Когда-то, давным-давно

Король ударил в гонг, чтобы вызвать к себе Советника.

– У меня родилась великая идея, - сказал он Советнику.

Советник постарался скрыть удивление и изобразить восторг.

– Сегодня я предполагаю совершить тайную вылазку в стан противника. Мне нужны данные разведки. В какой из всех этих палаток скрывается король Бародии?

– Самая большая в центре, над ней королевский штандарт.

– Я так и думал. На самом деле, я часто видел, как он туда заходит, но все должно быть по правилам. В соответствии с информацией, предоставленной моими надежными разведчиками, я намереваюсь сегодня ночью пробраться в палатку короля Бародии и...

Советник содрогнулся от негодования.

– ...и сбрить ему бакенбарды.

Советник содрогнулся от восхищения.

– Ваше величество, - заговорил он тоном, исполненным благоговения.
– Сорок лет, юношей и мужем, служил я вашему величеству и вашему до сих пор оплакиваемому батюшке, но никогда мне не приходилось присутствовать при рождении столь блистательного плана.

Веселунг некоторое время боролся с собой, но природная честность победила.

– Он возник после одного замечания моего брадобрея, - сказал он как бы между прочим, - но, конечно, по-настоящему разработал его я.

– И уста последнего из малых сих могут обронить жемчуга мудрости, назидательно изрек Советник.

– Разумеется, - с отсутствующим видом проговорил Веселунг, взяв блокнот и вычеркивая только что написанную фразу.
– Как, по-вашему, это не запрещено правилами?

– Ни в коем случае, ваше величество. В анналах Евралии существует множество примеров подобного юмора - юмора, который, если можно так выразиться, являя невежественному уму лишь свою поверхностную сторону, тем не менее корнями уходит в самые фундаментальные стратегические соображения.

Веселунг внимал ему с искренним восторгом. Вот это Советник так Советник!

– И я так подумал. С одной стороны, это поможет нам без труда выиграть войну, а с другой - король Бародии окажется в очень смешном положении, лишившись бакенбардов. Нынче же ночью я приведу план в исполнение.

И вот в полночь он отправился на подвиг. Советник с тревогой ожидал его возвращения. Уже много веков рыжие бакенбарды были неотъемлемой принадлежностью правящей династии Бародии. В те времена даже ходила пословица: "Потерянный, как король Бародии без бакенбардов". Король, лишившийся этой регалии в самый критический момент для страны, - это было бы нечто из ряда вон выходящее. Ему, по меньшей мере, пришлось бы удалиться в изгнание до тех пор, пока бакенбарды не отрастут снова, а, лишенная предводителя, армия Бародии стала бы легкой добычей.

Советника эта возможность ничуть не печалила. Он с нетерпением ожидал возвращения в Евралию, в свой уютный дом. Не то чтобы на войне ему было скучно - забот у него было не меньше, чем у всякого другого. В его обязанности входила, например, проверка всех новых претендентов на должность чародея или заклинателя, которых приводили в лагерь. Такой-то и такой-то заявлял, что за пятьсот золотых он превратит короля Бародии в маленькую черную свинью. Его вели к Советнику.

– Ты говоришь, что можешь превратить человека в маленькую черную свинью? спрашивал Советник.

– Да, ваша милость, этому меня научила бабушка.

– Тогда преврати меня, - просто-напросто говорил Советник.

Новоявленный мудрец начинал творить чудеса. Как только он произносил последнее заклинание, Советник смотрелся в зеркало. Потом он кивал солдатам, самозванца сажали на мула лицом к хвосту и с позором выпроваживали из лагеря. Таких самозванцев являлось немало (каждый, как-никак, получал награду в виде мула), и нельзя сказать, чтобы жизнь Советника была лишена треволнений.

Но он скучал по нехитрым радостям домашнего очага. Он любил, вернувшись из дворца, покопаться в саду, любил после ужина рассказывать жене о важных делах, совершенных им после того, как они виделись в последний раз, внушать ей, что ему доступны государственные тайны, о которых она не должна даже и пытаться его расспрашивать. Женщина, обладающая меньшим чувством такта, так бы и поступала, но жена Советника знала, что он только и ждет, чтобы из него "вытянули" все секреты. Однако, поскольку эти тайны всегда казались ей слишком скучными, чтобы делиться ими с соседками, большого вреда в том не было.

– Помогите-ка мне снять этот дурацкий плащ, - вдруг сказал кто-то совсем рядом.

Советник пошарил руками в воздухе, пока не обнаружил нечто твердое. Он расстегнул плащ, и перед ним предстал король.

– Благодарю вас. Ну вот, я это сделал. В последний момент у меня дрогнула рука - такие они были красивые, но я себя заставил. Бедняга спал как младенец. Интересно, что он скажет, когда проснется.

– А вы принесли их с собой?
– спросил Советник в величайшем возбуждении.

– Дорогой Советник, что за вопрос?!
– Король вытащил бакенбарды из кармана.
– Утром мы вывесим их на флагштоке на обозрение всей Бародии.

– Вот уж он не обрадуется, - захихикал Советник.

– Не представляю себе, что он теперь станет делать, - произнес Веселунг, которому уже стало жалко поверженного врага.

Король Бародии тоже не представлял.

Он проснулся утром и тут же ощутил непривычный холодок на щеках. Пощупав их, он немедленно понял, что случилось самое худшее.

– Эй там!
– позвал он часового.

– Слушаю, ваше величество, - ответил часовой, осторожно появляясь в дверях.

Король немедленно отвернулся к стене и натянул на голову одеяло.

– Пришлите ко мне Советника.

Когда Советник вошел в палатку, он увидел лишь спину августейшего монарха.

– Советник, - начал король, - приготовьтесь, вас ожидает удар.

– Да, сир, - ответил Советник, заранее дрожа от страха.

– Вы сейчас увидите то, чего не видел ни один человек за всю историю Бародии.

Советник схватился за сердце. В следующий миг палатка поплыла у него перед глазами, и больше он уже ничего не видел.

Когда он пришел в себя, король поливал его водой из кувшина и бормотал в ухо грубые слова утешения:

– О, ваше величество, - лепетал бедный Советник, - ваше величество! Я не знаю, что сказать, ваше величество.

Он пытался стряхнуть с себя воду, и она тонкими струйками стекала на пол.

– Возьмите себя в руки, - твердо приказал король.
– Нам понадобится вся ваша мудрость, хоть ее и нельзя назвать чрезмерной, чтобы выпутаться из этой историк.