Когда я вгляделся в твои черты
Шрифт:
— Звучит кошмарно и притягательно! Обожаю все эти старинные страшилки. И ты, оказывается, хороший рассказчик.
Пик вздёрнула подбородок, уставилась на высокие кроны сосен. В безмолвном таинственном полумраке они шептали ей странные вещи — постыдные и сладкие. Краем глаза она заметила, как Порко шлёпнулся с тарзанки в воду. Развернувшись всем телом к Жану, она упёрлась ладошкой в его колено.
— Знаю, это прозвучит эгоистично и безбашенно, попросту отстойно, но всё-таки… Разреши поцеловать тебя! Разреши так, чтобы это ни к чему не обязывало… Я никогда прежде ни с кем не целовалась, но боюсь, что могу сглупить с Порко, и это будет катастрофой.
«Неужели такая общительная красотка — и ни с кем ни разу?.. Поцеловать её — значит утолить давний голод и обрести надежду на нечто большее. Вот только все эти надежды — дерьмо собачье и наивный самообман. Я получу всё разом и тут же это потеряю. Ноль. Ничто. Но почему я не могу?.. Или могу? Если всё сделаю сам — и возьму, и откажусь — то хотя бы не будет так больно. Уж я-то точно не суициднусь в сраном озере, как дураки прошлого. Всего лишь разобью надежды собственными руками. Какой же идиот…»
Жан плавно и стремительно приблизился к губам Пик, мягко и крепко прильнул к ним, давая ей как следует почувствовать прикосновение. Его ладонь деликатно легла на её плечо и медленно двинулась вверх, очерчивая крутой изгиб. Пик тихонечко простонала, подавшись навстречу Жану, и его рука вдруг замерла на её шее, пальцы хищно впились в нежную кожу.
Она и не надеялась, что это будет так. Слишком смело, откровенно. Ей хотелось больше. Только бы он не останавливался! Плевать, что она не влюблена него, плевать, что дразнила малолеткой — ни к чему осточертевшие самокопания! Пик желала отдаться, не оборачиваясь на сомнения и стыд.
Жан нехотя отстранился и поник головой. В нём что-то победило, но что именно — Пик не могла понять. Он молча поднялся с валуна и отправился к Саше и Конни.
Запах сигарет перемешался в комнате с цветочной свежестью. Эрен разрезал дымными струями рассветные лучи, с застывшей на губах улыбкой пялясь в верхнюю часть окна. Микаса гладила под одеялом его утомлённое тело — прощалась с очередной бессонной ночью.
– Знаешь, где бы я ещё хотела этим заняться?
– прошептала она ему в шею.
– За рощей, на реке. Там есть большой камень на мелководье, а вокруг него мелкие булыжники омывает шустрым течением… Хочу на закате. Чтобы любоваться тем, как твои волосы отливают медью в солнечных лучах.
– Если хочешь, пойдём, - ровным тоном ответил Эрен, провожая взглядом пепельно-белые завитки дыма.
«Замкнутый круг блаженства, - пронеслось в его голове.
– Это не может длиться вечно».
Микаса обвела подушечкой указательного пальца поблёскивающий камень в мочке уха Эрена и одобрительно хмыкнула.
– Мне нравится твоя отвратная серьга.
– Так и знал.
– Он улыбнулся с чертовщинкой.
– Можно я оставлю у тебя в комнате несколько своих домашних вещей и полотенце?
– заговорила Микаса серьёзным тоном.
– А то так и вижу, как мы теперь будем по вечерам «домашку вместе делать». Хорошо, что у тебя предки тактичные: не станут донимать кучей неловких вопросов.
– Ты это серьёзно сейчас спросила?.. Э-м, ладно… Честно говоря, мне нравится, как это звучит. И можешь хоть комод своих вещей перевезти, мне пофиг.
