Когда взорвется газ?

Не закончив фразу, он бросился вперед, «выстрелив» своей коронной «тройкой»: прямой правой, боковой крюк левой, крюк снизу правой. Каждый из этих ударов мог смести неподготовленного человека с лица земли и даже забросить в Аид — мрачное царство мертвых. Но мастера спорта по боксу Станислава Белянчикова нельзя было отнести к категории неподготовленных людей. Он нырком ушел в одну сторону, потом так же — в другую, защитился предплечьем, а отразив серию, контратаковал, причем успешно: правый кулак пушечно пробил Млоту в корпус, левый угодил в лицо.

Мощные удары отбросили тяжеловеса назад, он налетел на сервировочный столик, несколько бутылок и стаканов со звоном разбились вдребезги, разлетелись по дощатому полу закуски. Остро запахло спиртным. Баданец вскочил и, отбежав к дальней стене, стал у двери в холл.

Млот с трудом удержался на ногах и стоял, пошатываясь и тряся головой, как бык на бойне, получивший молотом между рогов. Глаза его налились кровью, все лицо было разбито.

— Валентин Леонидович, идите сюда от греха! — крикнул Баданец.

Руководитель «Трансгаза» тяжело поднялся и, прижимаясь к перилам, обошел ошеломленного Млота. У него было растерянно-изумленное лицо монахини, оказавшейся в публичном доме.

Польский чемпион привык к нокдаунам и быстро восстанавливался. Бык еще не был готов к ножу забойщика.

— Ну, пся крев! — выругался Млот и, как атакующий танк, бросился на противника.

Опустевшая веранда была размером с ринг, и теперь на нем происходил бой-реванш, правда, запоздавший на несколько десятков лет.

По сути, конечно, это был не боксерский поединок, а драка — без перчаток на руках, без кап во рту, без судьи на ринге и боковых рефери. Стас так и не снял ни пиджак, ни галстук, ни пулезащитный жилет, Млот даже не распустил тугой пояс. Но и в драке боксеры все же стараются соблюдать правила, поэтому ни ноги, ни запрещенные удары в ход не шли.

Остальные телохранители подошли ближе, с интересом наблюдая незапланированное зрелище. Массивные фигуры бойцов то сближались вплотную, то расходились, огромные кулаки со свистом рассекали воздух и глухо или звонко попадали в цель, в зависимости от того, куда приходился удар. Уже через пару минут выявилось преимущество Белянчикова. Он был в лучшей форме — не успел заплыть жиром, очевидно, вел более здоровый образ жизни, возможно, чаще тренировался. К тому же удары в корпус гасились защитным жилетом, а Халецкий отбивал об него кулаки и инстинктивно сдерживал руку.

Противник быстро сбил Млоту дыхание, и тот почти стоял на месте, сипя, как сбрасывающий аварийное давление паровой котел. Стас же прыгал вокруг, наносил удары, отражал встречные, активно нырял и уклонялся. Пропустив несколько мощнейших хуков в корпус, Халецкий накренился, как кренится получивший пробоину дредноут. Воспользовавшись моментом, Белянчиков провел «двойку» в челюсть и солнечное сплетение, а поскольку противник частично отразил их, тут же повторил атаку и на этот раз «попал по бороде», как говорят боксеры, то есть поразил нокаутирующую точку на подбородке.

Развернувшись вокруг оси, Млот с грохотом рухнул на деревянный пол. Лицо его было в крови, и он мгновенно утратил обычное величие и монументальность. Ничего удивительного в этом не было: разве сохраняет монументальность статуя, лежащая на полу? Конечно, нет!

Телохранители с трудом вынесли с веранды грузное тело побежденного тяжеловеса и положили на подстриженную траву возле озера. Вызванный Баданцом врач достал нашатырь, смочил ватку, дал гиганту понюхать, осторожно помассировал виски. Постепенно нокаутированный Млот пришел в себя и сел, нервно отряхивая одежду. Через несколько минут он встал на ноги, не глядя по сторонам и слегка пошатываясь, направился к машине. Уехал Халецкий «по-английски» — ни с кем не попрощавшись.

Вышколенная прислуга мгновенно навела порядок: одна уборщица смела осколки и еду с пола, вторая вымыла лужицу спиртного и протерла доски сухой тряпкой, официантка выкатила новый сервировочный столик.

— Похоже, Казимир обиделся, — заметил Баданец, как ни в чем не бывало возвращаясь в свое кресло.

— Ему не на что обижаться! — ответил Скорин. Лицо его пришло в норму и как всегда ничего не выражало. — Сам нарвался. Надо уметь держать удар. — И уточнил: — Удары судьбы.

— Что-то их слишком много, этих ударов, — пробурчал Баданец.

— Такова жизнь, — философски сказал «Папа». — Легко получать большие деньги и раздуваться от важности. Но надо иметь и личностные качества. Иначе окажешься блохой, которая всю жизнь жила на собаке, бегала вместе с ней, пила собачью кровь и гордилась своей быстротой, силой и ловкостью. И вдруг собака сдохла…

— Это намек? — оскорбился Баданец. — Кто из нас блоха?

Валентин Леонидович едва заметно улыбнулся.

— Пан Казимир — точно. А кто еще… Жизнь покажет. Наступают новые времена, Виктор, надо перестраиваться! И включать «механизм оптимизации»: отсекать ненужные звенья… Подумай над этим, Виктор! Твоя война тебе как раз на руку…

Скорин встал, придирчиво осмотрел бутылки, плеснул себе коньяку, выпил, заел миндалем.

— Будь здоров!

Не подавая руки, он спустился с веранды и направился к вертолету. Телохранители четко выстроили вокруг живой щит и, шагая в ногу, двинулись вместе со своим шефом. Станислав Белянчиков шел впереди. Выглядел он прекрасно. Баданец вдруг подумал, что эпоха Казимира Халецкого кончена. Так же, как карьера Хана, Кучерявого, Слезы… Недаром Валентин Леонидович сказал про «оптимизацию». Он никогда и ничего не говорит зря…

Баданец смотрел вслед «Папе». Конечно, у него все будет в порядке. Государственная должность делает его неприкосновенным. Да и бабла он наскирдовал немерено. Хотя и ему самому, Виктору Богдановичу, грех жаловаться. В десятке зарубежных банков у него тоже засолено немало «капусты». Так что, даже если он здесь и разорится, любой из трех иностранных паспортов откроет ему беспрепятственный выезд к своим капиталам…

Его размышления прервал телефонный звонок.

— Включите московский канал, шеф, — взволнованно произнес Юрист. — Там опять говорят про нас!

— Ну и хрен с ними! Какое нам до них дело! — грубо ответил Баданец. — Пусть болтают, что хотят!

Но все же прошел в просторный холл и включил телевизор.

Уже знакомый ему репортер Антон Шишлов своим отстраненно-безразличным, но вместе с тем уверенным голосом напористо говорил:

— После нашего первого репортажа о том, как коррумпированная верхушка Украины использует российский газ в своих криминальных целях, журналист Черепахин, активно участвующий в съемках сюжета, был обманным путем выманен в Лугань, а там захвачен и бесследно исчез. Есть основания считать, что с ним расправились, как и с несколькими его коллегами, неосмотрительно затронувшими газовую тему…