Кольца Мирты. Книга 2

— Не открывай пока. Закрой, — коротко распорядился Канцлер тяжелым, встревоженным тоном. И протянул руку, опустив пальцы ей на глаза. Веки будто обожгло, заставив ее мучительно закусить губу. — Я помогу тебе ориентироваться. На шаг не отойду, не бойся. Марен посмотрит позже. Он твоего брата излечил. И тут разберемся, почему ты сама их восстановить не можешь. Не переживай, любимая…

Но она вывернулась из-под его ладони и чуть отстранилась, уперевшись рукой в матрас. И глаза тут же открыла.

Не потому что спорить собралась.

Пресветлая! Да ей рядом с ним периодами и дышать страшно было. Но… когда он ее касался, несмотря на довольно выраженные болезненные ощущения, было и кое-что еще. Что-то несоизмеримо большее… И она вся словно светилась: ее кожа на веках, щеки, руки… А он будто бы поглощал, впитывал это золотистое свечение своей кожей… В этом было нечто настолько завораживающее и волшебное, что она зачарованно любовалась, не в силах даже моргнуть. Сама робко коснулась его кожи…

Это золотистое свечение во тьме, мрачный огромный силуэт, общая нечеткость ее глаз… Все превращало происходящее в какое-то нереальное чарованье. Как мираж или дымка, игра теней с ее больными глазами.

— Я свечусь? — растерянно выдохнула Инди, все сильнее напрягая глаза, которые уже слезились. — Или это мне кажется? Привиделось?

Канцлер… Нет, как будто бы кто-то теплый и открытый, безумно счастливый…Ройс(?..) в нем, как ей показалось, словно бы Инди уже чуть-чуть смогла различить те две разные, ощущаемые ею сущности внутри мужчины, улыбнулся. Так тепло, с такой любовью и горячим ликованием, плеснувшим в его груди, луной отразившимся в ней, что Инди сама расплылась в улыбке, ощущая невыразимое блаженство, которого еще не знала… Или напрочь забыла. Его радость растекалось по ее языку невыразимой сладостью и собственным беспричинным счастьем, заставляя тянуться к этому мужчине.

— Так всегда было, когда мы рядом… Ты вспомнишь, Инди, клянусь! — тихий шепот, хоть он и пытался смягчить, убавить острую резкость, резанул по нервам Инди, заставив тонко застонать, разрушая трепетное волшебство этого теплого притяжения.

Она сжала виски пальцами, все-таки зажмурившись. Всхлипнула.

— Почему так больно, когда Вы… Ты говоришь? — она не знала, как ей к нему обращаться. — Когда касаешься…

Эта боль лишала способности сосредоточиться, обдумать. Но было странным соблюдать хоть какой-то этикет в темной комнате. Да и если они действительно женаты… Хотя сама мысль об этом ее пока дезориентировала, откровенно говоря. Как, собственно, и все остальное, происходящее с момента, когда она уронила поднос с грязной посудой.

И все же почему-то ей не казалось, что они вели себя чинно и церемонно. Ничего в отношении самого Ройса к ней не наталкивало на подобные мысли.

Сейчас же он скривился так, словно сглотнул горечь. Будто это она ему боль своими словами причинила. Инди не увидела, ощутила в темноте его гримасу.

— Прости… — звуки упали едва ощутимо. Он одними губами те прошептал. — Я… Поверь, меньше всего хочу этого с тобой. Но… есть то, что изменилось во мне, Инди. Нечто, что я совершил, потеряв надежду увидеть тебя вновь…

Даже когда он вот так шептал, у нее мороз шел по спине от его голоса, и будто бы что-то невыносимо тяжело начинало давить на плечи. Откровенно говоря, Инди понятия не имела, что именно должно было «измениться», чтобы чей-то голос оказывал подобное влияние.

Но в этот момент все стало еще хуже: заметив, наверное, что она все еще сдавливает виски ладонями, Ройс потянулся к ней. Так ей показалось. И, обхватив плечи Инди одной рукой, второй накрыл ее щеку, стараясь понять, что ей причиняет боль…

А ее от этого словно в землю впечатало! На части растягивать, разрывать душу начало: тепло и золотистое свечение, пробивающееся под стиснутые веки, его безумно нежное, почти невесомое касание, словно боготворящее Инди… и нарастающее жжение от этого прикосновения!

С каждым мгновением усиливающаяся боль, словно бы эти самые пальцы ей под кожу пробраться пытаются. Вдавливаются, проникают… Или нечто, струящееся из них, из сущности Ройса. То, иное… Темное и мрачное, пугающее ее до ледяного кома в животе, делающее дыхание рваным и тяжелым. Заставляющее вспомнить, как именно он, простым щелчком пальцев и пристальным взглядом, заставлял кричать заговорщиков, посмевших посягнуть на герцогский дом (на нее и ее семью, выходит?)… Как бежала по их лицам кровь из глаз и ушей…

Инди понимала причины казни, хоть метод и вызвал страх. Но на то и рассчитывали Канцлер с Герцогом, наверное. Им надо было внушить трепет и повиновение, неминуемость наступления кары.

Но, Пресветлая! От этого ей не становилось понятней собственная реакция сейчас!

А Ройс тем временем, похоже, не заметив, что с ней творится, мягко растирая, прошелся ладонью по ее вискам, все крепче прижимая Инди к себе. Она ощущала его горячее дыхание на своих губах, хоть и не видела четко, чувствовала, как все ближе оказываются их лица. Ее охватила неконтролируемая дрожь, какая-то жизненная потребность прижаться еще больше к нему, довлеющая и над болью. Как ответ на ту жажду, что вспыхнула внутри Ройса, а Инди уловила, прочувствовала.

И, будто ощутив это, мужчина чуть приподнял Инди, вновь устроив на себе. Тесно, жарко, сильно обнял. Невыразимо собственнически. Жадно даже. Его отрывистые, короткие вдохи оглушали, дразня горячим дыханием, шевеля ее волосы за ушами.

Инди явственно слышала, как быстрее и чаще начинает биться его сердце, гулко отдаваясь и в ее груди.

Но и боль никуда не уходила, скорее исподволь нарастала…

— Инди!.. — голос мужчины утратил ту осторожность, которую он так старался ранее придать.

Стал низким, хриплым, полным потребности в ней, интенсивным до дрожи в ее ногах.

Сам его вибрирующий звук заставил ее застонать от этой непонятной какофонии боли и обжигающей нужды в нем, в его прикосновениях, в еще более тесном контакте…

— Ройс… — она хотела его остановить.

Спросить об этом жаре, о том, почему у нее такое чувство, словно бы все ее внутренности медленно и методично накручивают на чей-то кулак.

Но он иначе истолковал этот тихий болезненный стон, похоже.

Пронзительное мгновение зависшей тишины, когда его пальцы еще плотнее и алчно сжали ее спину, обхватили шею, погрузились в волосы.

Общий вздох…

— Моя! — тьма будто рухнула на нее, впечатав в простыни. — Демоны! Как же я нуждался в тебе все это время! — не разжимая рук, он перекатился в кровати, в которой они находились.

Накрыл ее собой, навалился, окончательно отрезав от всего иного мира, кроме этой тьмы и себя самого.

Между ними как пламенем полыхнуло. Только темным, поглощающим тот свет и сияние, которое она и через веки улавливала; испепеляющим, а не согревающим; прожигающим до самых костей, до болезненного ойка, слетевшего с ее губ!