Когда наступит утро

***

– Почему бы нам не поразвлечься, милая? – шепчет Кай на ухо, но дыхание не согревает, а обжигает кожу холодом.

Колкие мурашки ползут вдоль позвоночника.

– У меня нет настроения, - отворачиваюсь, чтобы выскользнуть из цепких объятий.

Обида на Кая слишком свежа, чтобы я с легкостью про нее забыла.

– Ты уверена? – отступив на шаг, говорит Кай.

Его глаза злы.

– Слишком громкие слова о том, что я никогда не буду для тебя Гердой, они все еще звучат в моей голове, - складываю руки на груди и пытаюсь смотреть в упор. С каждым днем делать это становится всё трудней. Однажды я не сумею выдержать полный презрения взгляд Кая.

– Для тебя это лишь плюс. Я люблю тебя по-другому, - Кай хмурится и не торопится продолжить призыв к супружескому долгу.

– Любишь? – вопрос получается недоуменным, будто я не верю, что Кай вообще испытывает ко мне хоть какие-то чувства.

Характер мужа портится с каждым днем. Напряжения между нами все больше и больше. Неудивительно, что я сомневаюсь в чувствах Кая.

– Конечно, люблю! – фыркает он. – Раздевайся.

– Нет, - отворачиваюсь и ухожу в гостиную.

– Хорошо подумала? – слышу за спиной шипящий голос Кая.

В ответ молчу и остаюсь ночевать на диване.

Утром обнаруживаю, что закончилось молоко для Ани. Кашу на воде дочь не любит. Звоню Каю.

– Ты забыл оставить денег, - с трудом прячу злость, притаившуюся в голосе, а также затоптанную табуном лошадей гордость.

– Кто сказал, что я забыл? – слышу, как он ухмыляется. – Секса нет и денег тоже нет.

– Деньги нужны для твоей дочки, нужно купить еду, - выталкиваю слова наружу, но они рикошетом бьют по сознанию.

– Это и твоя дочь тоже, - хмыкает муж, - могла бы ради нее расстараться.

– Ты опускаешься очень низко, - в слепой ярости отвечаю я.

– Кто-то из нас должен опуститься. Сегодня это я, а завтра – ты. Опустишься для меня на колени, милая? Я люблю, когда ты так делаешь. Кстати, ты забыла, что сама ушла с работы, чтобы заботиться о ребенке? Я не виноват, что деньги зарабатываю только я. – Кай притворно вздыхает.
– Хэл, детка, с этого дня новое правило: чем чаще ты будешь опускаться на колени, тем больше наличных я буду оставлять на полочке.

Мне хочется крикнуть: «Ненавижу», но я молчу.

– Договорились, детка? – торопит с ответом Кай.

– Да, - говорю пересохшими губами.

– Да, любимый, - делает весомую поправку отец моего ребенка.

– Да, любимый, - как попугай повторяю я.

– Отлично, - ему весело, чувствую это по голосу. – В прихожей за комодом завалялось несколько купюр. На молоко хватит, – сказав, Кай кладет трубку.

Ани в кроватке елозит ножками – пытается ползать. Я прижимаюсь щекой с мягкой коже, пахнущей молоком и детской присыпкой, закрываю глаза, чтобы дочка не видела предательских слез. Ну и пусть жжет обида, пусть распятая гордость больше не поднимет головы. На всё плевать, потому, что главное сейчас – вырастить дочку.

***

Ани захандрила: домой приходила уставшая, вялая, ела мало, о новой школе почти ничего не рассказывала. Хэл пыталась взбодрить дочь, но ребенок оставался хмурым и замкнутым.

Очередное утро встретило Хэл солнечной улыбкой. Отдернув штору и отворив окно, Хэл высунулась из проема по пояс. Свежий ветер шелестел молодыми листьями высоко в кронах, но это не помешало воздушному порыву взметнуть прядь волос, защекотать висок. Заливисто пели птицы, прямо под окном толстый серый кот охотился на праздно вышагивающего голубя: поступь того была вальяжной и гордой. Кот пригнулся, готовясь нанести атакующий прыжок. Сощурился. Полосатый хвост заметался из стороны в сторону. Зверь прыгнул, но опоздал на одно мгновение – голубь вспорхнул, оставив в лапах охотника всего несколько сизых перышек. Хэл посмотрела в разочарованные янтарные глаза и развела руками.

– В другой раз повезет.

Кот не ответил. Сел копилкой, повертел башкой туда-сюда и принялся умываться.

Хэл оставила окно приоткрытым и направилась в комнату дочери. Ани накануне сказала, что зарубежной литературы в этот день не будет и в школу ко второму уроку.

– Ты уже встала? – удивилась Хэл, увидев, что дочь стоит возле зеркала.

– Да, - кивнула Ани, прикладывая к груди светло-зеленую рубашку.

– Давай сегодня устроим день отдыха? Возьмем термос с чаем, захватим булочек из пекарни, плед, а затем устроимся на берегу моря и поболтаем. – Хэл прислонилась к дверному косяку и улыбнулась дочкиному отражению.

– А школа? – обернулась Ани.

Ее глаза горели – Хэл видела, что предложение сумело заинтересовать.

– Там намечается что-то важное?

Ани пожала плечами:

– Вроде бы нет, но если что, спишу.

В этот раз море было спокойно. Вода безмятежно искрила солнечными бликами и качала на зеленых просторах подремывающих чаек. Людей на пляже практически не было. Изредка показывались одинокие «бегуны», на площадке несколько парней играли в мини-футбол.

Хэл и Ани расстелили близ берега клетчатый плед и устроились на нем с удобством. Песок был щедро нагрет солнцем, а лучи небесного светила лихо припекали макушку. Было отрадно нежиться в изобилии тепла, света, умиротворения.

Синнабоны из ближайшей пекарни удались на славу и были съедены с большим аппетитом. Терпкий яблочный чай из большого термоса радовал древесным послевкусием.

– Вроде бы просто тесто, корица и шоколадная глазурь, но как же вкусно! – заметила Ани, облизывая пальцы.

– Еще сливочный сыр или что-то вроде того, - кивая, ответила Хэл.

– Думаю, что калорий наели – жуть, - вздохнула Ани.

– С чего бы это тебе беспокоиться о калориях? – едва не поперхнулась напитком Хэл.

– С того, что я толстая, - отведя глаза, ответила дочь.