Когти гнева

Он сидел, привалившись к дереву на краю леса, и пытался привести в порядок дыхание. Он сидел так уже давно. До Охоток ему оставалось всего ничего, с того места, где он сидел, даже виден был Дом культуры, грязно-белое здание на холме, с похожими на подгнившие ножки подосиновиков колоннами. Но последний рывок он сделать никак не мог. Поначалу он бежал хоть тяжёлой, но всё-таки рысью, дальше шёл — хоть и медленно, но всё-таки шёл, — но потом силы покинули его окончательно. Он присел отдышаться — и так и остался сидеть. Он видел, как прошёл другой тропой, за деревьями, Барсукот с букетом белых цветов, напевая себе что-то под нос и размахивая хвостом как безумный. Он видел, как из Дома культуры выскочила женщина и забегала вокруг здания, прижимая одну руку к сердцу, а другой потрясая в воздухе. Он видел, как следом за женщиной выбежали ещё несколько человек и засуетились на холме. Барсук Старший пригляделся: как обычно, никакой логики в человеческих перемещениях не было. Просто бегают. Бестолковые существа без нюха, цели и смысла.

Он сидел и думал: ну а в нём-то, в Барсуке Старшем, какой есть смысл? Что он делает здесь, беспомощный, жирный, старый барсук, не способный просто дойти до Дома культуры, не то что ловить преступников?.. Какие уж тут преступники! Одиночество и выход на пенсию — вот что ему предстоит. Беспросветная зверская старость в пыльной, тёмной норе. Зубы выпадут, вылезет шерсть, усы пожелтеют. И стакан воды никто не подаст. И протёртым пюре из личинок никто не накормит. Разве что Барсукот зайдёт как-нибудь из вежливости. Из чувства долга. С кислой миной будет сидеть на краешке несвежей барсучьей подстилки из прошлогодней листвы, рассказывать о раскрытых и нераскрытых преступлениях, о жене и о детях. Может быть, он женится как раз на этой вот пушистой, белоснежной Маркизе, которую сейчас награждают за красоту в Доме культуры … И конечно же, с ней ничего не случится. Вот с чего он решил, что Песец её непременно похитит с конкурса красоты? Что с того, что она приглянулась Песцу на подземной выставке? Что с того, что Песец привык получать всё, что хочет, включая чужую пищу, чужое искусство и чужих самок? Это всё слова. Просто слова нахального зверя. Они ничего не значат. Невозможно представить, чтобы дикий лесной зверь просто взял и украл домашнюю кошку из Дома культуры. Это всё же село, а не какой-то там дикий лес, здесь у них цивилизация, электричество, ружья, охрана на высшем уровне. И напрасно он, Барсук Старший, сюда припёрся. Обманула его зверская логика. И интуиция.

В небе глухо зарычал Большой Медведь Громовержец, и крупные капли упали Барсуку на нос, на лоб и на усталые лапы. Дышать сразу же стало легче. Барсук Старший запрокинул морду и подставил её дождю. Многие жители Дальнего Леса панически боялись Большого Медведя и считали, что тот насылает на них громы и молнии, чтобы покарать за плохое поведение. Но Барсук Старший только посмеивался над этими суевериями. Он-то знал, что Большому Медведю нет дела до жителей леса. Просто время от времени он рычит на своего Небесного Медвежонка, если тот топчет грязными лапами облака, отковыривает звёзды или совершает ещё какой-то проступок, и тогда до Дальнего Леса доносится раскат грома. А Небесный Медвежонок пугается и плачет, и тогда идёт дождь. А потом Большая Медведица, его мать, приходит его утешить. Она делает радугу, чтобы его развлечь. Она делает из туч смешные фигурки в форме зверей или выпускает солнечных зайчиков. И Небесный Медвежонок тогда смеётся, и небо становится ясным.

Про семью Небесных Медведей рассказывал Барсуку Старшему в детстве его отец, а тому — его отец. И он, Барсук Старший, тоже собирался рассказывать эти истории своим детям … Но жизнь сложилась иначе. Одинокая старость — вот что ждёт его впереди.

Барсук Старший вздохнул, поднялся и отряхнулся: пора возвращаться в участок. Он неспешно направился в глубь леса и уже собирался нырнуть в мокрые заросли кустарника, когда услышал за спиной, со стороны Охоток, отчаянный лай собак.

— Укр-р-р-рали! Кр-р-расоты кор-р-р-ролеву укр-р-р-р-р-рали! Р-р-растерзаем вор-р-ра! Р-р-р-разыщем и р-р-р-растер-р-рзаем!

Барсук Старший застыл. Значит, всё-таки он не ошибся. Тушка у него жирная, предпенсионная, но зверский ум по-прежнему остр. Он решительно развернулся, вышел из леса и затрусил по холму к Дому культуры.

Глава 8, в которой выясняют, кто главный

Розовая бархатная подушечка-пьедестал, на которой ещё недавно красовалась Маркиза, была разодрана, и из дырки, как из вспоротого брюха, высовывалось мягкое синтетическое нутро. А на белом длинном столе, на котором стоял пьедестал, алели пять знакомых кривых линий — наглый росчерк преступной лапы, перемазавшей когти в крови. Барсук Старший подошёл вплотную к стене, понюхал следы когтей, осторожно лизнул одну из красных отметин, фыркнул.

