Когда наступает рассвет

Мягко ступая на носки, словно подкрадываясь к добыче, Орлов подошел к пленному и процедил сквозь зубы:

— О, да ты, оказывается, умеешь говорить. А мне докладывали: молчун. — Орлов быстро прошелся по комнате. — Коммунисты?

— Разве не сообщал этот? — покосился на Прокушева все тот же красноармеец с ссадиной на лбу.

— Сказал, что вы идейные!

— Ему виднее.

— Так вот что, идейные! У меня нет времени с вами канителиться! Говорите прямо: хотите жить? — переводя взгляд с одного на другого, спросил Орлов.

— Кто ж не хочет жить? — отозвался другой, светловолосый, с мягкой вьющейся бородкой.

— Вас пристрелят через полчаса. Но можете остаться живыми, если перед своими товарищами, которые добровольно сдались в плен, откажетесь от своих идей и скажете, что коммунисты — грабители, безбожники и с ними надо бороться. Даю честное слово — останетесь жить. Понятно?

Красноармейцы молчали. Затем тот, у которого болтался оторванный в плече рукав, посмотрел на товарищей и, усмехнувшись, сказал им:

— Слышали, что предлагает? Да еще под честное слово! Так и царские жандармы не умели… — Затем твердо сказал Орлову: — С нами можете поступить как хотите, но купить нас не удастся! Перед белогвардейцами, кулацкими сынками унижаться не будем. Слыхано ли, чтобы большевики отрекались от своих идей? Мы не из таких, как вот этот предатель Прокушев или этот эсер Латкин, за чин губернатора продавшийся интервентам. Мы идейные коммунисты! Этим все сказано…

— Прикуси язык, скот! Тут некого агитировать. Фельдфебель, выведи! Не жалей нагайки.

Фельдфебель вытолкал за дверь раненого красноармейца, руки которого сзади были перехвачены впившимся в кожу телеграфным проводом. Через минуту из соседней комнаты донесся свист казацкой нагайки и приглушенные, сквозь стиснутые зубы, стоны.

Орлов подошел к оставшимся красноармейцам:

— Ну-с, теперь?

Русоволосый боец лет двадцати дышал учащенно и порывисто.

Латкин заметил это и с сожалением покачал головой:

— Тебе трудно? Развязать руки! Совсем еще молодой, жить да жить такому. Обещай, и все уладится. Разве трудно сказать несколько слов солдатам?

Молодой боец посмотрел на товарища, слегка толкнул его локтем, сказал тихо:

— Держись, друг, не раскисай! С ними надо вот так. — И, подняв на Латкина гневный взгляд, плюнул ему в лицо.

В то же мгновение удар в подбородок сбил его с ног.

— Ах ты негодяй! — в бешенстве сказал Орлов и начал бить красноармейца пинками. Потом он вызвал дежурного офицера: — Отдать и этих в распоряжение Чуркина! Пусть проучит.

Арестованных увели. Орлов брезгливо вытер руки носовым платком, залпом выпил рюмку коньяку и приказал вошедшему прапорщику Обрезкову:

— Дайте команду на марш боевому охранению. Господа офицеры, приготовиться к походу!.. А этих, идейных, — в прорубь!

5

Хмурым ноябрьским утром 1919 года банда белых вошла в Усть-Сысольск. Дул северяк, обжигая лица ледяным дыханием. Казалось, все живое затаилось, попряталось. Не было видно даже воробьев, обычно прыгающих на заснеженных улицах города в поисках теплого лошадиного назема. Даже громилы, растаскивавшие недавно магазины и склады, отсиживались по домам. Завоевателей встречал колокольным звоном протопоп Потопов с причтом и кучкой единомышленников.

Новый губернатор сразу же принялся восстанавливать в городе старые порядки. Отслужив благодарственный молебен в соборе, он назначил прием, куда были приглашены бывшие служащие земской управы, представители купечества, духовенство, состоятельные мещане.

Латкин открыл прием чтением приказа, в котором было сказано, что в Вологодскую губернию командируется чиновник особых поручений Латкин с правами начальника губернии. Все приказы его должны выполняться беспрекословно.

Латкин грозно обвел глазами присутствующих. Слушали его внимательно. И Потопов, и Харьюзов, и скуластый мельник, и Назар — все сидели напряженно, не спуская с него глаз.

За их спинами Латкин разглядел и Гыч Опоня и его зятя Ладанова, который, очевидно, тоже счел нужным засвидетельствовать свою лояльность к новой власти. Были тут и другие знакомые из городской думы, бывшие земские гласные, чиновники почты, лесничества. Не увидел он лишь самых главных, самых нужных ему.

Затем он зачитал другой приказ, уже от своего имени. В нем он повелевал немедленно возвратить старым хозяевам все реквизированное имущество. Здесь аплодисменты раздались дружные. Это воодушевило Латкина, и на его помятом, усталом лице заиграла улыбка.

«Авантюрист чистейшей марки, — подумал о нем Потопов. — Из него, мне кажется, получится такой же губернатор, как из медведя праведник. Впрочем, посмотрим, посмотрим…»

А Гыч Опонь, буквально глядевший в рот Латкину, решил: «Что ж! Степан Осипович, дай ему бог здоровья, очень даже годится нам в губернаторы. Все же свой человек, где сыскать лучшего?..»

Примерно в таком роде рассуждали и остальные. Одни ждали выгодных подрядов, другие мечтали снова развернуться во всю ширь по торговым делам. У третьих руки чесались скорее вернуть реквизированное имущество. Новый губернатор не скупился на посулы и обещания, от своего имени и от имени союзников. Авторитетно заявил, что дни Советской власти уже сочтены: скоро будут взяты Котлас, Устюг и Вятка с Вологдой, а там Петроград и Москва. Его слова утонули в аплодисментах. Но потом новоявленный начальник повел разговор о мобилизации, потребовал солдат и продовольствия для войска.

— Нам необходимо немедля, — говорил он, — начать заготовку на зимний период для воинов хлеба, мяса, масла, картошки, сена, лошадей. С этого дня снова восстанавливается уездная управа, которая и займется этим делом. Разрешаю открыть частную торговлю. У коммунистов, комбедовцев и всех тех, которые теперь служат у красных, конфисковать все личное имущество на нужды армии.

— А как быть с крестьянином, если он не захочет дать продовольствие? — поинтересовался кто-то из присутствующих.

— Втолковать ему: союзники дают нам хлеб, сахар, чай… Завезем из Архангельска, всех снабдим досыта. А пока он пусть помогает.

— Церковь не останется в стороне, — заверил Потопов. — Но нас интересуют ваши планы на будущее. Разрешите задать вопрос.

— Прошу, — пожал плечами Латкин. В его планы не входило разводить дискуссии, однако с Потоповым нельзя было не считаться. За ним стояла сила, и значительная.

— Верующие, Степан Осипович, благодарят бога и вас за все! — поднявшись с места, начал Потопов. — Но наше общество хотело бы знать о планах на грядущее. Я имею в виду государственное устройство.

Латкин понимал, куда гнет Потопов, но не был подготовлен к ответу.