Когда сбывается несбывшееся… (сборник)

Анюта, наконец, выходит из ступора, закрывает дверь и быстро идет к окну кухни. Она осторожно, из-за занавески, смотрит в открытое окно на свою бывшую квартирантку и ее друзей.

У машины стоит, поджидая компанию, еще какой-то симпатичный парень. Он целует Олю и распахивает перед ней дверцу автомобиля. Через минуту машина отъезжает.

И только сейчас женщина, наконец, вздыхает с облегчением.

Нервное напряжение дня не проходит бесследно. Анюта устало садится на неудобный кухонный табурет, который явно мал для ее округлых форм. Глаза у нее на мокром месте. Затем она поднимается и направляется в ванную, чтобы смыть слезы.

Здесь на старой полочке женщина вдруг обнаруживает красивую перламутро-розовую баночку с кремом, которую забыла квартирантка. Она бережно берет баночку в руки, как нечаянную радость, открывает, вдыхает какой-то невозможно изысканный аромат и плачет навзрыд. Из старого крана довольно заметной струйкой в ванную течет вода…

Вечером того же дня в кухне Анютиной квартиры сидят хозяйка и соседка баба Нюра. Они пьют чай с лимоном и печеньем «курабье». У Анюты, вид, как у побитой собаки.

— Ишь, как все обернулось. Кто ж знал, — вздыхая, говорит баба Нюра. — Значит, девку приревновала ты…

— Молодая… ученая… обеспеченная, куда там. Пожила б с мое, — в сердцах ответила Анюта.

— А ты чужую жизнь на себя не примеряй, — рассудительно заметила баба Нюра. — Зависть — самое последнее дело. — И добавила, вздохнув, — а я вот теперь себя виноватой чувствую. Это я, старая дура, совет неправильный тебе дала. Не учла, что охламон этот твой вертится. Тебе не квартирантку надо было пускать, а квартиранта — паренька какого-нибудь…

После этого совета бабы Нюры Анюта пару дней приходила в себя. Но деньги-то нужны ей были позарез. И вообще, как хорошо, когда деньги есть в кошельке. Не успела она им порадоваться… Пришлось возвращать. Да и долги у нее со всех сторон. А кто поможет? В общем, вздыхай — не вздыхай, а вечером третьего дня Анюта опять разложила у себя на кухонном столе все ту же потрепанную газету «Из рук в руки», опять долго водила пальцем по объявлениям, напечатанным очень мелким шрифтом, пока не нашла то, что ей было нужно.

Через несколько дней она вновь маячила в цветастом халате все в том же окне своей кухни. Вот она снова приветливо машет кому-то… На этот раз — студенту-очкарику, который выгружает из такси сумки и коробки с книгами.

Она приветливо встречает его на пороге своей квартиры и провожает юношу в комнату квартиранта.

Анюта вновь с радостью загружает в пустой холодильник продукты, купленные на деньги постояльца. Опять пересчитывает деньги в кошельке. Хорошо, что они есть. Может, благодаря им, продержится до обещанной зарплаты.

Прошло уже две недели, как у Анюты появился новый квартирант. А Василий все не объявлялся. Да и Анюта сама ему звонить не хотела, помня, как быстро он слинял в той неприятной ситуации с симпатичной квартиранткой…

И вот как-то вечером раздается звонок в дверь. Анюта открывает, а на пороге — ухмыляющийся и поддатый Вася с бутылкой водки в руке.

— А я тут сантехнику чинил неподалеку. Дай, думаю, загляну к Анюте, на огонек… Пустишь, или как?

— Да проходи, проходи, — говорит Анюта, явно обрадованная позднему гостю.

Вскоре на столе — поздний ужин, скорее похожий на обед… Анюта наливает в глубокую тарелку дымящиеся щи, кладет в них большой кусок мяса. На сковородке, стоящей на подставке, яичница с поджаренными сосисками.

Василий разливает водку в большие рюмки.

— Вась, мне хватит. Мне ведь на работу в шесть часов вставать. Да и тебе достаточно. Ты лучше ешь: мясо, сосиськи вот, — мягко, с мягким знаком после «с» на народно-московском наречии говорит Анюта, пододвигая ближе к своем дружку сковороду.

— Намек понят… Нют, не переживай, — говорит Вася самодовольно. — Ох, и щи у тебя хороши…

— И сиськи-сосиськи тоже, — Василий резким движением пытается ущипнуть Анюту за грудь.

Женщина кокетливо «ойкает» и изворачивается, а Василий успевает ущипнуть ее за округлый бочок.

— И бочка — как окорочка, — продолжает свои любовные шуточки с «гастрономическим намеком» Василий, опрокидывая рюмку водки.

Затем наливает еще.

Какое-то время спустя, Анюта, выводит из кухни Васю, с трудом выговаривающего слово «апартаменты» …

Уже ночь. Она включает в комнате ночник.

— Вась, раздевайся…

Женщина помогает изрядно подвыпившему и потяжелевшему мужчине раздеться, а сама выходит в ванную.

Возвращается, ложится, смотрит на Васю, который уже отключился. Женщина гладит его по плечу, зовет по имени, и наконец, трясет. Все бесполезно. В ответ — какое-то мычание.

Анюта еще раз разочарованно смотрит на Васю, выключает ночник и уже в темноте звучит усталый и разочарованный голос Анюты.

— Никакой женской радости нет от тебя, Василий…

Утро следующего дня. В кухне Анютиной квартиры завтракает новый постоялец — худосочного вида очкарик лет двадцати двух. Он ест яичницу с маленькой сковородки и запивает ее чаем со сгущенным молоком, при этом лениво заглядывая в какой-то учебник.

В это самое время просыпается Вася, уснувший в Анютиной постели. Он озирается по сторонам, плохо соображает, как человек «с большого бодуна». Его мучает сильная жажда. Спотыкаясь и цепляясь за предметы, Вася направляется на кухню в своем «коронном виде» — семейных трусах в цветочек и босиком.

Плохо соображающий Вася останавливается на пороге и смотрит на юношу, который сидит за столом и ест, уткнувшись в книгу.

— Не понял, — произносит Вася, тупо уставившись на незнакомца.

— А-а-а, здравствуйте, — говорит, вставая и жуя, квартирант-студент. — Вы — Вася? Меня хозяйка предупредила. А я — Коля…

Вася продолжает тупо смотреть на худосочного юношу в майке и шортах до колен, в которых летом обычно ходят на пляже. Затем подходит к плите, чтобы по привычке попить воды из чайника. Но чайник только что закипел. Вася хватает его и тут же ставит обратно на плиту, успев при этом облить кипятком свою босую ногу.