Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Вот они и еще полицейский, давным-давно мертвый, были последними врагами Коглина, о которых кто-либо знал. Отойдя от серьезных дел, Джо предпочитал держаться в тени по примеру Мейера Лански, на пару с которым владел несколькими заводиками на Кубе. Он редко фотографировался, а если фотографировался, то никогда — с другими людьми из их Круга. С тех пор Джо, похоже, зарабатывал на жизнь головой, придумывая новые способы, как всем им сделать больше денег.

Задолго до того, как япошки атаковали Пёрл-Харбор и разразилась война, Джо Коглин посоветовал ключевым игрокам в алкогольном бизнесе Флориды и на Кубе создавать запасы технического спирта, чтобы затем использовать в производстве резины. Никто не понимал, что за чушь он несет, какое отношение спирт имеет к резине и, даже если имеет, они-то тут при чем? Но

в тридцатые он сделал для них столько денег, что его послушались. И к тому времени, к весне сорок второго, когда япошки захватили половину каучуковых регионов мира, дядя Сэм был готов платить огромные деньги за все, из чего можно делать сапоги, покрышки, бамперы, да что там — даже асфальт, как слышала Тереза. Компании, последовавшие совету Коглина — в том числе и Король Люциус, — так наварились, что не знали, куда девать деньги. А один из немногих, кто не послушался, Филли Кармона из Майами, встретив того парня, который в свое время отсоветовал ему заниматься техническим спиртом, не удержался и всадил ему пулю в живот.

Да, у всех в их кругах есть враги, однако, то проваливаясь в сонную дремоту, то выныривая из нее, Тереза никак не могла решить, кто же враг Джо Коглина. Ведь это все равно что убить гусыню, несущую золотые яйца.

За окном автобуса по дну пересохшей канавы промелькнула змея. Черная, длинная, ростом с Терезу. Змея скользнула из канавы под куст, а Тереза провалилась в полусон, в котором эта змея поползла по полу ее комнаты в Бруклине, где она жила, когда ей было десять лет и семья их только что приехала в Америку. Тереза еще подумала, что змея там пригодится, потому что там житья не было от крыс, а змеи питаются крысами. Но потом змея исчезла из виду, и Тереза ощутила, как та ползет по постели. Она не видела змеи, но чувствовала движение, а сама не могла шелохнуться, потому что все это было во сне. Когда змея добралась до горла, чешуя оказалась жесткой и холодной. Змея сдавила Терезино горло кольцом, и ее металлические звенья впились в горло.

Тереза взмахнула рукой и вцепилась Саре Нез в ухо — вцепилась с такой силой, что запросто оторвала бы, если бы только хватило времени. Но она уже задыхалась. Сара душила ее цепью наручников, которой они были связаны. И тихо сопела, закручивая ее как ворот.

— Если ты примешь Христа, — шептала она, — если примешь Христа как Спасителя нашего, Он встретит тебя у порога. Он полюбит тебя. Прими Его и ничего не бойся.

Тереза развернулась лицом к окну, сумела упереться ногами о стенку автобуса. Она резко дернула назад головой, услышала, как сломался нос Сары, и одновременно оттолкнулась от стенки. В итоге обе они упали в проход, а хватка Сары ослабла, так что Тереза умудрилась издать хрип, похожий на крик о помощи, и ей показалось, будто один из охранников двинулся в их сторону, но перед глазами все расплылось. Все расплылось, потом поблекло и почернело.

Через две недели она все еще не могла нормально говорить — только хриплым, сдавленным шепотом. Синяки вокруг шеи лишь недавно превратились из фиолетовых в желтые. Было больно глотать, а от кашля слезы наворачивались на глаза.

Второй раз ее пытались убить металлическим подносом, украденным из лазарета. Заключенная ударила этим подносом Терезу по затылку, когда Тереза принимала душ, и удар оказался не намного слабее, чем у Тони. Ошибка большинства людей, когда они дерутся — и мужчины, и женщины, — состоит в том, что они делают паузы. Та женщина не была исключением. Как будто она сама удивилась силе удара, который сбил с ног Терезу, и звуку, с которым та рухнула на пол. Она глазела на Терезу чересчур долго, прежде чем опустилась на колени и еще раз замахнулась подносом. Если бы она была хорошей убийцей — как, например, Тереза, — она не стала бы мешкать, наклонилась бы в ту же секунду, бросила бы поднос и разбила бы ей голову о кафельный пол. Но она замешкалась, и, когда замахнулась, Тереза вскинула кулак, выставив скрюченный средний палец. И ткнула им женщине в горло. Не один, не два, а четыре раза подряд. Поднос выпал, и Тереза поднялась, опираясь на тело женщины, которая хватала ртом воздух, задыхаясь посреди душевой.

