Когда причиняют добро. Рассказы
Шрифт:
Брови девушки взлетели вверх, и она ушла с пустыми руками.
* * *
От фирмы «М» так никто и не перезвонил. Номер сервисной службы был постоянно занят. Миён получила отчёт о доставке своего электронного письма, но ответа на него не последовало. Вопреки ожиданиям, не такой уж редкостью оказались случаи, когда стеклянная крышка сковороды или кастрюли внезапно взрывалась. Миён нашла множество примеров в интернете. Пострадавшие в большинстве своём очень злились. «У меня кипел рыбный суп. Я решила добавить в него колечки острого перца. Едва я протянула руку к крышке, как всё это случилось. Я, что ли, не должна была доводить до кипения суп в этой кастрюле?!»; «А у меня это было с супом из водорослей. Причём даже конфорка на плите была уже выключена. Меня до сих пор трясёт. А если бы осколки попали мне в лицо?! В глаза, например?!» Общим во всех этих историях была злость на последовавшую реакцию производителя товара. «Ни единого слова извинений»; «Я думала, они хотя бы признают свою вину». В качестве компенсации фирма
«Немного посидели с коллегами. Припозднился. Иду домой. Тебя проводить?» — пришло сообщение от её мужчины. Она не ответила. Больница при университете «Р» была недалеко. Миён направилась в ту сторону. Именно теперь задул упрямый промозглый ветер. Дым, прилетавший откуда-то с ветром, застилал бестолковые мысли в голове. Едва она вошла в холл больницы, на неё снова навалилось похмелье, которое до этого ей удавалось заглушить. Некоторое время она рассматривала информационное панно, размещённое около лифтов на первом этаже и расписывавшее все отделения больницы этаж за этажом. Дверь в отделение реанимации была закрыта. На ней висела табличка, где были указаны часы посещения: с 12:30 до 13:00. «Завтра днём у меня подписание важного договора. Продажа дома, который давно уже на мне висит», — размышляла она вслух сама с собой. «Интересно, на кого похож малыш. Насколько он крошечный? И к этому маленькому тельцу тянется хитросплетение всяких трубок. А глаза уже открыты? Или закрыты? А имя у него уже есть?» Лифт спустил Миён обратно на первый этаж так же быстро, как поднял наверх.
Утром следующего дня сын спал допоздна. Последнее время в своей небольшой квартирке им удавалось мастерски избегать встречи друг с другом. Сынхён сразу во всём сознался. Похоже, он с самого начала не собирался отпираться и делать вид, что ничего не знает. От этого у неё разрывалось сердце.
— Тебе осталось меня тянуть всего три года, — выдал он в слезах несколько дней назад. — Это недолго! Мне бы только школу окончить!
В тот день Миён впервые в жизни ударила сына. Она неистово била его то ладонями, то сжатыми кулаками, не разбирая, куда попадёт. Мама девочки с того раза больше не звонила. «Но я ведь тоже мать, и горько, и обидно оттого, что она не хочет понять этого», — думала Миён. На всякий случай она прикинула, сколько прямо сейчас может собрать денег. Она искренне считала своим моральным долгом оплатить больничный счёт малыша, пусть даже и не полностью всю сумму. Это надо было сделать хотя бы ради сына. Этого хотела и сама Миён. Но она боялась нарваться на критику, что возмещает всё деньгами. Или что её неверно поймут, как будто она пытается взвалить всё на плечи той стороны. Она посчитала, что пять миллионов вон это максимум, который она может предложить в качестве алиментов и оплаты лечения малыша.
Миён не стала будить сына. В холодильнике толком ничего не было. Ясное дело: они жили в полукоматозном состоянии. Она достала молоко, которое вот-вот должно было скиснуть, два яйца и ветчину, срок годности которой тоже практически вышел. Она решила подогреть замороженный в морозилке хлеб и сделать какой-никакой бутерброд. Миён потянулась за сковородой и уже потом поняла, что это та самая сковорода, крышка от которой взорвалась. Но чтобы сделать яичницу и поджарить ветчину, крышка ей, наверное, не понадобится. Она поставила сковороду на огонь. Аккуратно разбила яйца. Яичница жарилась медленно как никогда. Вдруг Миён стало не по себе. Она открыла дверцу кухонного шкафа.
