Кольца вероятности

– Не кажется ли тебе, что шансы немного не равны? – спросил я, указывая стволом пистолета на стоящую в стороне женскую версию прославленного Рембо.

– Хм... Возможно. – Долышев вдруг хитро усмехнулся. – Верно. Ты прав. Шансы не равны. Но мы дадим тебе фору. Скажем... десять секунд. Беги, Зуев. Беги, пока еще есть время. Считаю до десяти.

Бедняга совсем спятил. Он и на самом деле начал считать. Будто бы думал, что я стану играть по его правилам.

– Один... Два... Беги, Антон... Три...

– Четыре, пять, – сказал я, медленно расстегивая куртку, которую пришлось надеть по поводу весьма пакостной погоды на улице. – Сейчас пойдем мы погулять... Дурак ты все-таки, Долышев. Неужели ты думаешь, что все так просто. Лучше посмотри сюда. И не вздумай затеять пальбу – мгновенно вы меня все равно не убьете, а мне и секунды хватит.

Он смотрел. Смотрел долго и задумчиво, разом подрастеряв свою дурашливость. Смотрел так, словно не мог поверить своим собственным глазенкам.

Леночка беспокойно переминалась с ноги на ногу за его спиной.

А я просто стоял и ждал, все еще надеясь как-то вывернуться живым из этой ситуации и при этом понимая, что надежда эта пагубна и ставит под удар всю мою затею. Не стоило тянуть резину. Раз... и все.

Почти три кило. Досыта хватит.

Если бы только Роман представлял себе, как непросто было добыть в славном городе Иркутске три килограмма взрывчатки, да еще и за один день. Даже кольца вероятности не смогли так сразу расколоть эту задачку.

Но я справился. Так или иначе. Ведь только это имеет значение.

Человек-бомба Антон Зуев. Вот это да!

Я стоял, зная, что просто тяну время, и ожидая реакции Долышева, который не мог не понимать, что в случае взрыва от него не останется и мокрого места.

Мумия в кресле смотрела на меня из-под прищуренных век. В узких щелочках ее глаз я видел отражение собственного безумия и холодный блеск нечеловеческих мыслей. Долышев думал. И глядя ему в лицо, я слабо улыбнулся.

– Знаешь, до этого момента я думал, что хорошо понял тебя, – негромко проговорил Долышев. – В психологическом профиле Антона Зуева не было предрасположенности к самоубийству. Было некое глупое геройство, острое чувство справедливости, дурость, наконец. Но чтобы такой человек, как ты, притащил сюда заряженную бомбу... Тебе даже такая мысль никак не могла явиться.

Я усмехнулся:

– Зато Рогожкину могла – он для этого достаточно безумен. А бомбочку принес Альберт. Уж он-то явно имел предрасположенность к самоубийству.

Долышев снова глубоко задумался. Я почти слышал, как с сумасшедшим визгом бешено вращаются прекрасно смазанные шестерни его разума. Умная голова, надо отдать ей должное. Гениальная. Но вот лопухнулась, и теперь некто Зуев, которого она посчитала уже сброшенным с игровой доски, объявил гроссмейстеру нежданный мат. Вернее, пат, потому что при этом и сам Зуев увяз глубже чем по уши.

Или все это тоже входило в его план? Я внезапно похолодел, а моя рука будто сама по себе поползла к укрепленному на поясе взрывателю. Ну же, Зуев, не тяни... Но я почему-то медлил.

Я чувствовал, как дергалась в тике моя левая щека, подгибались ноги, кровь гулко бухала в ушах – давала о себе знать передозировка АКК-3.

Кольца вероятности молчали, не подавая даже признаков жизни.

Видимо, Роман пришел к какому-то решению, потому что, подняв голову, уперся в меня тяжелым давящим взором. Я мгновенно напрягся, обхватив руками металлическую коробочку самодельного взрывателя. Дилетантская работа, но, надеюсь, сработает.

Господи, что такой человек, как я, понимает в минно-подрывном деле?

Долышев мрачно смотрел на меня.

Давай... Жми... Ну же... Но я не мог. Очевидно, Роман все же был прав: нет у Зуева тяги к самоубийству... Значит, я проиграл? Ну уж нет!

И уже чувствуя, как затопляет голову серый туман страха, я будто бы услышал внутри себя едва различимый вздох Альберта. А потом мои пальцы будто обрели собственную жизнь. Я ласково коснулся кнопки и тут же услышал слабый вздох Долышева, больше похожий на сухой шелест бумажных листов.

– Ты не блефуешь, – сказал он. – Это все правда, и ты готов взорвать себя, чтобы только избавить человечество от меня... Одного не пойму: как я мог прозевать такую очевидную возможность... – И снова вздох. – Наверное, старею...

Краем глаза я заметил, как медленно-медленно смещается в сторону Леночка, стараясь выскользнуть из моего поля зрения.

Ага! Вот ты, значит, как.

– Давай поговорим начистоту, Зуев. Скажи, чего ты хочешь? Жить? Иди и живи. Я не стану тебя удерживать и пообещаю никогда больше не тревожить. Иди, правь миром так, как тебе взбредет в голову – кольца на твоей руке могут многое. Очень многое... Ты хочешь забрать все собранные мной кольца? Забирай. Хочешь возродить былое Братство? Флаг тебе в руки. Чего тебе надо, Зуев?

Вот как. Попытки купить старика Зуева, которому и жить-то осталось дня три-четыре? Для чего мне все это? Но поговорить можно. Тем более что тяги к самоубийству у меня и на самом деле нет...

– Все, что мне нужно, Роман, это ответы. Я хочу немного прояснить для себя один неясный момент... Но пусть сначала твоя миленькая убийца положит оружие и не пытается больше зарулить мне за спину.

Автомат, звонко лязгнув, упал на пол. Потом туда же брякнулись пистолет, нож, что-то еще не менее смертоносное. Напоследок Леночка выхватила меч из ножен и, шутливо отсалютовав мне, отбросила сверкающий клинок в сторону.

Роман невесело улыбнулся:

– Вот вроде и все... Или мне еще и раздеть ее, чтобы ты лично убедился?

– Верю на слово. Но пусть все же стоит так, чтобы я ее мог видеть.

– Хорошо. Но перейдем к делу: что ты хотел спросить?

Да ничего я не хотел! Плевать мне на все проблемы и заботы канувшего во тьму истории Братства. Я просто кнопочку нажимать не хочу. Вдруг больно будет...

– Собственно, вопрос у меня только один. Зачем? Ответь мне, Роман. Зачем ты задался целью собрать все семнадцать колечек?

Долышев молчал долго. Настолько долго, что я уже перестал ждать ответа. Но он все же решился. И это понятно, потому что три кило взрывчатки обычно обладают способностью наводить людей на всякие там неприятные мысли о своей кончине.

– Откуда взялись кольца вероятности, или, как их раньше называли, Кольца Бога? – вдруг спросил Долышев. И сам же ответил: – Не знаю. И никто не знает. Древние что-то писали по этому поводу, но сейчас не осталось ни одного достоверного источника информации. Последний из трактатов, написанный во времена Аристотеля, сгорел на костре инквизиции в шестнадцатом веке. Но как бы то ни было, еще со времен фараонов сохранилась главная заповедь Братства – не допускать, чтобы в одни руки попадало больше одного кольца. Никогда. Ни при каких условиях. А почему? Ответ очень прост на самом деле. Они чего-то опасались. Но чего? Я нашел и этот ответ.