Когда появилась охрана, женщина уже посинела. Позвали врача. Первой прибежала медсестра, но к тому моменту женщина и сама уже начала делать

судорожные, отчаянные вдохи. Тереза спокойно наблюдала за этой картиной из угла душевой. Потом вытерлась, натянула синюю тюремную робу. Стрельнула сигарету у одной из девчонок, пообещав в уплату научить ее приему, которым только что уложила Тельму — ей сказали, что так зовут незадачливую убийцу.

Когда охранники подошли к Терезе и спросили, что случилось, она все им рассказала.

Один из них поинтересовался:

— Вы понимаете, что могли ее убить?

— Судя по всему, — сказала она, — нужно было бить резче.

Остальные охранники ушли, и она осталась с тем, кто задал вопрос, самым молодым.

— Ты Генри, верно? — спросила она.

— Да, мэм.

— Генри, ты не можешь взять бинт из сумки медсестры? У меня кровь идет.

— Откуда вы знаете, что в сумке бинт?

— А что там еще может быть, Генри? Комиксы?

Он улыбнулся, кивнул, сходил к медсестре и принес бинт.

Этим же вечером, когда погасили свет, Генри пришел к ней в камеру. Она уже бывала в тюрьме и раньше и потому знала, что рано или поздно это произойдет. Этот хотя бы молодой, относительно симпатичный и чистый.

Потом она сказала, что ей необходимо передать на волю несколько слов.

— Угу, сейчас, как же, — отозвался Генри Эймс.

— Только несколько слов, — сказала Тереза, — ничего больше.

— Ну, не знаю.

Генри Эймс, расставшийся наконец с невинностью две минуты назад, теперь мог бы пожалеть об этом.

— Генри, — сказала Тереза, — один очень влиятельный человек пытается меня убить.

— Я смогу тебя защитить.

Она улыбнулась ему. Она гладила его по щеке правой рукой, и Генри казался себе выше, сильнее, живее, чем был когда-либо за все двадцать три года своей жизни.

Левой рукой Тереза поднесла к его уху лезвие. Оно было двустороннее, обоюдоострое — такими лезвиями Генри брился, вставляя в латунный станок, подаренный отцом на окончание школы. Во время войны, когда металлических изделий не хватало, Генри пользовался лезвиями, пока они не становились тупыми, как край ложки, но Терезино лезвие оказалось острым, и она чиркнула им по мочке его уха. Генри не успел даже ахнуть, когда она уже выхватила из кармана его рубашки носовой платок и промокнула ранку.

— Генри, — прошептала она, — ты даже себя не способен защитить.

Он так и не увидел, куда она спрятала лезвие, оно просто исчезло. Он посмотрел ей в глаза. Глаза у Терезы были большие, темные, теплые.

— Видишь ли, Генри, — сказала она нежно, — если я не сообщу кое-кому о своем затруднительном положении, я и месяца здесь не протяну. А мой сын окажется в приюте. А вот этого я допустить не могу. Понял?

Он кивнул. Тереза продолжала стирать кровь с его уха. К своему стыду и изумлению, он почувствовал, что опять ее хочет. И Генри Эймс из Окалы, штат Флорида, сын фермера, спросил у заключенной номер 4773, кому она хочет передать несколько слов.

— Поезжай в Тампу, в главный офис «Сахар Суареса» на Говард-авеню, иди к вице-президенту компании Джозефу Коглину и скажи, что мне необходимо с ним увидеться. Объясни, что речь идет о жизни и смерти. Его и моей.

— Я способен тебя защитить.

Генри и сам слышал отчаяние в своем голосе, но все равно хотел, чтобы она поверила ему.

Тереза вернула ему носовой платок. Еще немного посмотрела на него.

— Как мило, — сказала она. — Так запомни: Тампа, Говард-авеню, «Сахар Суареса». Джо Коглин.

Глава вторая

Рысак

Пятница была у Генри Эймса законным выходным, и потому в четверг вечером, как только закончилось его дежурство, он сел за руль и отправился в Тампу. За несколько часов ночной поездки у него было предостаточно времени, чтобы поразмыслить о своих грехах. Его мать и отца, которые были настолько высокоморальными, насколько вообще могут быть существа без крыльев, хватил бы удар, узнай они, что их старший сын прелюбодействовал с убийцей, находившейся под его опекой. И если другие охранники сделали вид, будто в упор не видят, что между ним и заключенной номер 4773 что-то есть, то лишь потому, что у них у самих совесть нечиста и занимаются они тем же, если не хуже, и так же нарушают закон. И как подозревал Генри Эймс, закон не только людской, но и Божий.

Поделиться с друзьями: