Когда не горят костры
Шрифт:
– И что же это, по-твоему, значит, а, милая?
Лидия подняла на него глаза. Ответ она уже знала, и от него внутри разливалось привычное прохладное спокойствие.
– Здесь источник заразы. Его надо уничтожить. Вместе с нами.
Эррера согласился сразу. Лидия догадывалась, что ему снилось, какие мертвецы приходили во сне, уговаривали и ломали.
Майкл смотрел неверяще, пытался улыбнуться, но губы тряслись:
– Э-эй, вы же шутите? Вы же не на самом деле хотите тут себя взорвать?!
Лидия и Эррера переглянулись.
– Собираемся, – отрезал Эррера.
–
– Так. Стоп. А как же твой приказ, над которым ты так трясёшься? Или хочешь нас тут похоронить, а сам смыться?!
Эррера отрицательно качнул головой:
– Нет, не собираюсь. Поверь, Альтман, я с радостью дал бы вам уйти отсюда и спастись, если б знал, что это не опасно. Приказ… Командор знал что-то про этот полис. Знал, что он связан с той чумной субмариной. Он считал, что здесь разрабатывали биологическое оружие, заразу, не похожую на всё, что было раньше. Он приказал, чтобы я привёз ему штамм. Раз у нас уже есть вакцина и протокол лечения, сказал он, то нужен и возбудитель. Неплохой аргумент в грызне за ресурсы.
Лидия стояла ни жива ни мертва. Она даже осмыслить не могла слова безопасника. Только стучалось в голове вместе с пульсом: «Командор предал нас. Командор предал нас. Командор приговорил нас».
– Командор не знал, что болезнь вызвана не заразой, а тем… тем… существом внизу. И я тоже не знал. Не знал, что всё так обернётся. Знал бы – застрелился, но не стал бы выполнять приказ.
– Я не верю, – оскалился Майкл, – подлодка, зараза, командор, который всё это откуда-то знал… Почём мне знать, офицер, может, это ты сейчас сочинил? А может, у вас двоих крыша поехала от потрясения, вот и несёте хором чушь!
– Считай, что хочешь, – Эррера скрестил руки на груди, – но я собираюсь уничтожить этот полис. И не позволю тебе мешать.
– Нет уж, – Майкл ощерился по-звериному, навис над Эррерой, и Лидия только сейчас заметила, насколько же он крупнее безопасника. – Я жить хочу. Это я не позволю.
И ударил. Эррера согнулся, не успев увернуться, Лидия отшатнулась, приглушённо вскрикнув. Майкл бил без жалости, не давая противнику опомниться и увернуться. Пропустив первый удар, Эррера уже не мог перехватить инициативу, а после нескольких ударов шлемом о стену рухнул на пол.
Это всё ещё кошмар, это не может быть взаправду, это не может быть, чтобы Майкл кого-то ударил! Весельчак и балагур, добродушный здоровяк, он же и помыслить не мог, чтобы кого-то обидеть!
Ты никогда его не знала.
Это отрезвило Лидию, она бросилась прочь от мужчин, туда, где Эррера оставил свой пистолет. Он был разряжен. На мгновение в глазах потемнело от паники, а затем холод снова затопил её разум. Она знала, как его заряжать. Даже делала это когда-то, на обучении. Давно, словно в другой жизни.
Но ведь это её обязанность – помнить?
Руки действовали сами, не зная ни страха, ни сомнений. Щелчок, взвести пусковой крючок, обернуться, выстрелить. Всё просто.
Майкл с утробным стоном рухнул на пол, прижав руки к животу, скорчился, подвернув под себя ногу. Он всё ещё был жив, лицо исказилось в предсмертной муке, безумие в глазах исчезло, смытое подступающей агонией. Лидия судорожно вздохнула. Никто не заслуживал такой смерти. Никто.
Она снова перезарядила пистолет. Руки тряслись так, что у неё получилось только с третьей попытки.
– Прости, – шепнула
она, подойдя ближе.Снова хлопнул выстрел, и стон оборвался, Майкл дёрнулся и затих. Пистолет упал из ослабевших рук, его грохот показался оглушительным.
Эррера с трудом поднялся, цепляясь за стену, лицевой щиток его шлема треснул. Улыбка за паутиной трещин вышла особенно кривой.
– Не думал, что буду благодарить за убийство… Но – спасибо. Жаль, что Альтман настолько рехнулся. Честно говоря, я рассчитывал на его помощь.
Лидия с трудом отвела взгляд от скорченного тела. Она до сих пор не могла поверить в то, что сделала. Ей казалось – это всё ещё сон, вязкий, душный кошмар. В груди было пусто и стыло.
Не дождавшись от неё ответа, Эррера вздохнул и подошёл, прихрамывая, приобнял за плечи, уводя прочь из центра управления, от её мертвецов. Лидия шла за ним – покорно, словно во сне, не желая ни думать, ни чувствовать. Горечь от невосполнимой потери накрыла её с головой, словно со смертью Майкла она потеряла и очень важную, драгоценную часть себя.
Легче ей стало только в полутёмном коридоре, когда в ушах нестройной мелодией зазвучал привычный гул.
– Вы в порядке? – спросил Эррера, когда она мягко высвободила ладонь из его пальцев.
Лидия через силу усмехнулась.
– Мне не привыкать к вдовству. Почему вы согласились уничтожить полис? Не потому же, что штамма заразы не существует.
– Нет. Из-за брата. – Эррера отвёл глаза. – Он снился мне – таким, как я его нашёл. Погибающий от лучевой болезни, разлагающийся заживо… Странно, что я от него не нахватался. Он плакал – он успел подняться к поверхности, увидеть небо… и после этого попытался вырвать себе глаза. Я добил его.
– Он был вам благодарен.
– Вы слишком хорошего мнения о нём. Нет, он мог думать только о поверхности. О небе. И о том, что его мечты оказались кошмаром. Но во сне… во сне он уговаривал меня подчиниться этой твари, склониться перед ней, остаться на дне, в полисе, зарасти илом… Он никогда не сказал бы этого по своей воле. И существо, кем бы оно ни было, должно поплатиться за то, что посмело осквернить мои воспоминания о брате.
Он с трудом перевёл дыхание, устало закрыл глаза.
– Я тоже не хочу умирать. Но я не знаю иного выхода.
– Как вы собираетесь уничтожить полис? Хозяин захочет помешать вам.
– Вы начали звать эту мерзость Хозяином? Это не к добру. – Он помолчал немного, отвёл глаза. – Я рассчитывал, что Альтман сможет перегрузить реактор и тот взорвётся. Я могу попробовать… но боюсь, это займёт больше времени. Особенно если вы окажетесь правы и нам будут мешать.
Лидия закрыла глаза, досчитала до десяти. Низкий гул сливался с шумом крови в ушах, и в нём проступало одно и то же слово – «Дахут». Лидия знала только одно – это её приговор.
– Делайте, что собирались, офицер, – резко и быстро сказала она, пока не успела передумать. – Я выиграю вам время.
Она рванулась прочь, но он успел схватить её за локоть, удержать, пристально взглянуть в лицо. Бледный, молчаливый, серьёзный – всего лишь тень от себя прежнего.
– Доминик, – сказал он тихо. – Так меня зовут, Доминик. Вы всё запоминаете, так запомните и это.
Она кивнула и, прежде чем он успел передумать или потребовать объяснений, бросилась к пролому в стене, туда, где, распятый на стене, всё умирал и умирал человек, единственный, кто мог ответить на её вопросы.