Коглин

Тереза пожала плечами и снова посмотрела на свой портрет, нарисованный сыном.

— Раз уж тебе предстоит отдыхать, — продолжал он, — скажи, кто, по-твоему, лучше тебя заменит?

Она поглядела в потолок, потом на ряд камер напротив.

— В составлении букетов?

Он улыбнулся:

— Да, назовем это так. Так кто же лучший флорист в Тампе, кому передать твой титул?

Думать долго ей было ни к чему.

— Билли.

— Кович?

Она кивнула:

Джимми Арнольд обдумал ее ответ.

— По-твоему, он лучше Мэнка?

Она кивнула.

— Мэнк всегда заметный.

— А в чье дежурство лучше работать?

Тереза не поняла вопроса:

— Дежурство?

— Кого из детективов.

— Ты хочешь сказать, местных?

Он кивнул.

— Ты… — Она окинула взглядом камеру, словно желая убедиться, что находится все еще здесь и все еще на этом свете. — Ты хочешь нанять местного исполнителя для местного клиента?

— Боюсь, что так, — ответил он.

Это шло вразрез с двадцатилетней политикой Короля Люциуса.

— Почему?

— Нужен человек, знакомый клиенту. Иначе близко к нему не подойти. — Он выпрямил скрещенные ноги и обмахнулся шляпой. — Если ты считаешь, что Кович годится для такого дела, я наведу справки.

— А у клиента есть основания подозревать, что его жизнь в опасности?

Джимми Арнольд задумался и в итоге кивнул:

— Он в нашем бизнесе. Мы ведь все спим вполглаза, разве не так?

Тереза кивнула:

— Ну, тогда вам нужен Кович. Все его любят, хотя никто не знает за что.

— Теперь давай подумаем об участке и о том, кто из детективов будет работать в выбранный день.

— Что за день?

— Среда.

Она перебирала в уме фамилии, полицейские смены и возможные планы действий.

— В идеале, — начала она, — Ковичу лучше провернуть дело между полуднем и восьмью часами, в Айборе — Порт-Тампе — или в Гайд-парке. Тогда на вызов, скорее всего, приедут детективы Фини и Боутмен.

Джимми Арнольд беззвучно зашевелил губами, запоминая фамилии и расправляя складку на штанине, потом слегка нахмурился:

— А полицейские соблюдают церковные праздники?

— Наверное, если католики, то да. А что за праздник?

— Пепельная среда.

— Ну, Пепельную-то среду не особенно и отмечают.

— Разве? — Он, похоже, в самом деле не понял. — Я давно не был в церкви.

Она объяснила:

— Идешь к мессе, священник рисует тебе на лбу крест влажной золой, и уходишь. Вот и все.

— Вот и все, — повторил он шепотом. Он рассеянно улыбнулся, глядя по сторонам, словно немного удивляясь, что находится в таком месте. Затем встал. — Желаю удачи, миссис Дель Фреско. Мы еще встретимся.

Она смотрела, как Джимми Арнольд поднимает с пола портфель, и, зная, что этот вопрос не следует задавать, не смогла удержаться.

— Кто же клиент? — спросила она.

Он посмотрел на нее сквозь решетку. Если она знала, что этот вопрос не следует задавать, то он так же знал, что на него не следует отвечать. Однако все в их кругу были наслышаны о парадоксальном характере Джимми Арнольда: спроси его о каком-нибудь пустяке, касающемся его клиента, он не скажет ни слова, хоть подпали ему мошонку. Но обо всем остальном расскажет во всех подробностях.

— Ты действительно хочешь знать? — спросил он.

Она кивнула.

Он оглянулся на темно-зеленый коридор, наклонился к решетке, прижался к прутьям лицом и сказал:

— Джо Коглин.

Утром она села в автобус, чтобы проехать в нем двести миль на северо-восток. Флорида вдали от моря была непохожа на прибрежную — с голубым океаном, с белым песочком, с белыми утрамбованными ракушками на автомобильных площадках. В глубине материка она была выгоревшая, истощенная засухами и пожарами. Шесть с половиной часов автобус прыгал по ухабам плохих дорог, и почти все, кто им попадался на глаза через окна автобуса, — белые, черные, индейцы — казались чересчур тощими.

Женщина, с которой левую руку Терезы связывал наручник, пятьдесят миль молчала, затем сказала, что ее зовут миссис Сара Нез из Зефирхиллза. Она пожала Терезе руку, заверила, что не виновна ни в одном из преступлений, за которые ее посадили, а потом снова умолкла еще на двадцать пять миль. Тереза, прижавшись лбом к стеклу, смотрела сквозь пыль из-под колес на выжженную здешнюю землю. За полосками травы, такой сухой, что она походила на бумажную, угадывались болота — по запаху и зеленому мареву, поднимавшемуся над дальним краем блеклой травы. Тереза думала о сыне и о деньгах, которые должны обеспечить его будущее, надеясь, что Король Люциус действительно отдаст то, что должен, потому что если не отдаст, то спросить с него от ее имени некому.

Кстати о долгах, вечером накануне она очень удивилась, когда окружной прокурор Арчибальд Болл так и не появился у двери ее камеры. Потом Тереза лежала без сна, и ее тело радовалось отдыху, зато мысли метались в смятении. Если прокурор не собирался брать с нее плату, зачем предложил сделку? В их бизнесе ничего не делается по доброте душевной — только из хитрости. Не бывает подарков — только отсроченные долги. Значит, если Арчибальд Болл не собирался брать с нее деньги — а он, совершенно точно, на деньги даже не намекал, — оставались секс или информация.

Может быть, говорила она себе, он усыпил ее бдительность мягким приговором, а теперь даст попариться на нарах, подождет, пока ее признательность вырастет. А потом, как-нибудь летом, навестит ее в Рейфорде и стребует должок. Но окружные прокуроры так не поступают: они размахивают мягким приговором у тебя перед носом, однако не отдают, пока ты не сделаешь то, чего от тебя хотят. Ни один прокурор никогда не вынесет мягкий приговор авансом. Это абсурд.

Еще меньше смысла было в том, что кто-то заказал убийство Джо Коглина. Сколько она ни думала — а Тереза ломала голову всю ночь, — она так ничего и не поняла. С тех пор как десять лет назад Джо Коглин отошел от их дел, он стал намного полезнее для Семьи Бартоло, да и для всех остальных, чем в прежние времена. Он воплощал собой самый высокий идеал человека их бизнеса — он делал деньги для друзей. Потому у него было полно друзей.

А врагов?

Тереза слышала, что когда-то у Джо Коглина было несколько врагов, но это было лет десять назад, а потом врагов у него вдруг не стало. Полиция и все в городе знали о пуле, попавшей в горло Мазо Пескаторе, покончив разом с его мечтами, надеждами и кулинарными пристрастиями, и поговаривали, что эту пулю выпустил из пистолета лично Коглин. Но никто, кроме Терезы и ее знакомых — людей их Круга, — не знал о том, как человек десять вышли в море вместе с Джо Коглином, чтобы выбросить его за борт, и никто из них не вернулся назад, прошитый насквозь с близкого расстояния пулями сорок пятого калибра. Все они в тот горячий, в тот беспощадный денек остались плавать в водах Мексиканского залива, пошли на корм акулам.