Когда умру, я стану снегом

Уговаривать не пришлось, как ни странно. Председатель согласился отвезти в любой день, и даже пообещал найти такого водителя, который будет готов в городе переночевать день-два. И платить за него не надо, все равно просьб от жителей накопилось – вон, целый список на два листа. Так что к утру понедельника Людмиле нужно быть готовой к поездке.

" Выезжает машина затемно, вставать рано, не проспи… "

Куда уж там, не проспать. Кажется, что от волнения за два дня и ни разу не сморило сном. Даже с успокоительным. Хряпнуть бы рюмку баб Фросиной самогонки, что она принесла якобы для растираний, но Люда боялась последствий. Как алкоголь подействует на ее сосуды? Что-то странное творилось с ней в последнее время. И мысли, и чувства – все перемешалось. Приезжала сюда умирать, а жизнь не торопится свести с ней счеты.

16

Два дня как заведенная. Сарай. Уборка снега. Стирка. Горячий чай на таежных ягодах и травах. Приготовить поесть, надо…

Список лекарств. План действий, список покупок. К вечеру воскресенья сил не осталось – ни физических, ни моральных. Как только не изведет человек себя в одиночестве!

Может быть ей лыжи достать? Там вроде какие-то на чердаке лежали. И с Моськой хоть иногда вдоль кромки леса кататься. Возле деревни не так страшно, да и собака залает, если вдруг…

Одежду приготовила сразу, и сумку, и документы. Вдруг сморит сон? Сморил…

Очнулась от сигнала машины. В пятачок оттаявшего стекла увидела возле двора грузовик. Поспешила одеться, схватила приготовленный заранее термос.

Оглянулась. Вроде как дом уже, жалко расставаться.

Дверь прикрыла только на щеколду, скоро придет соседка, накормит всех да Мурку подоит. А в дом все равно из чужих никто не зайдет.

Тёплую еще после сна вдруг схватил озноб, ветер на улице был такой, что пробирал насквозь, сыпля в лицо мелкие иголки льда. Пришлось пробежаться. Неудобно с сумкой и термосом, не успела толком собраться, торопилась. Зато хоть чуточку поспала. Может еще в дороге получится.

Подошла к пассажирской двери и уже хотела выругаться. Как ей лезть на такую высоту? В грузовике ей еще не приходилось ездить. Но не успела даже версий напридумывать, с машины выскочил водитель, подошел сзади. Открыл дверцу, и схватив ее под мышки, подкинул вверх. Успела зацепиться за поручень и одной ногой встать на приступок. Как каракатица, заползла внутрь, ощущая поддержку огромной лапищи на своем заде даже через толстый пуховик. Ай, к чему тут нежности, сама виновата, раздалась за последние месяцы, неуклюжая стала!

Ахнула, покраснела, как девчонка. Когда поняла, кто ее там сзади подпихивал. На водительское сидение уверенно пристроился Пётр. Молча кивнул, осмотрел ее всю с ног до головы и, включив большим рычагом скорость, тронулся с места.

Все за секунду встало на свои места. И сговорчивость председателя, и выбор машины. Ни микроавтобус, ни легковушка, а именно грузовик, на два места. До такой степени разозлилась, что начало бить крупной дрожью. Ну кто вот просит лезть в ее жизнь? Разве не дала она ясно понять, что не интересуется ни Петром, ни вообще мужчинами?

Машина резко затормозила. Сердце ухнуло куда-то вниз. Рыжий, бросив руль, наклонился почти вплотную к ней. Настолько близко, что она ощутила этот его запах. Мужской, настоящий. Приправленный дубленой кожей тулупа и можжевеловым настоем.

Петр протянул руку куда-то за спинку сиденья и, словно фокусник, вытянул огромную, плотно сложенную шерстяную кошму. Развернул, накрыл ей ноги, и руки, и плечи, подоткнул полотно со всех боков, как для маленького ребенка. Насмешливо взглянул в испуганные вытаращенные глаза, а потом, как ни в чем не бывало, поехал дальше.

Еще долго не могла прийти в себя. Голова закружилась даже. От заботы. От испуга. От этого его молчания. И запаха. Неужели она еще живая. Зачем это все? Зачем бередить то, что она давным-давно схоронила? Не женщина она уже. И даже не человек.

Так, пыль…

Тень самой себя…

Осколок прошлого, так скоро канувшего в Лету…

17

С Игорем жилось неплохо.

Она его практически и не видела. Муж постоянно на практике, она – на учебе и подработке. Вечером Игорь ничего не ел, заходил по пути из цеха к родителям. Ужинал у них, экономил. А Люда по привычке заваривала геркулес. Утром пили чай с бутербродами – обжаренный на маргарине батон, присыпанный сахаром. Иногда муж приносил подарки – банку варенья от тетки, маленькое яблоко, сорванное у кого-то в огороде, или горсть недоспелой смородины.

Комнату им выделили в новом семейном общежитии. Только там, в отличие от студенческого, совсем не было мебели. Игорь притащил откуда-то старый матрас,на нем и спали. Ели на подоконнике. Зато в самой комнате имелась электрическая плитка. И санузел на четыре квартиры был, а не общий на весь этаж. Душ открывали по четвергам и субботам, и нужно было успеть – и помыться, и постирать. Тазиками они пока не обзавелись.

Собственно, там, в душе и случился их первый раз. Игорь не трогал молодую жену практически месяц. Возможно, видел, как она боится. А Людмила и не переживала. Что ей? Только восемнадцать. Не дай бог понесет, что потом делать. Сначала нужно отучиться, а уж потом…

Ее рассуждения подруга Наташка слушала со смешком. Потом старательно объясняла, как надо вести себя с мужчинами в уединенной обстановке. Куда смотреть, что гладить. Советовала не зажиматься и, если страшно, просто закрывать глаза.

В тот день они опоздали к назначенному по расписанию времени в душ. Людка виновата, задержалась на работе.

Обычно она шла первой, мылась, стирала. Потом Игорь забирал мокрые вещи и остаток времени, минут десять, мылся сам. В этот раз все пошло наперекосяк. Стирки много, а времени осталось чуть больше получаса. Потная, пропахшая луком – отказаться от помывки никак. И Игоря жалко, он тоже весь пропитался машинным маслом. И брюки его, чистые, были последние. Что уж говорить про ее вещи. Она так и настирывала по очереди свои два платья…

Растерянная, поникшая, стояла с охапкой одежды у двери и, как преданная собачонка, смотрела на мужа. Он вздохнул, и уверено улыбнувшись, подтолкнул ее в сторону выхода. Едва не растеряв по дороге тапки, она бегом бросилась в душевую и только на пороге поняла, что Игорь следует за ней. Застыла в дверном проеме, а он, крепко сжав ее за плечи, провел до раздевалки, затем забрал грязную одежду из рук и всучил ей чистые полотенца.

"Раздевайся, нечего стесняться. Люда, мы все-таки муж и жена".

18

Красная как рак, Люда никак не могла решиться раздеться перед мужем, проклиная свою неуклюжесть и опрокинутое помойное ведро, которое пришлось собирать, а затем заново мыть пол в столовой.

Отвернулась к стенке, чтобы не видеть голого мужчину. Дрожащими руками, чуть не плача, стала стягивать с себя безобразно пошитый застиранный лиф и рейтузы, доставшиеся от Наташки.

Игорь пожалел девичьи чувства, пошел мыться в семейниках. Дура она, могла ведь тоже белье не снимать. Купаются ведь на пляже в исподнем.