Совершенно верно: прямо перед её глазами в шкафу прилежно лежала крышка, на днях разлетевшаяся на мелкие осколки. Калёное стекло без единой трещинки ярко поблёскивало. Миён попробовала закрыть этой крышкой яичницу. Она идеально подошла к сковороде. Миён достала из шкафа все кастрюли, сковородки и крышки. И один за другим стала подбирать комплекты посуды. У неё оказалась всего одна крышка фирмы «М», но зато две сковороды этого производителя. Только тогда она вспомнила, что купила их в «магазине на диване», который предлагал скидку при покупке двух сковородок одновременно. Ручки у этих двух сковородок отличались по цвету. Оставшаяся единственная крышка идеально подходила к сковороде с серой ручкой, а для сковороды с чёрной ручкой оказалась чуть-чуть маловата. Взорвавшаяся крышка в диаметре была самую капельку больше, чем сковорода с серой ручкой. Выглядели они вроде бы одинаково, но всё же отличались. Этой мизерной разницы в несколько миллиметров, этого небольшого несоответствия было более чем достаточно для фирмы «М». Специалисты, взглянув даже на размытый снимок сковороды рядом с безнадёжно рассыпанными осколками крышки, сразу сопоставят их серийные номера. Миён расстроилась, что теперь не сможет не то что новой сковороды, но просто целой крышки получить в качестве компенсации. Ещё досаднее было то, что по вине этой сковороды Миён невольно стала обманщицей. Она издала протяжный вздох. Теперь уже и правда настала пора будить сына.
* * *
Школьная форма дочери не казалась на ней обвисшей — запоздалое подтверждение того, что за время беременности девочка почти не прибавила в весе. У неё продолжались послеродовые выделения, но в таком количестве, что их вполне можно было выдать за обильные месячные. Дочь жаловалась, что
ей тяжело подолгу сидеть. Даже если так, больше пропускать занятия было нельзя. Ей предстояло узнать о ценности ежедневного труда, о долге и ответственности. Чивон посадила дочь на пассажирское сиденье рядом с собой и отвезла в школу. Потом она ещё долго не трогалась с места, пока не убедилась собственными глазами, что Поми зашла в школу. Чивон планировала снова приехать сюда к концу уроков, чтобы забрать дочь. Конечно, было уже поздно принимать такие меры, но всё равно Чивон была полна решимости делать так и дальше. Доставив дочку в школу, на обратном пути Чивон заехала в гипермаркет. Вечером муж должен был вернуться из командировки. Она не была готова к разговору с ним. Она не собиралась всю жизнь скрывать от него правду, но ещё не решила, когда будет лучше обо всём рассказать. Сейчас ничего не изменится, даже если муж в запале найдёт Сынхёна и сделает из него отбивную. Больше всего Чивон боялась, что муж расскажет всё своим родителям. А после этого от свёкра и свекрови к сёстрам мужа, к их мужьям, к друзьям их мужей, к друзьям тех друзей по очень большому секрету расползётся по всему миру такая смачная сплетня.Телефон зазвонил, когда она выбирала груши. По отобразившемуся городскому номеру Чивон сразу заподозрила, что звонят из больницы. Она быстро отложила груши в сторону и оглянулась по сторонам. Сегодня пошли пятнадцатые сутки пребывания ребёнка в инкубаторе. А она всё откладывала операцию по сшиванию артериального протока. Три дня назад ей уже звонили из больницы, чтобы узнать, приняла ли она решение. И тогда она тоже ответила «ещё нет». Сама для себя Чивон решила, что во что бы то ни стало примет решение к пятнице этой недели. Но опять же в глубине души она знала, что ничего не сможет поделать, если установленный ею срок сам собой отодвинется дальше. Она прикрыла рот рукой, чтобы посторонние не услышали разговора, и ответила на звонок.
— Вам надо немедленно приехать!
— Что случилось?
