Когда под ногами бездна (upd. перевод)

Я взглянул на его вытянувшееся, усталое лицо. Принимая во внимание, что сейчас глубокая ночь, сказанное можно с натяжкой оценить как своеобразный юмор легавых. Не знаю точно, откуда Оккинг родом — должно быть из какого-нибудь прогнившего, выродившегося европейского государства или из Северо-Американских Федераций, — но он умудрялся прекрасно уживаться с разношерстными группировками, находившимися под его юрисдикцией. Он говорил по-арабски, пожалуй, хуже любого, кого мне приходилось слышать (обычно мы беседуем с ним по-французски), однако находил общий язык со всеми жителями Будайина — представителями разных течений ислама, святошами и теми, кто пренебрегает религиозными обязанностями, арабами и людьми других национальностей, богатыми и бедными, добропорядочными и ступившими на путь порока. С каждым лейтенант обходился одинаково, элегантно и ненавязчиво создавая впечатление сочувствия и понимания. Поверьте, я по-настоящему ненавижу фараонов. Масса жителей Будайина боится, не доверяет или попросту не любит их; я ненавижу. Когда я был еще совсем маленьким, матери пришлось заняться проституцией, чтобы получить пропитание и крышу над головой. Я до боли четко помню, в какие игры играли с ней полицейские. Это происходило в Алжире много лет назад, но для меня легавые всюду одинаковы. За одним-единственным исключением в лице лейтенанта Оккинга.

Медицинский эксперт, обычно демонстрировавший стоическую бесстрастность, при виде Тамико не удержался от еле уловимой гримасы отвращения. Ее убили примерно четыре часа назад, заявил он. Он узнал кое-что о преступнике по отпечаткам пальцев на шее и другим уликам. Убийца имел короткие толстые пальцы, а у меня они тонкие и длинные. Вдобавок, у меня имелось алиби: сохранилась выписка из госпиталя со штампом, где указано время, когда мне оказали первую помощь, а также рецепт.

— О'кей, дружок, — сказал Оккинг в своей обычной манере гробовщика-остроумца. — По-моему, тебе можно позволить разгуливать по нашему мирному кварталу: смертельной угрозы для жителей ты не представляешь.

— Что думаешь? — спросил я, указывая на распростертое тело. Оккинг пожал плечами:

— Кажется, у нас объявился какой-то маньяк. Сам знаешь, шлюхи сплошь и рядом заканчивают вот так. Неотъемлемая часть их профессии, вместе с макияжем и тетрациклином. Подруги убитой стараются не думать о случившемся, поскорее выбросить страшный случай из головы. А напрасно, потому что псих, который укокошил Тами, наверняка расправится с кем-нибудь еще; так мне подсказывает опыт. Прежде чем мы его поймаем, он может пришить двух, трех, пятерых, десятерых… Расскажи друзьям о том, что увидел. Попробуй заставить их прислушаться. Пусть об этом знает любой из здешних жителей. Добейся, чтобы представители шести или восьми разных полов, обитающие в нашем квартале, четко уяснили, что им следует избегать интимных встреч с мужчиной плотного телосложения, ростом примерно пять с половиной футов, с короткими толстыми пальцами и явным пристрастием к садистским забавам. Да, чуть не забыл: эксперт обнаружил, что, когда наш таинственный незнакомец бил, прижигал и душил Тами, он познал высший экстаз… Следы семени найдены в трех ее природных отверстиях.

Я добросовестно постарался разнести новость по Будайину. Каждый разделял мое невысказанное убеждение: человек, убивший одну из Сестер, из преследователя превратится в объект охоты. Тот, кто изберет Черных Вдов в качестве добычи, сам станет жертвой неутомимых дам. Селима и Деви сейчас начнут попросту отлавливать всех, кто хоть немного подходит под описание убийцы, руководствуясь нехитрым расчетом, что один из них окажется тем, кого они ищут. Не думаю, что Вдовы воспользуются ядовитыми клыками, по крайней мере сразу. Я на собственной шкуре почувствовал, как им нравятся… назовем это предварительными ласками.