— Тот же почерк, — пробормотал он себе под нос. — Тот же почерк …

Барсук огляделся по сторонам. Бледные, испуганные люди суетливо засовывали своих породистых кошек в переноски и уносили прочь; актовый зал пустел. Холодный ветер врывался из распахнутого окна, трепал бахрому и кисточки на шторе. Судя по всему, через это окно и сбежал похититель, унося с собой жертву.

— Ой ты, кисонька-кисюлечка моя-а-а-а! — голосила с улицы Нина Пална. — На кого ж ты меня покинула-а-а-а! Ой, померк, померк без котечки белый све-е-е-ет!

— А померк ли, кстати о птичках, белый свет? — пробормотал Барсук Старший и повернулся к пушистому рыжему коту.

— Что, простите? — переспросил рыжий кот и зашипел. Кот был подстрижен подо льва и сражался как лев со своим человеком, пытавшимся посадить его в клетку-переноску.

— С вами говорит Старший Барсук Полиции Дальнего Леса, — представился Барсук. — Разрешите задать вам, как свидетелю, пару вопросов в связи с похищением кошки Маркизы?

— Если только очень быстро, — ответил кот, которого человек как раз схватил за шкирку. — А то я занят. — Он выпустил когти, размахнулся и ударил человека по руке, в последний момент когти, однако же, убрав. Человек ойкнул и выпустил рыжего. Тот с достоинством отряхнулся.

— Вы, я вижу, красовались тут, на конкурсе, прямо рядом с Маркизой …

— Имел честь. — Кот вздёрнул хвост и горделиво обошёл переноску.

— А вам удалось разглядеть преступника, похитившего Маркизу?

— Нет. Перед самым похищением в зале погас свет.

— Тот же почерк, — удовлетворённо кивнул Барсук.

— Что, простите? — Рыжий подпустил к себе человека и даже позволил ему к себе прикоснуться, но в последний момент ловко перемахнул через переноску и приземлился на пол.

— Ничего. А коты ведь видят в темноте, разве нет?

— Да, но глазам нужно некоторое время, чтобы привыкнуть. А тут всё произошло очень быстро. Когда мои глаза подстроились, Маркизы уже не было. А потом свет загорелся снова.

— То есть не все лампочки лопнули?

— Что, простите? — Рыжий проскользнул между ног человека и запрыгнул на штору.

— Я спросил: лопнули все лампочки или нет?

— Лампочки вообще не лопались. — Рыжий принялся раскачиваться на шторе. — Свет просто выключили, а потом включили обратно. Щёлк-щёлк. Я слышал этот звук вон оттуда, — он указал лапой на противоположную стену.

Барсук Старший подошёл к выключателю. На белой пластмассовой поверхности красовалась характерная отметина — кроваво-красный след пяти когтей. Барсук хмуро оглядел пустой длинный стол, тянувшийся вдоль стены: котов-свидетелей, которые могли видеть преступника, выключившего свет, уже унесли.

— Она кричала в момент похищения?

— Нет. Наверное, они сразу заткнули ей пасть.

— Что за коты там сидели, рядом с выключателем? — Барсук Старший повернулся к рыжему.

— Экзотические, — брезгливо сообщил тот. — Если вас интересует моё мнение — настоящие уроды. Не понимаю, как им могло прийти в голову принять участие в конкурсе красоты. Просто представители вырождающихся …

— Можно поконкретнее? Сколько котов было выставлено на этом столе? Их породы?

— Это что, допрос? — оскорбился рыжий и в раздражении царапнул своего человека по щеке. Тот взвыл, схватил кота обеими руками, оторвал от шторы и яростно стал запихивать в переноску.

— Это опрос свидетеля, — устало ответил Барсук. — Просто хотелось бы не отвлекаться на мелочи. У нас слишком мало времени: вас скоро унесут.

— Меня унесут только тогда, когда я сам того пожелаю, — гордо ответил рыжий из переноски. — А кошачья красота и породистость — это не мелочи. Это, если вдуматься, самое главное. В коте. Но вам, конечно же, не понять, вы в лесу живёте. Однако же я отвечу. На этом столе были выставлены четыре кота-мутанта четырёх отвратительных пород. Канадский сфинкс — это такой лысый уродец с крысиным хвостом, с пятнами на теле, как у сельской коровы, и с огромными ушами, как у летучей мыши. Рядом с ним донской сфинкс — тот же ужас, только весь в морщинах, кожа чёрного цвета, а на спине — жалкий клок шерсти. Потом корниш-рекс — курчавая короткая шерсть без подшёрстка, лапы тонкие и длинные, как у паука, и горбатый нос. Корниш — не то чтобы очень страшный, скорее просто посмешище, даже жалко его. А четвёртая там сидела — девочка као-мани, несчастная жертва селекции. Казалось бы, всё при ней — и пушистая, и беленькая, носик розовый, вибриссы густые … Но глаза! Глаза, представьте, у неё разные. Один голубой, а другой жёлтый. Просто жуть! Смотришь в эти глаза — и шерсть дыбом. У меня шерсть густая, качественная, долго держит форму — до сих пор на загривке топорщится.