное, а также сознание того, что он, граф де Ла Вреньи, совершил поступок, недостойный имени и положения его благородного рода. Это он запятнал честь семьи. Он, а не ты. Но что еще более ужасно, так это то, что все его усилия оказались напрасными. Так что не стоит проклинать его. Он уже получил свое наказание и сполна заплатил за свои грехи. Прости его, как простила я, оставь прошлое позади и живи дальше. Вспомни, о чем ты мечтал когда-то, и начни все сначала. Мне это помогло. Поможет и тебе. В конце концов, мы – не первые и не единственные, кто пострадал на этой земле. И мы – не последние. Но жизнь не стоит на месте. Так что продолжай жить. Как знаешь. Как можешь. Как умеешь. Другого пути нет, Крис.

Они снова замолчали.

– Наверное, ты права, – наконец произнес Крест и чуть улыбнулся уголками губ. – Знаешь, Антуанет, если мой отец видит нас сейчас, то наверняка очень жалеет, что разлучил нас.

– Ты так думаешь? – Антуанет грустно усмехнулась. – Сомневаюсь.

– Жалеет, – убежденно кивнул мужчина. – Из тебя вышла бы замечательная графиня.

– Может быть, – медсестра пожала плечами и вздохнула. – Только я в этом не уверена. Кто знает, какой бы я была сегодня, если бы с нами не случилось все это. Но наверняка не такой. В любом случае, теперь мы этого уже никогда не узнаем. Ладно, мне пора.

Собрав инструменты, она поднялась и шагнула к проходу.

– Антуанет, – тихо окликнул ее Крест.

– Да? – женщина обернулась, вопросительно глядя на него.

– Спасибо.

Она ничего не ответила, а просто улыбнулась и, отвернувшись, направилась к посту.

Военно-полевой госпиталь 1478.

Терри лежал на постели, откинувшись на подушку и отрешенно глядя в потолок. Подниматься ему пока не разрешали, да он и не стремился, поскольку все еще чувствовал слабость. Думать ни о чем не хотелось. В голове царила странная пустота, а где-то глубоко внутри шевелились смутные отголоски боли, на которые он уже не обращал внимания.

– Эй, Грандчестер! – насмешливый голос Чарли вырвал его из состояния полусонной прострации, вернув на землю.

Терри открыл глаза. Чарли стоял у изножия его кровати, опираясь руками о спинку, и улыбался. На нем была его старая форма, только тщательно выстиранная и отглаженная, а на лице красовалась знакомая добродушно-насмешливая улыбка.

– Мои счастливые дни закончились, – пояснил он, озорно сверкнув глазами. – Я возвращаюсь на фронт. Машина придет через полчаса. Зашел попрощаться.