— Ещё ночью всё было хорошо, и ребёнок справлялся, но с самого утра резко снизилось количество кислорода в крови. И сердцебиение вызывает беспокойство. Едва ли ребёнок переживёт ещё один день.
Чивон зажала рот рукой — ни протяжный вздох, ни улыбка не коснулись её губ. Она снова выехала на шоссе. Движение было очень плотное, возможно, где-то впереди случилась авария. Одна из машин посигналила, и этот гудок словно стал отмашкой, после которой все водители стали беспрерывно жать на клаксон. Чивон подумала, что не вытерпит этот ужасный звук. Ей хотелось уронить голову на руль и разрыдаться, но она не могла этого сделать. Небо было необычайно синим. Как будто сапфировый купол накрыл этот мир, словно крышка. Огромная крышка.
Ангел внутри нас
Тогда мы жили вместе. Как-то в воскресенье я делала себе педикюр, расстелив выпуск «Блошиного рынка» на полу комнаты. Наму лежал на кровати и созерцал потолок. Я услышала его бормотание. Он сказал, что кто-то умирает или уже умер — что-то типа того. Он повернулся в кровати, и та заскрипела под тяжестью его тела. Неожиданно он с силой ударил кулаком по матрасу. На тот момент это было самое яркое проявление злости, которое я у него видела за всё время нашего знакомства. Я оставила своё занятие и подняла голову.
— Кто, говоришь, умер?
— Никто, — замялся он. Мне стало не по себе. Совершенно точно, что-то в нём неуловимо изменилось в последнее время. Ещё года не прошло с тех пор, как мы с ним съехались и стали жить вместе. Мы были по уши влюблены друг в друга, когда принимали это решение. До этого Наму жил со своим старшим приятелем, а я снимала комнату вместе с коллегой с прошлой работы, и мы всё время старались урвать любую возможность уединиться, когда кого-нибудь из наших соседей не было дома. Как-то раз занимаясь любовью, мы услышали, что кто-то набирает код на входной двери. Я молниеносно шмыгнула в туалет, не успев даже накинуть на себя хоть какую-то одежду, и смогла покинуть своё убежище только после того, как сосед Наму убрался восвояси, сообразив наконец, что происходит в квартире. Потом как-то так совпало, что почти одновременно моя соседка вышла замуж и переехала к супругу, а сосед Наму уехал за границу, и, вместо того чтобы искать себе новых соседей, мы с Наму решили съехаться.
В первую очередь мы с ним установили правила касаемо совместных трат. Аренду квартиры и коммунальные платежи мы договорились делить пополам, а на продукты и еду вне дома скидываться поровну и переводить эти деньги на нашу общую банковскую карту. Но довольно быстро жизнь нам подбросила проблемы, которые эти основные правила не предусматривали. Например, оплата счёта в ветклинике за лечение Эни, собаки Наму. У старой Эни частенько что-нибудь болело, и каждый раз Наму нёсся с ней в клинику. И каждый раз, как будто так и должно быть, оплачивал её лечение нашей картой, где лежали общие деньги. С недавнего времени Эни стала как будто прихрамывать на заднюю ногу при ходьбе, а потом однажды вечером просто не смогла подняться на ноги. Ветеринар сказал, что внутри позвоночника развилась злокачественная опухоль, которая продолжает расти и пережимает нерв. Он добавил, что если не прооперировать собаку прямо сейчас, то она не протянет и недели. От его слов у меня мурашки побежали по телу. Наму всхлипывал, отвернувшись к стене кабинета. Я впервые видела, чтобы он плакал. Я спросила, сколько будет стоить операция. Ответ был: около двух миллионов вон. Больше, чем я получаю в месяц. Наму уточнил: «Сможет ли операция её спасти?» Врач объяснил, что сейчас невозможно точно сказать, и только операция покажет истинную картину, но надежда определённо есть — пятьдесят на пятьдесят, что всё закончится хорошо. Наму усиленно закивал. Он был похож на человека, отыскавшего спасительный луч света в темноте. Меня же охватило чувство, что ситуация поворачивает не в то русло.