«У нас будут отношения? Прямо вот настоящие? Только не дави на неё! Не смей ляпнуть, что мы как пара и всё в этом духе: Микаса взбесится и передумает. Она же помешана на подавлении эмоций! Пусть всё идёт своим чередом. В итоге где-нибудь на последнем курсе универа я сделаю ей предложение, и она
согласится - чисто по-дружески, разумеется».– Наверное, мне стоит найти какую-нибудь подработку. Не буду же вечно клянчить деньги у отца на резинки!
– Мы твои оценки за год и так еле спасли. Уверен, что будешь всё успевать?
– Не знаю. Всё переменилось в один момент, и надо что-то решать. А ещё я до сих пор не определился, куда хочу поступать. В голове пусто. Мама предлагала в мед пойти: вроде и отец сможет помогать, и у меня с химией нормально. Но я не уверен, что хочу или что из меня выйдет хороший врач.
– Может, за этот год надумаешь. А даже если и нет, то необязательно торопиться с поступлением.
– Хотел бы я знать, чего хочу. Как Армин.
На стуле рядом с кроватью завибрировал телефон Микасы. Она лениво потянулась и посмотрела на дисплей. «Это дядя Мишель звонит», - удивилась она вслух.
– Здравствуй, Мики, как у тебя дела?
– Голос Мишеля был привычно дружелюбным, но в нём затаилась тревога.
– Всё супер, даже слишком. Что делаю?
– Она посмотрела под одеяло и состроила смешную гримаску.
– Лежу вот… Вчера в озере купалась. Мы тут вообще хорошо с ребятами время проводим.
– Я очень рад. Слушай, когда тебе мама последний раз звонила?
– Позавчера. А что такое?
– Да я что-то в квартиру попасть не могу, а она трубку не берёт. Как будто ключ к замку не подходит… Хотя, уверен, она, дурёха, просто опять ключ не вытащила!
– Он издал нервный смешок.
– Странно как-то, что трубку не берёт. Может, она уснула?
– Не знаю, солнышко, не знаю. Попробую тогда сам разобраться. Я перезвоню, если что. До связи!
Смятение. Тихое, чуть слышное - оно вползло в сердце обманчиво мягкими грязными лапами. Грызло изнутри, как червь яблоко. Оно стояло рядом во время беседы с друзьями за обедом, бродило под ручку в яблоневом саду. Смятение пригрелось и задремало, пока Микаса отдавалась Эрену на закате в прохладе шумной реки. Оно проснулось по возвращении в дом.
Поднявшись в спальню, Микаса увидела сообщение от матери. С кучей опечаток, с потерянными знаками препинания, госпожа Аккерман написала: «Не гври с Мишелем!!! Будет звнить не бери тлефон.. Всё! Я так решила. Дома пгворим..» Хмурясь и мотая головой, Микаса стояла в недоумении. Стряхнув оцепенение, спешно набрала матери, но звонок сорвался. Она попробовала снова - безрезультатно. От волнения желудок завязался в узел, рассудок начинала терзать паника. Набрав Мишелю, Микаса дожидалась ответа, нервно топая носком.
– Что происходит? Ты поговорил с мамой? Она мне какую-то ересь прислала и сбрасывает звонки!
– завопила в телефон Микаса.
Эрен оторвался от надевания чистого пододеяльника и обернулся на её крик.
– Солнышко, прости! Я не хотел беспокоить тебя, не хотел испортить поездку… Харуми?{?}[Поскольку я нигде не нашла информации об имени матери Микасы, подобрала на собственное усмотрение, ради удобства :).] порвала со мной. Выставила на улицу пакеты с моими вещами и наорала, запретила приходить. Оказывается, она напилась с Бруно ещё вчера. Не знаю, что этот ублюдок ей наплёл, но твоя мама решила вернуться к нему. Видимо, они на пьяные головы ещё и дверной замок поменяли!
– Голос Мишеля вдруг сорвался, и он заплакал.
– Мне жаль, Мики… Я обещаю, что буду бороться за Харуми, но боюсь, твоя мама настолько сломленный человек, что это будет непросто. Не знаю, что ещё сказать… Прости.
– И повесил трубку.