На следующий день у Ясмин был выходной, и часа в два я позвонил ей. Моя подруга не ночевала дома; где она провела время, разумеется, не мое дело. Я с удивлением отметил, что меня все-таки мучает ревность, ну совсем немного… Мы договорились в пять пообедать вместе в нашем любимом кафе. Там можно сидеть на террасе и наблюдать за происходящим на Улице. В двух кварталах от Ворот у нас еще довольно спокойно, даже похоже на обычную городскую жизнь. Это местечко хорошо подходит для того, чтобы стряхнуть с себя заботы, расслабиться. Я ничего не сказал Ясмин о событиях прошлого дня, иначе мы проговорили бы до обеда, а чтобы успеть вовремя, ей требовалось не меньше трех часов.

Моя подруга почему-то решила изменить своему обыкновению — заняв столик, я успел заказать выпивку только дважды. Она появилась минут через пятнадцать после условленного времени, хотя обычно опаздывает на сорок — сорок пять. Я ждал ее не раньше шести и собирался до ее прихода влить в себя не меньше четырех порций, потому что проспал всего четыре часа, причем меня мучали ужасные кошмары. Мне требовалось солидная доза спиртного, хороший сытный обед и добрая мамочка в лице Ясмин, чтобы держала меня за руку и слушала мое хныканье о том, как обидели ее мальчика.

— Мархаба! — она весело приветствовала меня, плавно скользя между металлическими столиками.

Я махнул Ахмаду, обслуживавшему нас, он осведомился, что желает выпить дама, и принес меню. Пока Ясмин изучала список блюд, я изучал ее. Воздушные, словно черное облако, волосы волной падают на плечи, легкое хлопчатобумажное летнее платье в европейском стиле — желтое с белыми бабочками. Вокруг загорелой смуглой шеи — серебряная цепочка, с которой свисает миниатюрный серебряный полумесяц. Она выглядела такой волнующе-красивой… Очень не хотелось тревожить ее сейчас.

— Ну, как прошел день, Марид? — произнесла она, чуть улыбаясь.

— Тамико убита, — выпалил я, чувствуя себя ужасным недотепой. Наверное, можно было найти массу способов сказать об этом, не оглушая страшным известием сразу.

Ясмин широко раскрыла глаза и прошептала формулу, отвращающую зло.

Я сделал глубокий вдох. Потом поведал обо всем, начиная с утреннего визита Сестер и энергичной разминки, последствия которой ощущал и сегодня. Описал, что сделал за сутки, как меня отпустил Оккинг и, наконец, как, одинокий и измученный, я добрался до дома.

По ее гладкой щеке, нарушив тщательно наложенный румянец, медленно сползла слезинка. Несколько секунд она сидела молча, не в силах произнести ни слова. Не понимаю, что ее так расстроило; я проклинал себя за неловкость.

— Прости, что не была с тобой вчера, — сказала она наконец. Ясмин не сознавала, как крепко сейчас сжимает мою руку. — Я встречалась с клиентом, Марид, каким-то парнем из клуба. Он несколько недель подряд специально приходил, чтобы увидеть меня, и в конце концов предложил две сотни. Вроде неплохой человек, но…

Я поднял руку. Не хочу ничего слышать. Мне нет дела до того, как девочка зарабатывает на жизнь. Но, конечно, мне самому хотелось прошлой ночью лежать с ней рядом. Чтобы в перерывах между кошмарами утешаться в ее объятиях.

— Давай просто забудем, хорошо? Хочу потратить остаток полтинника на обед, а потом хорошенько прогуляемся.

— Ты правда думаешь, что все закончилось?

Я пожевал губу.

— Да, не считая истории с Никки. Хотел бы я знать, что значит этот оборвавшийся звонок. Не понимаю, как она могла сбежать и подставить меня из-за несчастных трех кусков. Понимаешь, в Будайине никогда нельзя на сто процентов полагаться на верность друзей, но я в свое время вытащил девочку из нескольких очень неприятных ситуаций и думал, что такого она точно не забудет.

Ясмин еще шире распахнула глаза и неожиданно засмеялась. Я не понимал, что она нашла забавного в моем положении. Лицо еще выглядело ужасно — распухшее, покрытое кровоподтеками и синяками; страшно болели ребра. События прошлого дня не давали никаких поводов для веселья.

— Вчера утром я встречалась с Никки.

— Серьезно?

Я вспомнил, что моя чернокожая подруга тоже видела беглянку часов в десять, и та сказала, что пойдет искать Ясмин. Раньше я не видел связи между визитом Никки в клуб Чириги и последовавшим исчезновением.